Преобразования советских лет были действительно всеобъемлющими. Не буду говорить об экономике, политике, социальных отношениях, культуре, возьму лишь про один частный момент: архитектура, точнее, жилищное строительство. Если деревня, отказываясь от индивидуального хозяйства в конце 1920-х гг., сохраняла на протяжении всех лет советской власти традиционные частные дома, то в городах ситуация складывалась иначе.
Индивидуальные квартиры в городах обычно были частью обихода зажиточных семей (последовательно уничтожавшихся большевиками). Пролетариат, он же гегемон, в основной массе жил плохо — бараки, казармы, где в одной комнате ютилось несколько семей. Рабочие снимали не комнаты, а даже углы, где койки занимались посменно (спали в них по очереди).
В 1920-30-е гг. в верхах идет борьба: с одной стороны, пользуется поддержкой и популярностью идея улучшения жизни трудящихся масс, в том числе и посредством улучшения жилищных условий. С другой стороны — выбранная в конце 1920-х гг. политика ускоренной индустриализации делала ставку на приоритетное развитие военной и тяжелой промышленности, в рамках которой денег на строительство иного жилья для рабочих, кроме бараков и землянок без каких-либо удобств, не оставалось — и не выделялось.
Разумеется, партии рабочих признать, что условия жизни рабочих вторичны по сравнению со строительством доменных печей, шахт и машиностроительных заводов, было идеологически неудобно. Поэтому индивидуальные квартиры обозвали признаком мещанства и буржуазной культуры, на смену которым должны были прийти новые дома-комбинаты на сотни человек.
Их суть такова: строится огромный дом, где каждая семья получает даже не квартиру, а ячейку с небольшим спальным пространством. Все остальное выносится в общий сектор: кухни, душевые и туалеты, места для досуга, клубы, школы, прачечные. Дети с ясельного возраста уходят на попечение государства (идеально — в круглогодичные интернаты, где из них делают полноценных строителей социализма). Царит строгая дисциплина, никаких излишеств. Женщина в этом доме полностью освобождается от тягот быта (стирать, готовить, убирать, воспитывать не надо), и становится нормальным работником на производстве (что в условиях нехватки рабочих рук было очень нужно). Все питаются в огромных общих столовых (что при карточной системе было выгодно), часто при заводах. Строятся дворцы культуры, парки культуры и отдыха, где времяпрепровождение организовано централизованно и планово.
Жилые дома с большими комфортабельными квартирами (большие кухни, помещения для прислуги, балконы и лоджии, мусоропроводы, централизованное водоснабжение, газ и электричество) строятся — но только для элиты (лучший пример — Дом на набережной в Москве). Стихи Маяковского «Я знаю, город будет, Я знаю, саду цвесть» и «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру» были частью тогдашней пропаганды.
Как результат, на рубеже 1920-30-х гг. в архитектуре шло соперничество между двумя направлениями: теми, кто хотел обобществить быт и строить эти дома-коммуны, и теми, кто выступал за малоэтажное строительство жилкомплексов для рабочих и трудовой интеллигенции, небольшого, но с индивидуальными удобствами. Это было очень интересное, поучительное и драматическое противостояние, которое может рассказать нам не только о тех или иных архитектурных стилях, но о политике страны в тот период.
В результате победили третьи, кто фактически поставил крест на массовом жилищном строительстве, возводя дома для верхушки и бараки для остальных. Для красоты —монументальные сооружения вроде Дворца Советов. Вернулись к строительству жилья для народа лишь при Хрущеве.
Рассматриваемая книга посвящена одному из тех представителей советской партхозэлиты, кто принял участие в этой борьбе — и проиграл. Николай Александрович Милютин (1889-1942) был родом из знатной дворянской семьи, но маскировался под интеллигента. Учился на архитектурном факультете политехникума в С.Петербурге, но ушел в революцию (член партии большевиков с 1908 г.). Работал по профсоюзной линии, потом был призван в армию. С начала 17 г. в политике, борется с Корниловым, участвовал в штурме Зимнего. После 17 г. занят был в социально-экономической сфере и образовании (нарком финансов РСФСР, замнаркома образования РСФСР), но всегда был близок к вопросам архитектуры. В книге об этом рассказывается довольно скупо.
Данное издание состоит из двух частей: первая, объемом почти в 400 стр., написана Дмитрием Хмельницким (1953-), архитектором и историком архитектуры, журналистом, с 1987 г. проживающим в Берлине, человеком спорной репутации. Она подробнейшим образом разбирает участие и вклад Милютина в советскую (и мировую) архитектуру в 1920-30-е гг. Это серьезная академическая работа, насыщенная большим количеством оригинальных цитат (целыми страницами), читать которую сложновато.
Вторая часть представляет из себя написанные в 2006 г. живущей в США дочкой Н.А. Милютина воспоминания об отце. Это вполне популярная работа, основанная на личных материалах, с большим количеством иллюстраций разного качества (около 50 стр. из 110 стр. общего текста). Она фактологически (и зрительно) хорошо дополняет первую часть, показывая Милютина как человека.
Наверное, самым большим вкладом в теорию архитектуры Н.А. Милютина стала его работа 1930 г. «Соцгород», очень быстро запрещенная в СССР, где он предложил по сегодняшний день работающую схему районирования и планирования городских поселений с учетом размещения промышленных и жилых кварталов, дорог и иных объектов инфраструктуры, высоко оцененную на западе и переведенную на несколько языков.
Рекомендую это обстоятельное, но все же не для широкого читателя издание для лучшего понимания истории советской архитектуры, да и всего тогдашнего общества.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть