О том, как плохо жилось в лагере при Сталине, мы знаем – и немало – из воспоминаний лагерников, т.е. тех, кто сидел там. А сидело, как известно, у нас полстраны.
Лагерники (преимущественно политические), описывая свое пребывание в лагерях, писали в основном о себе и таких же заключенных, но из-под их пера выходили и образы их тюремщиков – следователей, конвоиров, охранников, нередко указывая, что последние были такими же зеками, хоть и более свободными.
В современное время об этом же прекрасно поведал С. Довлатов, сам бывший краснопогонник.
Сотрудники ГУЛАГа о своих днях и трудах практически не распространялись – в силу разных, вполне понятных причин, и мы привыкли видеть в них один сплошной «вологодский конвой», который «шутить не любит» и «стреляет без предупреждения».
Черно-белая картина, как известно, не точна. Вот и ГУЛАГ был населен разными обитателями, среди которых попадались и вполне человечными экземпляры.
Автор этого уникального (наверное, это слово писали и будут писать все, кто дает характеристику данному изданию) труда стоял по другую сторону колючей проволоки.
В 1935 г. он был призван на службу в РККА и отправлен на строительство БАМа (великой, но не воспетой, как Беломоробалтийский канал, сталинской стойки - Бамлага) командиром взвода охраны (низший командный чин, сразу после стрелка), один кубик в петлице.
Провел там чуть больше года, все это время вел дневник.
Известно нам об Иване Петровиче Чистякове мало. Родился, скорее всего, не позже 1903 г., в непролетарской семье, участвовал в Гражданской войне (наверное, в самом ее конце). Имел высшее техническое образование. Жил в Москве. Во время чисток конца 1920-х – начала 1930-х гг. был исключен из партии (за происхождение, наверное). Занимался спортом (бег, лыжи), увлекался охотой, любил рисовать. Это не настоящий чеховский интеллигент (ни по грамотности – писал с ошибками, ни по запросам), но и не подлинный советский человек.
Он был одним из тех многих и многих советских обывателей (в хорошем смысле этого слова), который больше всего хотел бы просто жить, приспосабливаясь к своему времени, жить, чтобы его не трогало государство.
Не удивительно, что на БАМе нему не понравилось. Он все время жалуется на ужасную погоду, зеков, рядовых охранников, начальников, условия жизни.
А жизнь воистину была ужасной. Заключенные Бамлага строили железную дорогу в невероятно трудных географических и климатических условиях, при сильнейших морозах и под проливными ливными. Они прокладывали рельсы через неосвоенные территории Дальнего Востока – горы, реки, болота, преодолевая скалы, вечную мерзлоту, высокую влажность грунта. В таких условиях строительные работы можно было вести не более 100 дней в году, но заключенные работали круглый год и в любую погоду по 16-18 часов в сутки.
Рядом с ними все время находились и охранники. Чистяков постоянно пишет о том, что для зеков начальство (да и они сами) создавали условия – питание, бараки. Начальство организовывало соревнование на лучшую бригаду, успешный труд и хорошее поведение премировалось зачетами, которые переводились в досрочное освобождение. Чекисты – истинные хозяева ГУЛАГа – устраивали свою жизнь с должным комфортом. Охранники же находились посередине и зачастую не имели ни горячего питания, ни дров, ни крыши над головой. Их презирали чекисты и ненавидели заключенные.
Обо всем это монотонно, изо дня в день, пишет в своем небольшом дневнике Иван Чистяков.
Практически с самого первого дня он со всех сторон разбирает вопрос, как бы уехать домой, понимая, что этого, возможно, не удастся достичь по истечения его обязательного года службы. Он мечется между мыслью о том, что он может попасть под суд и сам стать зеком, и мыслью, что лучше и проще будет застрелиться.
Он имеет свои отдушины – пишет картины, охотится, играет в бильярд, но общаться ему не с кем. Рутина – конвоирование заключенных, охрана лагеря по периметру, сопровождение эшелонов и ловля беглецов – сводила его с ума. Бежали зэки, кстати, постоянно – об этом практически на каждой странице. Ловили их не всегда. Правда, бегут уголовники, ибо именно их и охраняет Чистяков (он несколько раз упоминает сидящих по 58-й ст.).
От этого кошмара он хочет – почище чеховских сестер – уехать в самый прекрасный город на Земле, в Москву. Удалось ли ему это, мы не знаем. Чистяков действительно был репрессирован (что, как – не данных), погиб под Москвой (в ополчении?).
Дневник его сохранился случайно, попал в «Мемориал», который и издал его как памятник эпохи.
Издание – скажу честно, не для широкой публики – вышло весьма добротное. Предисловие, иллюстрации (очень интересные), но нет списка сокращений, нет постраничных примечаний, нет расшифровки статей, АО которым сидели зеки (они часто упоминаются в книге).
Рекомендую, но преимущественно тем, кто уже имеет хорошее представление о той эпохе и интересуется ей.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Перед нами небольшая по объёму (чуть менее 300 страниц) "corpusовская" книжка, составленная из дневниковых записей "охранника БАМа" (речь о БАМлаге) Ивана Чистякова. Эти тетрадки - уникальный документ эпохи середины 1930-х годов, равных которому нет. Тетрадки эти нашли и расшифровали специалисты из "Мемориала"... Знакомясь с записями Чистякова, понимаешь, что большой разницы между теми, кто сидел в сталинских трудлагерях, и теми, кто их там охранял, не было (конечно, в плане не бытовой, а, скажем так, метафизической свободы)...
Прилагаю фото обложки книги и практически полностью даю здесь замечательное предисловие к ней Ирины Щербаковой... Скрыть

Литература об "Архипелаге ГУЛАГ" обширна. Сборники документов, воспоминания, исторические исследования. Но собственно мемуарный пласт представлен преимущественно воспоминаниями лагерников. Т.е. тех, кто находился по одну сторону проволоки. Воспоминания тех, кто были по другую сторону проволоки - практически неизвестны. Поэтому дневник Ивана Чистякова, который был одним из охранников на одном из участке БАМа в 1930-е гг., представляет особенный интерес. Посмотреть на ГУЛАГ глазами человека, который вроде как и свободен, и призван стеречь осужденных. Очень примечательное повествование. Дневник человека, который явно к такой роли был не готов, откровенно ей тяготится и в душе осознает всю неправильность происходящего. Скрыть