Сравнивать разные издания одной книги – ни с чем несравнимое удовольствие.

Я вот очень люблю "препарировать" переводы Набокова или Кэрролла на предмет удач и поражений переводчика, благо их не два и не три. Обожаю сравнивать хорошие академические издания по части библиографического раздела и примечаний. Особый трепет вызывают криво вклеенные листочки со списком опечаток.
Но истинное наслаждение мне доставляют детские иллюстрированные издания, за чью публикацию уже не нужно платить ни авторам, ни наследникам, а потому их великое множество.
У меня на руках три Острова сокровищ.
Один - с иллюстрациями Брока, Детлит, Золотая рамка
Второй - с иллюстрациями Гордеева, Пан Пресс, недорогой детский вариант.
Третий - с иллюстрациями Ингпена, Махаон.

Сравнивать черно-белую "рамку" на газетной бумаге с глянцевыми, красочными вариантами два и три некорректно, хоть мне и очень нравятся рисунки Брока. Они, если так можно выразиться, хрестоматийные, поэтому критике не поддаются.
А вот Ингпена с Гордеевым я без тени сомнения готова свести на ринге в честном бою.

Некоторые упрекают Дениса Гордеева в тяготении к кукольности и слащавости. В ряде рисунков и то, и другое определенно есть. Вот Хоббит например. Румяный такой товарищ получился, так и светится кармин на фарфоровых щечках. Но Джима Хоккинса и его бравых друзей в этом не упрекнешь: здесь румянец полагается по штату - одним от переизбытка рома, другим от воздействия соленых морских ветров.
Еще Гордеев очень любит рамки. Издание Пан Пресса потому такое увесистое, что каждая страница – это только половина текста. Другая половина - графика. Сюжет рамок варьируется, поэтому читать (рассматривать) Остров интересно постранично. Иллюстраций в пан-прессовском издании много и все они буквально взрываются глянцевым блеском. Есть в этом что-то чрезмерное, бьющее через край обилием красок.
В работах Гордеева нет такого, чтобы акцентирована была только одна наиболее важная деталь или черта. Здесь все одновременно ярко и важно. Пуговицы на камзоле Сквайра выглядят чуть ли не главнее и убедительнее одутловатого лица их владельца.
С точки зрения художественного вкуса, такой прием может вызывать сомнения у взрослого читателя, но у ребенка - никогда.

Ингпен куда как сдержанней, умеренней.

Есть множество удобных речевых штампов, описывающих сложные понятия: например о рисунках Тэнниела можно сказать, что они "истинно английские", точно так же можно утверждать, что Австралия незримо присутствует в каждом кусочке иллюстраций Ингпена. И это замечательно.
Во-первых, Ингпен - австралиец.
Во-вторых, Стивенсон писал Остров сокровищ не в Англии, а на одном из островов Тихого Океана - Самоа, то есть в непосредственной близости от Австралийского континента.
И в третьих, суровая австралийская действительность второй половины XIX века является великолепным фоном к сюжету Стивенсона. Колониальные ужасы, каторга, хаос и бесправие – это, так сказать, будущее всех английских матросов, ступивших на кривую дорожку. Нет ничего удивительного в том, что
пираты выглядят словно тасманийские каторжники, поднявшие бунт и перерезавшие охрану как молочных поросят.
Ингпен как никто другой знал, какими изображать людей, океан и остров. Австралийскими, ибо такую природу, приливы и отливы, небо и землю видел Стивенсон, когда писал Остров сокровищ.
Здесь сквозь лица персонажей проступает грубоватая фактура холста, неровности и узелки плетения. Здесь не встретишь нарядных кружев и атласа. Куртки матросов испачканы дегтем и маслом, сорочки выглядят помятыми и несвежими, башмаки уродливы и нечищены. Все это придает рисункам художественную достоверность и "аутентичность", словно по холстине сначала потоптались пьяные матросы, а потом ее уже порезали и натянули на подрамник.

Об издании: канонический перевод Чуковского. Полиграфия - не придерешься. Множество разноформатных иллюстраций. Фон цвета старой пожелтевшей бумаги с "пятнами", "потертостями", "трещинами". Хороший четкий шрифт. Скрыть

Есть две новости. Хорошие или плохие - не знаю.
Первая: это не Владимирский.
Вторая: это как бы Владимирский.
Открываю книгу и, как говорится, не верю глазам своим: будто лучший друг передо мной после посещения "пластического" кабинета. Губы вроде те, зато нос другой, а что с ушами?!
Художник В. Корякин отлично справился с поставленной задачей, Изумрудный город получился узнаваемый, родной. Как у Владимирского.

Зачем это нужно издательству, я понимаю: родители, не обременяющие себя знаниями о классике детской иллюстрации, с удовольствием приобретут зеленый томик. Потому что "ну совсем как в детстве".
Потому что дровосек, как его ни изобрази, будет из железа, а туфельки из хрусталя, вороны черные, город изумрудный. А права на Владимирского у АСТ, а изобретать велосипед - кому ж это надо? Вот и получается хороший (не дрянь какая-нибудь) иллюстративный материал. И нечего тут придираться.

Компилятор сделал свое дело, компилятор может уходить.
Другого позовем: Л. Казбекову.
Волков плодовитый был товарищ, много книжек написал. Это, может, в прошлом веке принято было все издания одному ходожнику поручать. Теперь у каждой сказки свой, персональный.
У Волшебника - В. Корякин.
У Урфина Джюса - Л. Казбекова.
У Семи подземных королей - Е. Борисова.
Чувствую я, последняя книга не оправдает возложенных на нее коммерческих надежд. Посвоевольничала Елена Борисова, проявила и талант, и мастерство, и смекалку. Получилось ну совсем не как у Владимирского!
То ли дело Урфин Джюс. Может, Л. Козбекова и В. Корякин - близнецы? Может, вообще один художник с псевдонимами? Вот только отличить и выделить "творческую манеру" мне не удалось. А все туда же, к источнику вдохновения, к Владимирскому.

Не хочу быть обвиненной в голословности.
Беру своего старенького "Волшебника", листаю, ага, вот оно! Сканю, выкладываю.
Первый скан: к книге "Волшебник изумрудного города". рисунок В. Корякина "Аист несет Страшилу".
Второй скан к этой же книге. Рисунок Владимирского.
Третий скан: к книге "Урфин Джюс и его деревянные солдаты". Рисунок Л. Казбековой "Дин Гиор ухаживает за своей бородой".
Четвертый скан: к книге "Волшебный изумрудного города". Рисунок Владимирского.
Пятый скан: рисунок В. Корякина "Заржавевший Дровосек".

А теперь хорошие слова:
получились очень опрятные томики, соразмерные, с крепкими неаляповатыми обложками.
Бумага - белый плотный офсет. Листать и читать такую книгу приятно.
Иллюстраций много. На каждом развороте какая-нибудь завитушка в виде бабочки или колоска. Большие рисунки примерно на каждом третьем развороте. Скрыть

Как хорошо, что ничего не нужно доказывать и объяснять.
Они сами все скажут за себя. Дональдсон и Шеффлер.

Дональдсон, к примеру, скажет: - Отличные рисунки, Аксель.
А Шеффлер парирует: - Ну, что ты, Джулия, это все текст! Твои стихи, Джулия, просто шедевр!
- Брось, Аксель, если бы не ты...
Оставим их вместе, пока дело не зашло слишком далеко, лучше откроем книжку.

- Мама потерялась...
Куда она девалась?
- Не плачь, - пропищал мотылек цветной, -
Не плачь, мартышка, пошли со мной!
Найти пропажу нам будет просто:
Скажи, твоя мама какого роста?
- Она большая... Больше чем я!
- Летим, Я знаю, где мама твоя!

Аксель и Джулия хором вмешиваются:
- А уж без Марины Бородицкой не видать вам этой книги как своих ушей!!!
Марина Бородицкая, скромно улыбаясь, присоединяется к компании, перекресные похвалы звучат с новой силой.
Невидимый чтец пытается пробиться сквозь шумную болтовню, повышает голос:

- Прости, я не вспомнил об этой примете:
У нас, мотыльков, непохожие дети...
За мной, мартышка! увидишь сама:
Теперь мы мигом найдем твою ма...

Взволнованные голоса беспардонно вклиниваются в декламацию:
- M-r Titov! M-r Titov!
- Вадим! Где же Вы? (втаскивают в освещенный круг упирающегося издателя), - Ну вот, теперь все в сборе. Вадим, Ваш самоотверженный труд, упорство, любовь к детям...
Издатель, пунцовеет, смущенно переминается с ноги на ногу, пытается прекратить поток славословий. Негодующий чтец захлопывает книгу: так читать положительно невозможно!
Фантастическая четверка триумфально удаляется опрокинуть по рюмочке талламор дью, ни на шутку взволнованная публика пытается завладеть книгой, разрывает ее на мелкие кусочки, постепенно покидает место действия.
На сцену выходит обезьяна, потрясенно смотрит на конфетти, порхающие по залу - это все, что осталось от книги. Забирается в кресло Акселя, достает "Воспитание чувств", погружается в чтение.

Об издании: с виду такое же, как груффало, улитка и чарли кук. Но. Картинки еще больше, бумага еще плотнее, стихи еще смешнее.
Тираж 6000 экземпляров. Оригинальное название Monkey puzzle. Скрыть

Большая радость, когда художнику-иллюстратору посвящают отдельную книгу.
Предыдущий взрыв восторга по этому поводу я испытала от книги Дет-гиза "Болтали две сороки" с иллюстрациями Юрия Васнецова. Заметьте, эта книга уже раритет.
Больше всего меня радует, что за такие проекты берутся маленькие издательства,чьи ежемесячные планы насчитывают от силы две-три новинки, поскольку их удел примерять, проверять и перепроверять каждую букву, каждый элемент десятки и сотни раз.
В результате мы получаем книгу, безупречную во всех отношениях. Самодостаточную.
Но и это не главное. Есть в таких изданиях нечто особенное: аура многодневной работы, печать тех явлений, что впечатлительные особы называют заботой и любовью. Невероятно но факт: даже в тиражированных продуктах можно распознать ручную работу и прочие прелести личного издательского подхода.

Может быть стоило уделить иллюстратору пару страниц, поместить фотографию, биографическую справку... книгу бы это только украсило. В хрестоматийных "сороках" Васнецова есть и то, и другое, и даже воспоминания самого художника. С другой стороны, дет-гиз – издательство с многолетними традициями, а мелик-пашаев – новорожденный младенец.
Книга, без преувеличения, замечательная. Сложно назвать детскую книжку-картинку шедевральной или великолепной, или роскошной. Не по статусу. Но все это подразумевается мной в подтексте.

Об издании:
тонированные с песочным или кремовым оттенком страницы. БУмага плотная. Отличная цветопередача: сразу видно, картинки "старые", сейчас иллюстраторы не пользуются такой гаммой и сочетаниями. Рисунки четкие. Книга формата А4.

Об интимных переживаниях:
под ребрами что-то щемит, рязмягчается; выражение лица становится глупо-радостным, довольным, по-детски беззащитным. Губы улыбаются, вытягиваются в трубочку:
Пик. Пак. Пок. Скрыть

Во-первых, от книги невозможно оторваться.
Во-вторых, то и дело ловишь себя на всем скаку "а у меня ребенок не такой", будто кто-то требует детальных объяснений.
В-третьих, есть в этом что-то нездоровое - читать о дремучих родителях, творящих невесть что (не страшное и антизаконное, а воспитательное и благоугодное), и сравнивать, сравнивать: уж я-то цивилизованный человек, и об архетипах знаю, и о социализации наслышана, и в причинно-следственных связях что-то понимаю.
Пытаюсь осторониться, нейтрализовать эффект "обухом по голове" - еще чуть-чуть.. не получается. Вгрызаюсь в главы с небывалым рвением.

Нет, книга не о "психических" и даже не о "психологических" - о нормальных среднестатистических семьях, где центром "девиации" выступает ребенок.
Наверное, эта "норма" и есть характерная особенность книги.
Капризные, агрессивные, инертные, гипперактивные, пугливые, ленивые – обычные дети с традиционным набором хорошего, терпимого, плохого и недопустимого.
Они симпатичны, потому что нравятся Екатерине Мурашовой, потому что крик, истерики, замкнутось, упрямство – это верхний слой, наносной.

Мурашова пишет очень хорошо. Каждая история построена по законам Литературы. Есть сюжет, четкий ритм, внятный язык. Нет специальной терминологии, высокомерия, морали. Именно. Эта книга хороша отсутствием нравоучений. Она позитивна, интересна и полезна.
Не стоит воспринимать "Непонятного ребенка" как справочник по борьбе и предупреждению или как руководство к действию. Хотя есть предметные советы.
У меня сложилось впечатление, что это – руководство по бездействию. Как НЕ надо делать/поступать со своими детьми.

Книга построена по схеме: от дошкольников до подростков.
Подробное оглавление: каждая глава – история конкретного ребенка. На его примере рассматриваются все возможные варианты проблемы и ее решения.

Издание: твердый переплет, белый офсет, 5000 экземпляров. Скрыть