Вынула две скрепки, освободила обложку от содержимого и сфотографировала полный рисунок худ. Екатерины Румянцевой, расположенный на внутренней стороне глянцевой обложки (в скрепленной книге он как бы разделен на две половинки).
Далее помещаю отрывок из заключительного слова Анатолия Иванова (полностью текст можно прочесть на фото страниц).
... Видимо не случайно Саша Черный удалился на милый его сердцу "детский остров" в годы гражданской усобицы и смуты, в годы беженства и исхода из России. Именно в эту пору, когда особенно неутолима тоска по устоявшемуся быту, по утраченным и растоптанным нравственным ценностям, таким как доброта, любовь, честь, справедливость, порядочность и сострадание, возникла потребность обратиться к началу начал, к истинам Священного Писания. Тогда-то и были замышлены и воплощены в слове "Библейские сказки".
Но история обращения Саши Черного к этой теме имела, по-видимому, и другую, чисто личную подоплеку. В раннем детстве одним из самых заветных желаний его, мальчика из еврейской семьи, была мечта учиться в гимназии - мечта, казавшаяся неосуществимой из-за процентной нормы. И все же Саша стал гимназистом после того, как был крещен по воле отца. Однако здесь ждало мальчика разочарование. Сколько совершенно бесполезных сведений вдалбливалось в стриженые головы школьников! И, пожалуй, самые тягостные воспоминания гимназических лет связаны с Законом Божьим. Что, право, кроме глухого протеста и устойчивой ненависти, могла породить зубрежка молитв и непонятных текстов Писания? Ибо детская душа отторгает все непонятное либо наделяет недоступное ребячьему разумению какими-то чудовищными, невообразимыми свойствами. Помните, как Марина Цветаева в детстве старинное словечко "ужо" преобразовала в страшного мертвеца "Ужо"? Не потому ли, уже став большим, Саша Черный задался ввести Библию в круг детского чтения, вернув религиозным текстам занимательность чудесных историй и народных легенд?
Каким же образом ему это удалось? Прежде всего было необходимо скупые, спрессованные в афористические изречения древние притчи развернуть в живые житейские картины, не уходя при этом от изложенной в Библии фабулы. Каждый должен был наяву представить звенящий от цикад и зноя пейзаж Ближнего Востока - те места, которые Саша Черный намеривался посетить, но так и не сумел. Затем надо было вдохнуть человеческое тепло в окаменевшие за века мифологические фигуры, сделать их узнаваемыми и близкими. И наконец - без этого он никак не мог, - населить это полусказочное, полуреальное пространство живностью, всякими тварями, хотя и не упомянутыми в Библии, но, несомненно, обитавшими в те эпохи. Саша Черный, даром что взрослый, сохранил любовное и по-детски заинтересованное отношение к живому миру - миру цветущему, порхающему, плавающему, копошащемуся...
Но, наверное, главное, чем автор "Библейских сказок" умеет завоевать сердца своих читателей и слушателей, - это дружеская интимная интонация. Кажется, что он держит в своей руке детскую ладошку и вот сейчас рассказывает маленькому приятелю или девочке с бантиками очередную увлекательную историю: "Хочешь сказку?" Нужно совместить в одном лице мудрость ветхозаветного пророка, нетерпение сердца взрослого человека и простодушие ребенка, чтобы о самых сложных вещах говорить просто и занимательно. Именно таким уникальным даром - даром возрастного триединства - обладал Саша Черный, написавший когда-то о себе: "Мне триста лет сегодня, а может быть, и двадцать, а может быть, и пять". ... Скрыть