Кублановский сегодня – один из самых серьезных наших поэтов. Он, может быть, многоречив и витиеват, но мы прощаем это ему за подлинность и серьезность, которые вытекают из его отношения к поэзии. В ней он видит не игру, не попытку самоуглубления, не средство для достижения популярности или пропаганды идей, а доверительный разговор с читателем. И в нем есть то, что отсутствует у многих поэтов помоложе, – ориентир даже не столько нравственного, сколько исторического чувства.

«Перекличка» – книга грустная. Поэт немолод и пишет соответственно тяжело – не по стилю, но по духу. В ней многое перекликается с поздним Лосевым. (В своей последней книге «Меандр», в разделе о Бродском, Лосев посвятил Кублановскому целую главу – видимо, не случайно давая понять его настоящую цену, раз поставил поэта в один ряд с Иосифом. И там же он особо выделил его стихотворения исторической тематики, считая их лучшими в русской поэзии после Алексея Толстого. Как бы соревнуясь с Кублановским (!), Лосев даже написал стихотворение «XVIII век» – отталкиваясь от «Потемкин, Зубов и Орлов» первого.)

У обоих поэтов старческая немощь предстает как освобождение, как начало новой жизни. Дожив до определенного возраста, они открывают для себя грустно-элегическое мировосприятие, сильное своим жизненным опытом.

Сборник небольшой, но Кублановский упомянул своих главных соотечественников, с кем был лично знаком, Солженицына – «-на него мне сетовал тот, чье слово – колос, а у других полова», и второго нобелевского лауреата – «Бродский тут бубнил: «Не моя епархия, извините, деятельность Исаича». Соблазнительно было бы развить теорию, что Лосев ориентировался на Бродского, а Кублановский – на Солженицына, но это бы нас увело слишком далеко.

Точка отсчета для поэта – XIX век. Это время расцвета «нормальной жизни», говоря словами Ясперса, «осевое время» для России, лучше которого уже не будет. Оттого мы встречаем в сборнике Плюшкина, Фирса, Константина Леонтьева, «Истории» Соловьева, художника Поленова, вышеупомянутого Батюшкова. Скрыть

Уже не первым изданием в издательстве «Захаров» выходит эта книга. Это книга Игоря Ефимова «Нобелевский тунеядец». Посвящена она Иосифу Бродскому. Он — главный герой. В основе — документы, письма Ефимова разным лицам. Бродскому в том числе. Плюс авторские комментарии, раскрывающие обстоятельства, так сказать, концептуального характера. Нередко эти заметки Ефимова носят открыто полемический характер. Собственно, поэтому, наверное, и имеет смысл еще раз обратить внимание на книгу Игоря Ефимова. Дело даже не в том, что спор о Бродском не умолкает, борьба за Бродского, за право говорить о Бродском продолжается. Удивительна, пожалуй, сама атмосфера этой длящейся ревности к Бродскому. Его как будто хотят приручить и не желают мириться с тем, что Бродский такому приручению не поддается. Как будто сама гениальность и жесткий характер последнего поэта прошлого столетия нанесли времени и современникам болезненный укол. Скрыть

Множество персонажей, среди которых нет главного. Нет положительного. Герои, которым начинаешь сопереживать, вдруг поражают какими-то чудовищными страстями и слабостями. Совершенно неожиданно, ногами вперёд выводятся из игры «перспективные герои», наверно именно так в жизни и бывает. Про сюжет расскажу тезисно: строительство урано-обогатительного комбината и строительство города при нём, в Советской Эстонии. Пятьдесят третий год. «Лесные братья» и заключённые, руководители комбината и простые работники. Диверсанты, вредители, следователи и сознательные граждане. Секс и насилие, которые перемалывают и замешивают их всех в какое-то странное тесто. Коммунистический культ и древние оккультные практики, гипноз и манипулирование. И ещё много советской мрачной действительности. Написана книга былинным языком, патетическим, переходящим в поэтический, типа «мы принесли великие жертвы» но с вкраплениями мата, поскольку, всё-таки, зона и стройка. Автор показывает противоборствующие стороны, их идеологию и ценности, становясь на сторону того, кого в данный момент описывает. Ценности выглядят абсолютными, порывы и жертвы оправданными, а гнев - праведным. Всё это очень органично. Все грешны и несчастны, преступления и злоба каждого имеют свои причины и свою историю. «Уран» это и реконструкция советской действительности, особый раздел которой это история ГУЛАГа. «Блатные» и «политические», «красные» и «чёрные» авторитеты, амнистия, «сучьи войны» и бунты, тюремные традиции и жаргон - показаны очень реалистично, они погружают меня как читателя в «холодное лето пятьдесят третьего». Мне было интересно. Книга захватила моё внимание, увлкела. Она могла бы быть больше. Могли бы быть более объёмные, глубокие характеры, впрочем, книга рассказывает не о характерах, а о стране, для которой люди - фигуры на шахматной доске. Скрыть