Гельмут Бон (1914-98) прожил долгую жизнь, и лишь малая часть ее пришлась на войну. Однако, как и у многих его сверстников, эти годы оказались решающими. Уроженец г. Эссен (Западная Германия), он после окончания вуза стал журналистом, писал и печатался, даже выпустил накануне Второй мировой книгу. По его собственному признанию, был нацистом по убеждениям и формально (членом НСДАП).
Не знаю, добровольцем или по призыву (скорее последнее, ему, близорукому, было хорошо и на гражданке), оказался он в вермахте. Когда это случилось, где Бон воевал — всё это он оставил за границами своей книги. Но в начале 44 г., во время боев на юге Псковской области, его подразделение было отсечено от своих, разгромлено советскими солдатами, а остатки взяты в плен.
Дальше началась совершенно новая жизнь, растянувшаяся почти на четыре года. О ней Бон рассказал в своей ставшей популярной книге, вышедшей впервые в 1949 г. и выдержавшей несколько изданий (Bohn Н. Vor den Toren des Lebens: in russischer Kriegsgefangenschaft 1944/47. — Ueberlingen am Bodensee: O. Dikreiter Verlag, 1949). В нашей стране она вышла спустя 60 с лишним лет в переводе А.Г. Николаева.
О чем этот труд? О приспособленчестве. Бон практически сразу после пленения начинает сотрудничать с пропагандистской службой 10-й армии, видя в этом единственный надежный способ не попасть в лагерь для военнопленных и остаться живым. Лагеря он, правда, не избежал, но вся его жизнь в плену напоминала качели: член антифашистского актива — обычный военнопленный — тяжелые работы — дистрофия — медленное выкарабкивание наверх. Стать курсантом антифашистской школы ему не удалось, видно, чего-то ему не хватало (или, наоборот, что-то лишнее в нем присутствовало), хотя он весьма старался. Однако физическое истощение превратило его в негодного работника, а как пропагандист, он, видно, мог пригодиться в новой Германии, поэтому под самый Новый 1948 г. его отправили домой.
В Германии Бон написал еще много книг, в основном по взаимоотношениям с СССР (здесь он мог считаться специалистом), но проверку временем они, в общем, не прошли. А вот давние его мемуары и сейчас любопытны. Кстати, на мой взгляд, находится много общего между пережитым Боном в советских лагерях для немцев и теми же лагерями, но для своих.
Написанные слишком, на мой взгляд, литературно, они избыточно беллетристичны, но все же производят впечатление достоверных. Хороший перевод Николаева несколько испорчен редактурой. В этой серии издательства Центрполиграф часто обходятся без иллюстраций и примечаний. Рассматриваемое издание относится к их числу, но к этому уже привыкаешь. Никак не удается привыкнуть к грубому редактированию. Редактор Е.Л. Шведова уже не первый раз берет на себя тяжкий и непрошенный груз поучения и наставления давно покойных авторов. Свои комментарии, не вынесенные, как принято, в постраничные примечания, она вставляет прямо в текст, даже не удосужившись выделить их курсивом. Отчасти просвещая читателя по части разных фактов, упомянутых и неупомянутых в тексте, она преимущественно вступает с Боном в спор, поправляет его и читает нравоучения. Вот пример ее неуместных разглагольствований: «Мой русский фетровый картуз времен, когда Троцкий был еще, наверное, военным министром (нарком по военным и морским делам РСФСР в 1918-23 гг. С образованием в объеме реального училища. — Ред.)» (стр. 176), или «Когда девушка повернулась ко мне лицом и открыла глаза, то лишь спросила: — Который час? — Где еще в мире встретишь столько уравновешенности и хладнокровия! (Только в России. — Ред.)» (стр. 304).
Этой уравновешенности и хладнокровия хочется пожелать редактору Шведовой, испортившей столько книжек своими придирками и пустословием. А читателю, интересующемуся историей Второй мировой, данное издание, при всех его недостатках, даст возможность получить сведения о том, чем стали советские лагеря для немцев.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть