Автор подобрал для "нашего человека в Лондоне" не вполне точный ярлык: вряд ли он себя считал "человеком Сталина", скорее уж "человеком Коминтерна". Именно поэтому он не смог вжиться в советскую жизнь, которая сильно отличалась от того, чему он хотел служить.