Изначально в средневековой Европе ее имидж магии не был особо негативным и возник в результате синтеза достижений древних культур, языческих верований и христианства. Конец этой эпохи - это также начало борьбы церкви со всеми проявлениями магических практик. Тем не менее, в средние века в Европе появилось огромное количество магических рукописей, которые мы теперь называем гримуарами.
Согласно распространенному в то время мнению, секретные знания должны были быть труднодоступными, поэтому все, что было написано на все менее популярной латыни, должно было быть о магии. Однако для изучающих секретные искусства было важно не только то, что содержалось в гримуаре, но и то, как и из чего была сделана книга. Начало средневековья связано с дебютом нового письменного материала - пергамент. Однако не весь пергамент годился для сохранения магических знаний. Часто средневековые рукописи приходилось писать на коже животного, не достигшего половой зрелости.
В средневековой Европе образ магии формировался благодаря достижениям древних цивилизаций Ближнего Востока, Греции, Рима и Византии. На протяжении веков в каждой из этих культур появлялись фигуры, которые считались великими волшебниками и учеными.
Среди всего пантеона легендарных магов можно упомянуть, например, Заратустру, Хено, Киранида, Симона Волшебника и Гермеса Трисмегиста. Чтобы сделать волшебные книги аутентичными, их авторы связывали названия своих произведений с одним из этих древних персонажей. Царь Соломон был самым популярным магов средневековья. Богослов и философ XIII века Альберт Великий сообщил, что с его фигурой связано целых пять магических книг. Скрыть

В течение многих веков, со времени укоренения в Европе христианства, любое упоминание секса из всех университетских кафедр изгонялось как грех, а в судах занятие им нередко безжалостно преследовалось как преступное деяние. Цитаделью же этого пуританско-аскетического взгляда в Европе с течением времени становится так называемое викторианство, связываемое с эпохой царствования английской королевы Виктории (1837–1901). Согласно установившемуся идеалу, благовоспитанные молодые люди в надлежащее время влюблялись, делали предложение руки и сердца, сочетались церковным браком, а затем во имя прокреации (то есть продления рода) время от времени совершали при потушенных свечах и под одеялом половой акт со своей супругой, неуклонно соблюдающей правило ladies don’t move – дамы неподвижны (поскольку благовоспитанным дамам не позволялось извиваться в конвульсиях страсти и они должны были отдаваться мужьям пассивно, сохраняя полную двигательную и эмоциональную отключенность, вплоть до диссимуляции оргазма и каких бы то ни было иных положительных чувственных проявлений, – кодекс двойной морали в какой-то степени разрешал умеренные плотские радости только представителям сильного пола).
И вот один из самых уважаемых европейских профессоров в одночасье ниспровергает всю эту тихую благость, нарушая обет молчания публикацией своей коллекции самых отвратительных, самых разнузданных, самых тошнотворных поведенческих актов, связанных до этого времени именно с плотно замаскированной, закрытой на все застежки сексуальной сферой. Тошнотворность представленных автором протокольных описаний, заставившая, дабы не шокировать аристократических читателей предпоследнего десятилетия XIX в., прикрыть наиболее крутые эпизоды завесой древней латыни, не утратила своего отталкивающего аромата и в наше вроде бы ко всему привычное время: медицинская сестра отделения сексопатологии психиатрического института, переписывавшая на машинке приготовленные мной для данного издания русские эквиваленты латинских вставок, через несколько дней отказалась от этой работы (потому что перепечатываемые тексты вызывали у нее приступы тошноты…). Своей монографией о половой психопатии Крафт-Эбинг прежде всего нанес такой сокрушительный удар по собственной к этому времени широко и прочно установившейся репутации, что отзвуки растерянности прослеживаются даже в некрологе, опубликованном «Бритиш медикал джорнэл» («The British Medical Journal»), игравшем роль рупора не только английских, но и европейских медиков; в номере за 3 января 1903 г., спустя одиннадцать дней после смерти ученого, в траурном сообщении соседствуют такие высказывания: «… среди его работ – шестикратно переиздававшееся руководство по психиатрии, а также руководства по судебной медицине и психопатологии… Его имя, к сожалению, приобрело скандальную известность благодаря книге, названной «Половая психопатия»… Крафт-Эбинг, однако (!), внес в неврологию много ценных разработок, заставляющих относиться к его имени с уважением…» А за 10 лет до этого, в 1893 г., то же периодическое издание высказывалось еще более категорично: «Мы всесторонне обсудили, следует ли нам вообще реагировать на появление этой книги… Мы подвергли сомнению целесообразность ее перевода на английский язык. Заинтересованные лица могут ознакомиться с ней по оригиналу. Лучше, если бы она была написана на латыни целиком, так, чтобы прикрыть ее содержание мраком и неясностями мертвого языка…» При этом буря, вызванная злосчастным вторжением в запретную сферу, не ограничилась британскими островами, так что Крафт-Эбинг был вынужден подать в отставку, отказавшись от кафедры в Страсбурге, и ограничиться заведованием небольшим санаторием недалеко от Граца в Австрии. Лишь к концу жизни он вновь занял высокий академический пост, унаследовав руководство клиникой и кафедрой Майнерта в Венском университете. Скрыть

Эта книга основана на большом количестве исследований из разных областей, так или иначе связанных с историей эпохи викингов и Средневековья.
«Песнь валькирий» – одна из самых мрачных поэм скандинавской литературы. Образы этих кровавых существ во многом отличаются от тех, что мы привыкли встречать в популярной культуре. Мы также знаем о них из «Младшей Эдды», справочника по скандинавской мифологии и поэтике, написанного в начале XIII века исландцем Снорри Стурлусоном. В этом источнике они рассматриваются с типично мужской точки зрения: это просто девы, которые подносят мед убитым воинам. Само слово valkyrie состоит из двух корней: valr («мертвый воин») и kjosa («выбирать», в прошедшем времени – kuru). Получается, что валькирии – это те, кто выбирают павших. Женское окончание, которое мы встречаем во всех без исключения источниках, также подразумевает, что валькирии – это только женщины. Согласно Снорри, на поля брани их посылает Один. Именно для него валькирии должны отобрать самых лучших воинов – эйхнериев (einherjar), которым во время Рагнарёка предстоит сражаться бок о бок с богами. В «Младшей Эдде» валькирии не имеют собственной воли, они лишь послушно исполняют то, что им приказывает Один. Исходя из тех сведений, которые дает нам Снорри, мы можем предполагать, что для викингов перспектива умереть и перенестись при помощи прекрасных дев в места, где их ждут нескончаемые пиры, представлялась не самым худшим способом окончить свое земное существование. Скрыть

Ветвистое древо полного родословия А.С. Пушкина воссоздавалось на берегах той же Яузы, где родился поэт, в полутора верстах выше по течению – в старинном и достославном некогда селе Преображенском, а ныне большом новом районе Москвы. Правда, от времен любимого героя Пушкина – Петра I, – времен его юношеских потех и великих государственных реформ остались разве что извивы речного русла да названия улиц: Потешная, Игральная, 9-я Рота, Знаменская, Зельев переулок… Именно здесь, сначала на Игральной, затем на Знаменской, появились на белизне ватманского листа первые веточки гигантского генеалогического древа, изумляющего всех, кто его видел, обширностью и неожиданностью родственных связей русского поэта. Скрыть