Русреальный SCP или абсурдистская сатира? Разбираем новый роман Алексея Поляринова — Кадавры.

Это было жутко. Правдиво. Больно. Узнаваемо. Непонятно. Местами смешно. Но чаще всего напряжённо. Я находилась в постоянном нагнетении, постоянном ожидании какой-то хтони, но ударили меня в итоге экзистенциальным ужасом. Моментов, на которых я ухмылялась, было так же много, как моментов, от которых у меня бежали мурашки.

Сказать хочется слишком много.

Я не могла отделаться от мысли, что читаю поздних Стругацких в исполнении Глуховского. Не удивлюсь, если эти авторы в самом лучшем смысле оказали влияние на Поляринова, за что исключительный респект. Депрессивная социальная фантастика и хлесткое высмеивание власти, общества, церкви, которые столкнулись с чем-то, чего не могут объяснить, понять, уничтожить или присвоить.

Не в бровь, а в глаз. Читаешь и невольно веришь в правдивость происходящего, ведь все описанные действия властей, вся классификация реакций людей на непредвиденное и необъяснимое, как и градация вранья, слухов и мифов тебе слишком хорошо знакомы. Замени кадавров на какое угодно неудобное государству событие, и ничего не изменится. Потому и суть здесь не в самих аномалиях, тайне их появления и так далее. Вся суть — в реакции человечества на новое, непонятное, чужое, а потому потенциально опасное, вредное, и в конце концов запрещённое.

Отдельное спасибо за правдоподобный южный колорит, ведь я буквально выросла и живу в тех широтах, по которым путешествуют герои. Стоит упомянуть, что это роуд-стори, и я прежде не подозревала, что мне такой жанр нравится.

Автор умело держит дистанцию от персонажей, не позволяя нам заглядывать слишком глубоко, но прописывает очень узнаваемые, очень колоритные типажи. Нет навязчивой дидактики, которая чему-то стремится поучить, рассказать, где тут правда жизни и как надо поступать. И что из всей истории можно извлечь какую-то мораль. Не-а, нельзя. Это только в сказках работает, а в жизни и в таких книгах — нет. Извлечь вы можете только тлен.

Книга оставила неизгладимый след, вызвав огромное количество культурных и литературных ассоциаций, о которых я подруге все уши прожужжала в голосовых, быстро превратившихся в подкасты. Столько перекличек, столько универсалий и внутрижанровых мотивов! Вспомнились и хоррор-новеллы Дзюндзи Ито, и Спящие красавицы Кинга, и даже серия про великана из Любовь. Смерть. Роботы.

Если вы идёте в эту книгу за фантастической составляющей, решенными загадками и закрытым финалом, немедленно разворачивайтесь. Вы этого не найдёте. И это хорошо.

Потому что Лем не объясняет, как работает живой океан на другой планете и зачем лезет в головы людей, копируя оттуда образы. Потому что Стругацкие не объясняют, откуда в другой части галактики взялся саркофаг с человеческими эмбрионами. Потому что все это неважно. Важно лишь то, что люди будут с этим делать.

Кадавры — не о кадаврах.

А о людях, которые живут в мире, где появились кадавры, и никто не даёт ответов, что это, почему, зачем. В этом суть подобного типа сюжета, которым часто пользовались Стругацкие: задать фантастическое событие, выполняющее роль фона, декораций, необходимой условности. Та самая точка-0, отталкиваясь от которой будут действовать герои. И от неё же автор будет выстраивать свой пост-лор, грамотно и детально прописывая ВЛИЯНИЕ исходного события на все сферы существования социума. В Кадаврах замечательно отражено это влияние на уровне фольклора, культуры, науки и политики.

Книга полна тайн до самого конца, ничего не говорит в лоб и построена не по западной конструкции сюжета. Я даже подозреваю здесь кишотенкетсу (что иронично, учитывая китайское вмешательство внутри романа). Ведь кишотенкетсу — именно азиатская структура, всегда с открытым финалом, потому что пишутся такие сюжеты не ради впечатляющей развязки, как мы привыкли, а ради развития. Ради длительной РЕАКЦИИ на завязку, которая здесь важнее всего прочего, потому и затмевает финал. Как взрыв и долгая ударная волна от него. Как брошенный в воду камень, оставляющий разрастающиеся круги.

Здесь люди, выживая на руинах былой страны, ныне изувеченной и бесплодной, вынашивают в себе травмы и проецируют их, как кадавры испускают солевые выбросы и портят почву, когда их пытаются уничтожить. Это история о запутанных внутрисемейных отношениях брата и сестры, злопамятстве и мести. Здесь раскрыта моя любимая триггерная тема детей, которые пострадали от недосмотра/равнодушия/жестокости взрослых. До мурашек жутко... Поэтому, я думаю, все аномалии в виде детей. Наши детские травмы во многом определяют нас как личность.

Кадавры — не солевые аномалии, обросшие легендами, политическими запретами и научно-исследовательский номенклатурой. Кадавры — метафора на обычных людей. Которые навечно замерли в каком-то моменте своего прошлого, тяжёлом моменте, и не могут отпустить его, а яд внутри бродит и копится. Ты понимаешь это слишком поздно, когда встречаешь третью полностью запечатанную чёрным страницу. И тогда до тебя доходит, к чему были эти мелкие связующие элементы типа болей в спине, падений с высоты, ритуалов, головных болей, молотков и гвоздей.

Эта история — жестокий эксперимент автора с целью проверки на гуманность. Представьте, что в вашу жизнь введут всего одну новую глобальную переменную, которая повлияет на все. И просто будут вести наблюдения, не давая никаких ответов. Опять же, к такому приёму очень часто обращались поздние Стругацкие — как минимум в пример могу привести Жук в муравейнике и Волны гасят ветер. Особенно меня поразила проработка пост-лора на уровне психики людей. Автор продумал не только образовавшуюся вокруг кадавров новую больную религию (что для людей неизбежно), но и более интересную вещь — синдром смещенного горя. Одна из разновидностей реакции социума на фанастическое событие, вследствие которой люди узнавали в кадаврах своих пропавших/погибших детей... и тут мне сразу вспомнились синдромы и фобии из Мира Полудня, безупречно работающие на общую идею. Скрыть