В этой книге все поражает — персонажи, эклектичный стиль, абсурдный и трагикомический сюжет. Но за это я и люблю скандинавов, за их особый угол зрения, умение взглянуть на жизнь то с хюгге-оптимизмом, то с жутковатым нуарным прищуром, а иногда и то и другое вместе.
"Любовники-полиглоты" — роман, внутри которого скрывается одноимённая рукопись, которая и становится катализатором сюжета.
Некая Эллинор сжигает ее. И хотя сами рукописи не горят — людям от этого, увы, не легче...
Не...
Дальше
В этой книге все поражает — персонажи, эклектичный стиль, абсурдный и трагикомический сюжет. Но за это я и люблю скандинавов, за их особый угол зрения, умение взглянуть на жизнь то с хюгге-оптимизмом, то с жутковатым нуарным прищуром, а иногда и то и другое вместе.
"Любовники-полиглоты" — роман, внутри которого скрывается одноимённая рукопись, которая и становится катализатором сюжета.
Некая Эллинор сжигает ее. И хотя сами рукописи не горят — людям от этого, увы, не легче...
Не хочу спойлерить сюжет, а даже если бы и захотела, то вряд ли смогла — слишком сложно уложить эту прихотливую выдумку в один лапидарный синопсис.
Эллинор, Макс, Лукреция — три голоса, которые рассказывают каждый свою, частную историю. Но, как и всегда случается в настоящей литературе, личное перерастает в общечеловеческое, становясь не просто фактом биографии, а превращаясь в нечто большее. Во что именно? Сложно сказать.
Текст действительно поначалу поражает своей резкой провокативной интонацией. Если это манифест феминизма, то к чему было делать из него роман? Не проще — написать на плакатах и развесить по городам и весям, скандировать на митингах вместо рифмованных слоганов. Нет, эта книга устроена сложнее. "Любовники-полиглоты" — слишком сильно испытывают читателя, переходя с хлесткого языка феминистской бравады на интимный полушепот. С деревщины Эллинор, на интеллектуала Макса, а потом и на Лукрецию, итальянскую аристократку. Что объединяет этих людей? Все и ничего.
Один фундаментальный и абсурдный вопрос: сколько языков нужно знать, чтобы понимать других? Ответ на него ищите сами.
P. S. Во времена монополии англоязычной литературы прочитать нам, простым смертным, — не полиглотам —
что-то из скандинавской, французской, итальянской литературы почти невозможно. Кажется, что голосов европейских писателей почти не слышно, но это не значит, что они молчат.
Если мы не знаем других языков, кроме собственного, это не значит, что их не существует. Если мы не стремимся понимать других людей, то это значит, что никто и не должен понимать нас.
"Любовники-полиглоты" — роман, внутри которого скрывается одноимённая рукопись, которая и становится катализатором сюжета.
Некая Эллинор сжигает ее. И хотя сами рукописи не горят — людям от этого, увы, не легче...
Не... Дальше
"Любовники-полиглоты" — роман, внутри которого скрывается одноимённая рукопись, которая и становится катализатором сюжета.
Некая Эллинор сжигает ее. И хотя сами рукописи не горят — людям от этого, увы, не легче...
Не хочу спойлерить сюжет, а даже если бы и захотела, то вряд ли смогла — слишком сложно уложить эту прихотливую выдумку в один лапидарный синопсис.
Эллинор, Макс, Лукреция — три голоса, которые рассказывают каждый свою, частную историю. Но, как и всегда случается в настоящей литературе, личное перерастает в общечеловеческое, становясь не просто фактом биографии, а превращаясь в нечто большее. Во что именно? Сложно сказать.
Текст действительно поначалу поражает своей резкой провокативной интонацией. Если это манифест феминизма, то к чему было делать из него роман? Не проще — написать на плакатах и развесить по городам и весям, скандировать на митингах вместо рифмованных слоганов. Нет, эта книга устроена сложнее. "Любовники-полиглоты" — слишком сильно испытывают читателя, переходя с хлесткого языка феминистской бравады на интимный полушепот. С деревщины Эллинор, на интеллектуала Макса, а потом и на Лукрецию, итальянскую аристократку. Что объединяет этих людей? Все и ничего.
Один фундаментальный и абсурдный вопрос: сколько языков нужно знать, чтобы понимать других? Ответ на него ищите сами.
P. S. Во времена монополии англоязычной литературы прочитать нам, простым смертным, — не полиглотам —
что-то из скандинавской, французской, итальянской литературы почти невозможно. Кажется, что голосов европейских писателей почти не слышно, но это не значит, что они молчат.
Если мы не знаем других языков, кроме собственного, это не значит, что их не существует. Если мы не стремимся понимать других людей, то это значит, что никто и не должен понимать нас.
Роман Лины Вульфф и об этом тоже. Скрыть