Аарон всю жизнь страдал от излишней опеки. С детства частично парализованный, он пребывал в заботливых тисках матери, сестры и трости, от которой при всяком удобном случае старался избавиться. Встреча с Дороти, слегка циничной, самостоятельной и холодноватой докторшей, становится для Аарона сродни глотку свободы. И вот они уже женаты, и счастливы, и самодостаточны. Но однажды на их уютно-безалаберный дом падает старое дерево, и счастья как не бывало. Аарон чувствует себя так, словно его предыдущую жизнь взяли и стерли. Все предстоит начинать заново, в одиночку. Он продолжает жить, ходить на работу, даже шутить, но будто по инерции. Но как-то раз он видит на улице Дороти. И вскоре она уже прогуливается с ним, и он ведет с ней беседы и удивляется тому, что ее никто не видит. Призрак Дороти помогает ему жить дальше. Аарон наблюдает, как другие вокруг затевают романы, обедают в ресторанах, копаются в грядках и от души наслаждаются всякой житейской чепухой. У него так не получается. Только в присутствии Дороти он обретает себя. Возможно, все дело в том, что он не умеет прощаться? И стоит обучиться этому искусству? Тонкий, полный теплого юмора и неожиданного оптимизма роман о потере и возрождении к жизни. Энн Тайлер - современная Джейн Остен, она создает уникальные маленькие вселенные, состоящие из узкого круга людей USA Today Тайлер бьет в самое сердце, никому не удавалось так точно и без надрыва показать, каково это - прощаться с теми, кого потерял. The Boston Globe Классическая Энн Тайлер. Чудо этой писательницы в ее удивительной приверженности одной теме, в которой ей нет равных. Природа семьи, природа брака - никто не пишет об этом правдивее и точнее, чем Тайлер. Los Angeles Times Поначалу медленный, камерный роман в финале взрывается романтической эмоциональной кульминацией, словно обычная жизнь вдруг превратилась в красочную оперу. Entertainment Weekly Пока другие романисты увлечены трагедиями, насилием, готической тьмой и постмодернистскими экспериментами, Энн Тайлер пишет классические реалистические романы, о семье, буднях неприметных людях, но в этой ее обыденности и обыкновенности разверзаются такие бездны, какие не снились никакому постмодернизму. The Guardian