Милый, добрый, грустный Андерсен из года в год привлекает к себе внимание издателей. И хотя в оригинальных сказках датского писателя много печали, насилия, жестокости и даже смерти, он любим и детьми, и взрослыми, наверное, за то, что не рисует утопический мир, где все живут долго и счастливо, и никого не обманывает. Несмотря ни на что, в каждой самой грустной сказке Андерсена (а он, как известно, был глубоко верующим человеком) нет безысходности, и всегда царит надежда.
Особого внимания заслуживает в этом сборнике короткая, но полная глубокого философского смысла сказка «Зеленые крошки» (1867). Удивительная история о хрупкости всего живого, его неоспоримой ценности, о праве всего сущего на жизнь. Андерсен своей чудесной сказкой-притчей из IX века отвечает всем ныне вопрошающим молодым авторам, озаботившимся проблемами экологии, «кто бы придумал написать сказку про таракана, гадюку и глиста?!» (Евгений Рудашевский «Ворон»). По мнению Андерсена, черпающего вдохновение из обыденной жизни, в этом мире прекрасно все: и лепесток цветка, и маленький жучок, и каждая горошинка из стручка, и катушка с нитками, и даже ржавая штопальная игла. И никакие беседы на экологические темы, лозунги и призывы не дадут ребенку такого понимания ценности всего живого и такой целостной картины мира, как сказки Андерсена.
И что особенно ценно для меня лично в этой книге - иллюстрации австрийской художницы Лизбет Цвергер, которые относятся к раннему периоду ее творчества, к тому времени, когда ее стиль был мило подражательным - «под Рэкхема», изящным, с «живописными заливками по мокрому и филигранной проработкой тушью», когда «художница стремилась передать атмосферу того времени, когда сказка была создана», до того, как она выработала свою особую манеру иллюстрации, в которой обычному читателю «слишком пусто и концептуально».
Здесь мне нравится все! Как прекрасна Дюймовочка! Какую гамму чувств и переживаний выражает ее маленькая фигурка - она живая, настоящая девочка! А Полевая мышь с чулочком на хвосте, а прагматичный холостяк Крот! А Оле Лукойе! Таким я себе его и представляла – суетливым человечком типа Карлсона, именно с таким огромным зонтиком, которым можно отгородиться от всех горестей мира и углубиться в мир фантазии, где игрушки оживают, где мыши справляют свадьбу, где даже обыкновенная тля, или травяная вошь, становится «гвардией розана», а сама Смерть не кто иной, как благородный всадник в развевающемся призрачном плаще!
В общем, спасибо издательству «Стрекоза» за хорошую книгу! Качественная полиграфия, вполне приемлемый шрифт, волшебные иллюстрации! Полностраничных иллюстраций – 30, есть небольшие на треть странички – около 6 и 2 черно-белых наброска. Скрыть

Самый глубокий русскоязычный «научный фанфрик» о творчестве Тарантино. Уж не знаю почему, но критики от кинематографа еще не определились с языковым стилем в исследованиях об этом режиссере. Вот и эта книга начинается так же, как «Pulp fiction» - с толкования слова «клевый» как самого подходящего для характеристики фильмов Квентина Тарантино. Правда, Павлов оправдывается тем, что «ученым о Тарантино сложно писать, так как его фильмы сопротивляются философской концептуализации. Не потому что они «пустые», но потому, что они интеллектуальны в непривычном для интеллектуалов смысле слова». Представленная же Павловым классификация фильмов Квентина Тарантино очень интересна, хотя если вдуматься в слова самого Тарантино: «Я хочу, чтобы зрители смотрели мой НОВЫЙ фильм, а не мой СЛЕДУЮЩИЙ фильм», то вряд ли ее можно считать истиной в последней инстанции. Чему бесспорное доказательство - предстоящая премьера «Однажды в Голливуде». Так что, перефразируя мистера Розового из «Бешеных псов», хочется сказать: «А если ты думаешь, что можешь подвергнуть классификации фильмы Тарантино – то … ты угадал» (ну, в смысле «не угадал»).
Кстати, есть у автора в книге один интересный момент. Так, в 10-страничной главе «Галанртерея Минни – территория закона. И кота («Омерзительная восьмерка») о коте сказано в восемнадцати строчках предпоследнего абзаца. Вопрос: зачем выносить слово «кот» в название главы? Не по-тарантиновски как-то. Причем кот у автора почему-то черный. Раздерите меня три бешеных пса! Раз двенадцать я смотрела «Омерзительную восьмерку», и каждый раз котейка был РЫЖИМ! Вот ерунда, сущая мелочь, а осадочек /недоверия к автору/ остался...(
О самом издании: очень качественная, грамотная работа. Огромное спасибо всем, кто создавал эту великолепную книгу: главному редактору В.В. Анашвили, выпускающему редактору Е. В. Поповой, редактору-корректору Т.В. Редькиной и всем сотрудникам Издательского дома «ДЕЛО». Спасибо за ваш профессионализм и уважение к читателям. О книге: качественная белая бумага, проклеенный блок, картонированная обложка с клапанами, приемлемый для чтения шрифт, адекватный межстрочный интервал и размер полей. Заявленная цена, бесспорно, соответствует качеству.
Всем фанам творчества Тарантино – великого и ужасного, загадочного и непостижимого – рекомендую! Скрыть

Если бы Харви Вайнштейн не «попутал берега», эта «книга» так бы и осталась лежать в столе у психиатра, лечившего «страдальца» -шофера Майкла Шемлуля, в течение шести лет сопровождавшего сладострастника Харви во время Каннского фестиваля и «тако-о-о-го» насмотревшегося, что впал чувак в глубокую депрессию… Впрочем, в столе ей самое место. Книга напрочь лишена художественной ценности и вообще какой-либо ценности.
Как верно сказал в послесловии Евгений Додолев: «После шквала, накрывшего Харви Вайнштейна, околокиношный лес разом наполнился разномастными Красными Шапочками, которые на все голоса стали звать бравых охотников и требовать свирепого отмщения. Но, как мы знаем, Шапочки далеко не так невинны, как изначально кажется».
ОБ ИЗДАНИИ: «Книга» придет к Вам в герметичной упаковке, очень хороший удобный для чтения щрифт (прочтете за один день, но, поверьте, не стоит), буквы слегка просвечивают, отдельный «лайк» переводчику Козловой Юлии – наверное, только благодаря ей «книга» не пробуксовывает и вообще читается. Скрыть

ОНА – профессор биоматематик, занимается исследованием жизни микроорганизмов в самых глубоких слоях океана, на хадальной глубине: «она изучала жизнь, выходящую за пределы всех хронологий, жизнь, которую никто не изучал до нее, которой еще никто не дал имени. Она не могла вообразить карьеру, построенную на сиюминутном»; утонченная женщина: «Она инстинктивно стремилась к утонченности: в литературе, моде, кулинарии – во всем. Недостаточно изящное в принципе не заслуживало ее внимания».
ОН – «его звали Джеймс Мор, и он был отдаленным потомком Томаса Мора», «агент секретной разведывательной службы в Лондоне», но представлялся как «инженер-гидротехник, который вынужден по работе отправиться в портовый город Кисмайо, чтобы добиться надежного финансирования проекта», а на самом деле «Ставки были высоки: в найробийском квартале Истли работала фабрика по производству бомб. Взрыв в международном аэропорту имени Джомо Кениаты или офисе ООН оставался только вопросом времени», но «Его отчеты не читали в министерстве. Даунинг-стрит интересовали только пираты – их нельзя было убедить в том, что пираты – ерунда».
ОНИ встретились в предрождественскую неделю в отеле «Атлантик», «который размещался в старинном особняке на французском побережье одноименного океана, превращенном в отель Сезаром Ритцем, тринадцатым сыном швейцарского фермера, королем отельеров и отельером королей».
И несмотря на то, что «они по-разному понимали время и пространство. Он работал на поверхности, на внешней стороне мира. Для него все существовало в движении. Он дал задание агентам пробираться в мечети в Сомали и на побережье Суахили. Он имел дело с узкими переулками, убеждением, запальными устройствами; с месяцами, днями, часами. Для нее век был мгновением. Ее интересовало дно океана, огромной массы едкой соленой воды. Отграниченный при помощи математики мир, существовавший в темноте сотни миллионов лет», ОН смог прикоснуться к ее жизни, ОНА прикоснулась к его, хотя их жизни были так далеки и непохожи друг на друга, ОН почувствовал, что «знал ее сейчас, и знал раньше, и будет знать потом» - они встретились и полюбили друг друга.
Они почувствовали, что «существует другой мир, но мы вынуждены жить в этом. Мы – медузы, выброшенные на берег», и они расстались. Каждый должен был совершить свое самое главное в жизни погружение.
В Гренландском море, Грёнландсхафете, «ЕЕ ждало самое большое в мире не нанесенное на карту поле гидротермальных источников, под всеми айсбергами и иссиня-черной поверхностью воды, на хадальной глубине, неосвещенные часы которой тикали очень, очень медленно», а у него что-то пошло не так, и ОН оказался в Сомали, в плену, в пустоте: «воздух был грязный, влажный, какой-то маслянистый; и сам он утонул, лежал на дне, покрытом экскрементами, а потолок был как поверхность странного моря», он увидел настоящий лик смерти: «голод – блюдо на ее столе, боль – стены ее покоев, а жестокие страдания – ее праздник». Он оказался на самом дне человеческой цивилизации, и только одна мысль не позволяла ему окончательно сломаться: «нельзя позволять смерти овладевать твоими мыслями, потому что на свете есть любовь и милосердие».
Им обоим только предстояло столкнуться с тем, что «жизнь может существовать в темноте и в агрессивной среде, и совершить свои открытия»… Скрыть