Я вот думаю, что делали бы иные любители книг, если бы не было сотовых телефонов со встроенным фотоаппаратом? Ведь ЧИТАТЬ книги — это и труд, и умение, и время, а нафотографировать в книжном магазине страниц из разных книжек и выложить их под видом рецензии требует минимальных усилий, с чтением вообще не связанных... Конечно, спасибо за подобные фотоотчеты, дающие (правда, не всегда) возможность оценить книгу, не беря ее в руки, но чаще, на мой взгляд, это имитация, рассчитанная на получение бонусов.
Алексей Валерианович Бельгард написал интересные воспоминания, издательство НЛО выпустило их, на сайте есть три отзыва о ней, но по сути в них ничего. Постараюсь рассказать о книге и ее авторе, основываясь на впечатлениях от ПРОЧТЕНИЯ этой книги.
Алексей Валерианович прожил долгую жизнь, от Александра II и Наполеона III до Сталина и Гитлера. Был он родом из семьи французов, перебравшихся в Россию после Французской революции и сделавших на новой родине успешную карьеру, в основном военную.
А.В. Бельгард выбрал себе иную стезю, став юристом. После работы в прокуратуре и адвокатуре окончательно перешел на госслужбу. В 1901-05 гг. он был вице-губернатором, а потом и губернатором в Прибалтике. Принадлежал к когорте прогрессивных русских чиновников, много сделавших для облегчения жизни местного крестьянства от гнета собственного же дворянства, о чем Бельгард рассказал подробно и красочно.
После вполне успешной карьеры губернатором был переведен по желанию Николая II, которого Бельгард принимал во время приезда императора в Ревеле, в Петербург, где до 1912 г. возглавлял Главное управление по делам печати при МВД в ранге замминистра. После этого ушел на почетную пенсию, став сенатором. В 1918 г. перебрался в Германию.
С приходом Гитлера к власти был выслан как русский эмигрант и нашел прибежище в Эстонии, где о нем сохранилась хорошая память. Но в 40 г. снова бежал от советской власти и вернулся назад в Германию, где и умер. Есть непроверенная версия о сотрудничестве Бельгарда с нацистами, в частности, с абвером. Гораздо более вероятным вариантом представляется работа на немецкую разведку Бельгарда-младшего.
Еще до революции А.В. Бельгард вел дневник, который вместе с другими документами пропал в 17 г., поэтому воспоминания, над которыми он работал в эмиграции, писались в основном по памяти. Еще в 1937 г. в Тарту на эстонском языке вышла книга Бельгарда, посвященная его губернаторству в Эстляндии, оставшаяся практически незамеченной. Семья губернатора смогла сохранить его архив и после эмиграции в Англию, но издать воспоминания мужа его вдова не смогла, выходили лишь отдельные фрагменты в 1960-е гг. в эмигрантской печати.
Теперь, благодаря стараниям разных сторон, под одной обложкой оказались напечатаны все мемуарные работы одного из не типовых николаевских сановников. Данное издание состоит из двух частей: первые 185 стр. посвящены губернаторству в Прибалтике, остальные 400 — службе в С. Петербурге.
Это полноценное академическое издание, с предисловием, обстоятельными комментариями на 55 стр., именным указателем, вклейкой с фотографиями из семейного архива. Да и сам Бельгард подошел к своей работе серьезно, посвятив вводные 50 стр. ситуации в Эстляндии в конце 19 – начале 20 в.: аграрным и социальным отношениям, попыткам российских властей изменить их, действиям местного дворянства.
Конечно, Бельгард рассказывает — и делает это живо и интересно — прежде всего о том, что видел и слышал. В частности, весьма любопытен его рассказ об общении с Николаем II. Помимо этого, Бельгард оставил воспоминания о своем общении с разными выдующимися людьми, такими как Плеве, Витте и Столыпин.
Вообще очень интересен его взгляд изнутри на работу губернатора, который, обладая огромной властью, должен был заниматься множеством мелких дел из-за отсутствия должного штата сотрудников…
Вторая часть воспоминаний Бельгарда, ставшего во главе цензурного ведомства империи в весьма переломный момент ее существования, это история жизни самого Бельгарда на фоне истории страны, причем последней уделяется едва ли не больше времени.
Как начальник Главного управления по делам печати, Бельгард много сделал для культуры и просвещения: реформировал Российское телеграфное агентство (знаменитое РосТА), создал «Книжную летопись» (библиографический вестник) и проч.
В конце своей книги на протяжении 50 стр. Бельгард дает оценку императорской чете и их правлению, начиная с Ходынки. Не всё это интересно и оригинально.
Весьма любопытным стало повествование о пребывании Бельгарда в Лейпциге директором российской отделения на международной выставке в Лейпциге, где его застала Мировая война, и полное приключений возвращение на родину.
К сожалению, воспоминания обрываются на полуслове, на отъезде из Петрограда летом 17 г. в Киев.
Весьма рекомендую это хорошо написанное и офомленное издание всем интересующимся историей нашей страны в начале 20 в. Уверен, вы откроете много нового для себя.
PS. Это была моя тысячная рецензия на сайте Лабиринта с конца 2008 г. Книг за эти восемь лет было прочитано в несколько раз больше...

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Человек, чьё имя стоит на обложке этой книги – Виктор Аркадьевич Бердинских (1956-), д.и.н., профессор исторического факультета, завкафедрой истории и краеведения Вятского государственного гуманитарного университета. В 1994 г. защитил докторскую диссертацию по русской провинциальной историографии в РГГУ. Написал более 20 книг и учебников для школ и вузов.
Я не случайно назвал его так сложно – «человек, чьё имя…» - вместо того, чтобы написать просто «автор». Дело в том, что В.А. Бердинских проделал, безусловно, большую работу: вычитал дневники, оцифровал их, обстоятельно прокомментировал, снабдил предисловием, т.е. провел полноценную археографическую работу, как говорят историки.
НО! Дневники-то не его! Почему же тогда данное издание автором обозначает его? Это как минимум не корректно. Проводя аналогию, можно найти пропавший дневник Л. Толстого за какой-то год, также научно обработать его и выпустить под своей фамилией. Кстати, Бердинских считает, что дневники Толстого менее интересно, чем те, что выпустил он.
Оставляю вопрос об этично приписывания себе чужой работы на совести Бердинских и издательства. Единственное, что технически могло усложнить установление подлинного авторства – это тот факт, что Бердинских нигде не называет фамилии той гимназистки, чьи дневники он издал. Она везде проходит как Нина Евгеньевна А-ова. Не верю, что установить личность этого человека, о котором так много известно (напр., ее отец одно время возглавлял Вятскую губернскую казенную палату, чьи фонды хранятся в архиве Кировской области). Для настоящего специалиста, каковым, конечно, является профессор Бердинских – это вопрос одного визита в архив.
Тогда к чему эта интрига? Зачем темнить? Этого я совсем не понимаю.
Итак, выпустив пар праведного негодования, коротко расскажу о самой книге. Нина А-ова (1893 – после 1943) выросла в чиновничьей семье средней руки, хотя и не вполне благополучной (отец был игроком и регулярно проигрывал свое жалованье). Нина с детства интересовалась музыкой, литературой, живописью – много читала, пыталась рисовать, музицировала, сочиняла стихи (слабенькие…). Окончив накануне Первой мировой войны Вятскую женскую гимназию, уехала в Петроград, где два года отучилась на историко-филологическом факультете Высших женских (Бестужевских) курсов.
Из-за обострившейся болезни легких (семейного заболевания), уехала домой в Вятку и более ее не покидала. После революции трудилась телеграфистской, библиотекарем, делопроизводителем. Замуж не вышла, закончив жизнь в Доме престарелых г. Кирова.
Почти всю жизнь вела дневники, уничтожив впоследствии как ранние гимназические, так и поздние – 20-30 гг.
В данном издании представлены дневники с 1909 по 1918 г. Дневники собственно гимназические довольно пусты и бессодержательны, в них много пропусков, когда автор их просто не вела. Дневник за 14 г. - это всего три стр. Дневники 1908-16 гг. занимают 130 стр., дневники 1917-18 гг. – 245 стр.
Малоинтересны они все. Как фиксация внутреннего мира юной девушки-гимназистки они, на мой взгляд, слишком отрывочны и непонятны из-за частых пропусков. Как отражение мира внешнего – они вообще ни о чем: идет война, начинается революция, потом гражданская война, а все, что интересует девушку (ну, или как минимум находит отражение в ее дневниковых записях) – это, как писал Саша Черный, «драма, рама, панорама, кровь, любовь, морковь, носки». Не цепляет ничего.
Не то, чтобы автор ничего не видел или не хотел впускать в свой мир ужасы происходящего вокруг, нет – об этом иногда упоминается и довольно любопытно. Но весь 17 г. Нина лечится и поэтому дневники посвящены личным проблемам (неудачная любовь), здоровью, погоде. В 18 г. она служит на телеграфе и почти все ее записи об отношениях с сослуживцами. Право слово, откуда Бердинских взял «невероятное богатство сложившейся к 1917 году русской жизни со всеми ее мироощущениями, восприятиями, образом мыслей, отточенной культурой чувств»? На каких таких страницах, «сохранивших многие детали быта первой четверти XX века, гибким и страстным языком описаны события трагической эпохи»? Где он узрел то, что она «сумела - с поразительным самоанализом - запечатлеть поток времени, проходящий через ее душу»? Я в недоумении – ничего этого я не почувствовал. Довольно заурядный женский дневник, где я не увидел не особой откровенности, ни какой-то незаурядной прозорливости или чуткости, ни особого стиля в изложении.
Любопытно? Ну, страниц 10-15 я бы выделил, не больше.
Отмечу качественные комментарии Бердинских (объемом в 55 стр.), многочисленные постраничные уточнения в тексте, значительно облегчающие его восприятие.
Качественное же оформление – твердый переплет, офсетная бумага (понятно, за что просят много денег), непонравившиеся мне иллюстрации И. Тибиловой.
Не берусь рекомендовать это издание никому, кроме как особым любителям данного жанра или специалистам по истории Вятки начала 20 в.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Трудно писать рецензию после уважаемой "Собаки", но все же и можно и нужно.
О чем эта книга – уже рассказано. Названа же она так потому, что что в свидетельстве о смерти М.П. Бронштейна, выданном лишь в 1957 г., через 19 лет после его расстрела, в графах "причина смерти" и "место смерти" стоял прочерк.
Работа над повестью, начавшаяся – я был удивлен – только в 1980 г., длилась в течение 16 лет, до самой кончины Лидии Корнеевны в начале 1996-го. Завершить этот труд ей было не суждено. Хлынувшая во времена перестройки и позже лавина фактов, обнародование ранее абсолютно секретных архивных документов, появление воспоминаний и прочих свидельств о том времени – все это побуждало автора возвращаться вновь и вновь к уже написанному материалу и переделывать его – перестраивать, переписывать, дописывать. Появилась возможность ознакомиться со следственным делом Бронштейна, нашлись сокамерники, рассказавшие о его последних днях.
Однако дополнить "Прочерк" этими новыми фактами Чуковская уже не успела. Поэтому современному читателю дочь Л.Чуковской – Елена (Люша) - предложила тот вариант, который был полностью завершен еще в 1986 г. Отсюда его своеобразие – нынешнему читателю многие вещи, неведомые Чуковской, те, о которых она лишь гадала (догадывалась), кажутся очевидными. Это и плюс – рассказ сохранил многое от непосредственного восприятия той эпохи. Елена Чуковская рассказала в послесловии к книге "Несбывшиеся планы" (на 40 стр.) о новых фактах и документах, которые ее мать планировала включить в "Прочерк".
Это и минус. Как продукт определенной эпохи, книга Чуковской передает и мифы той эпохи. Ежов, чья судьба была неизвестна Л.К., был расстрелян незадолго перед войной. Горький, чья смерть в глазах Чуковской была результатом политического убийства, организованного Сталиным, действительно умер. Точнее мы сказать сегодня ничего не можем. Его кончина была ускорена фактически домашним арестом и смертью сына, но получил ли он яд или какое-то сильнодействующее лекарство, или просто сердце/легкие отказали, остается предметом спекуляций… Есть и более мелкие, но не менее любопытные неточности. Напр., о Маршаке. Заметил этого вундеркинда и вытащил его в Питербург не Горький, а неизвестный сегодня еврейско-русский меценат барон Давид Гинзбург, а также гораздо более известный критик В.Стасов. Понятно, что Маршаку было выгоднее скрывать данный факт своей биографии, а называть своим учителем и покровителем Горького, ставшего таковым гораздо позже… (см. биографию Маршака в ЖЗЛ - http://www.labirint.ru/books/151240/).
Чуковская посвятила эту книгу не только своему мужу, она рассказывает о той эпохе, хотя многое дается глазами человека, восстанавливающего описываемые события спустя 40-50 лет. Что-то, уверен, врезалось ей в память на всю жизнь (напр., ответ ученика Бронштейна, к которому Чуковская обратилась с просьбой поехать в Киев предупредить М.П. о грозящем ему аресте: "Когда Вы мне позвонили, я собирался помыться. Думаю, вода уже согрелась"). Что-то она вспоминает на основе сохранившихся документов – скажем, содержание стенгазеты в ленинградском отделении Детгиза, посвященной борьбе с врагами народа в детской литературе (кстати, повествование о своей работе там – одно из самых интересных в книге). Какие-то вещи можно найти только в ее воспоминаниях – скажем, рассказ, что письма родственников врагов народа, адресованные Сталину, из Ленинграда в Москву не уходили – их все отправляли в Лениградское УНКВД, где (невскрытые и непрочитанные) их зашивали в мешки и сжигали. Какие-то рассуждения – напр., что репрессии – это выполнение плана по внедрению страха во все слои советского общества – мне, извините, кажется отражением гораздо более позднего представления, основанного на информации, полученной спустя десятилетия – явно недоступной в 1937 г.
Очень интересен рассказ Чуковской о ее отношениях с Большим домом - как арестовывали и сослали в конце 1920-х гг., о попытках выяснить судьбу мужа и получить какие-то документы о нем уже в 40-е гг.
В Приложении помещены стихотворения Лидии Чуковской, посвященные Бронштейну, писавшиеся ей с 1938 по 1984 г. Скажу честно, стихи вышли слабые. Я все понимаю, но поэтом Чуковская не была. На мой взгляд, и писателем она была только неплохим, её призванием были мемуары – об отце, муже, и конечно, Ахматовой. Её лучшая беллетристическая работа – "Софья Петровна" написана человеком, лично пережившим то, о чем она писала. Эта повесть о ежовщине стала событием и не могла им не стать, потому других таких вещей просто не было. Ни "Крутой маршрут", написанный не пересмотревшей своих взглядов большевичкой, ни "Один день", написанный от имени простого зэка, не давали того материала, который дала "Софья Петровна" (о схожем писала Ахматова в так и неопубликованной в те годы поэме "Без героя"). Но эта повесть Чуковской жгла душу, как жжет руку поднятая с земли раскаленная подкова. Сейчас, когда материал уже остыл (точнее, остыло наше восприятие его), видишь все особенности и недостатки его отделки. Поэтому, наверное, не случайно (хотя и не вполне справедливо) эта вещь полузабыта. А "Один день" останется.
Во всех отношениях рекомендую "Прочерк" Чуковской как памятник эпохи, и рассказ о жизни, но ее надо (на мой взгляд) обязательно читать вместе с биографией Чуковского в ЖЗЛ (Ирина Лукьянова) – многие вещи, о которых не говорит и даже говорит Чуковская, становятся понятнее (http://www.labirint.ru/books/151149/). Скрыть

Искренне порадовался, прочитав эту книгу: давно уже в серии ЖЗЛ не выходило такого симпатичного и качественного жизнеописания! Во-первых, ее герой – А.Х. Бенкендорф – до сих пор не имеет ни одной биографии вообще, хотя фигура во всех отношениях колоритная и даже знаковая (Бенкендорф – "злой гений русской литературы 1820-40-х гг."). Во-вторых, автор, московский историк Дм. Олейников, выпустивший уже несколько книг по истории России, смог найти и верный тон (объективно-описательный), и верный прием (миф-его возникновение-что было на самом деле) для рассказа о такой искусственно черно-белой фигуре. В-третьих, читать эту работу легко и приятно, поскольку написана она хорошим литературным языком, повествование развивается постепенно, без скачков и логических сбоев. В-четвертых, очевидно, что автор действительно специалист в своей области (увы, это не всегда обязательное условие в серии ЖЗЛ…). Достаточно посмотреть на объем использованной Д. Олейниковым литературы – помимо разнообразной отечественной библиографии, автор цитирует (в своем переводе) тексты на английском и французском языках (без знания автором последнего книга, наверное, не состоялась бы, поскольку мемуары Бенкендорфа – практически не используемые историками, не изданные и непереведенные – были написаны на французском). Наконец, данная книга обладает практически идеальным иллюстративным рядом (идеальный имел бы цветные иллюстрации). Чувствуется, что подбор последних делался не без участия автора – к сожалению, худреды в ЖЗЛ не утруждают себя поиском чего-то нового, а берут из одной и той же базы. О каком бы персонаже или историческом событии не шла речь в тексте, на одной из двух вкладок имеется соответствующая картинка. Иллюстрации действительно иллюстрируют книгу, дополняя и сопровождая ее. Ряд фотографий – видно, из-за отсутствия их у издательства – сделаны самим автором, который, кстати, побывал (не везде, ибо носило Бенкендорфа по всей Российской империи и за ее пределами) в ряде тех мест, где происходили описываемые им события, что делает его рассказ еще более достоверным.
Итак, кто такой Александр Христофорофич Бенкендорф? Умри он (или погибни) лет в 40, то заслужил бы пару небольших заметок как один из многочисленных русских генералов той эпохи, когда солдат в России было едва ли не больше, чем штатских. Причем заметок в иностранной литературе было бы не меньше, чем в отечественной, ибо судьба распорядилась так, что в конце 1813 г. именно он командовал отрядом, освободившим Голландию от французов, и способствовал обретению ею независимости. Если бы Бенкендорф не познакомился в середине 1810-х гг. с будущим императором Николаем, то остался бы он в истории обычным служакой, командиром какой-нибудь кавалерийской дивизии в Малороссии, ибо хоть офицером он был храбрым и инициативным (его имя было упомянуто шесть раз в списках героев Отечественной войны, украшавших некогда стены храма Христа Спасителя), но организатором был средней руки. Скорее всего, несостоявшийся граф числился бы одним из соратников других, гораздо более известных деятелей той богатой событиями и людьми эпохи – Александра I, Кутузова и прочих. Но судьба распорядилась так, что Бенкендорф стал не просто историей, а, как метко пишет Д.Олейников, мифом. В этом качестве место ему нашлось на страницах учебников истории, литературы, журналистики, даже архитектуры. И почти везде он – злодей, преследовавший декабристов, Пушкина, Лермонтова, Герцена, Дельвига и многих, многих других. Один из советских поэтов назвал его даже "предберией". Из-за этого многое из того, что делал Бенкендорф, было приписано другим, подавалось с противоположным знаком или просто замалчивалось (участие в партизанской войне, комендантство в послепожарной Москве, участие в спасении жителей С.Петербурга во время и после наводнения 1824 г. и многое другое).
Автор последовательно, шаг за шагом, показывает, как Бенкендорф стал тем, кем он стал, и не был тем, кем его считали. Довольно обычная для того времени военная карьера, начатая в 16 лет, правда, родство с царской семьей давало ему больше шансов, хотя вряд ли именно это помогло ему отбить любовницу у самого Наполеона (не очень сопротивлявшегося, впрочем). В тайную полицию Бенкендорф мог прийти еще накануне Отечественной войны 1812 г., даже проект соответствующий написал, но его опередили другие, и он продолжил военную службу. Став же во главе Третьего отделения Его Собственной Императорского Величества канцелярии, он унаследовал от предшественников 18 сотрудников, и уволив двух, с этими 16 орлами, включая завхоза, взялся оберегать Россию от врагов внутренних и внешних. Именно на этот период его деятельности приходится наибольшее количество мифов о Бенкендорфе – и декабристов-то он терзал, и жандармов послал специально не на Черную речку, и молодежь пятигорскую подговаривал с Лермонотовым разобраться, и Дельвига так разругал, что тот заболел и умер. Автор детально разбирает эти мифы и показывает, из какого сора растут такие домыслы, и чаще всего оказывается, что в первоисточнике говорилось "слухи" и "может быть", причем часть обвинений легко снимается при сопоставлении с другими материалами – скажем, между разговором Бенкендорфа и Дельвига и смертью последнего прошло несколько месяцев, и умер тот от воспаления легких, простудившись отнюдь не в кабинете Бенкендорфа.
Немалую часть книги занимает повествование о личной жизни Бенкендорфа, бывшего большим ловеласом и увлекавшегося женщинами до (буквально) последнего вздоха. В общем, "человек он был". И человек скорее добрый, нежели злой, государственник, а не либерал, лично честный и властью не злоупотреблявший, противник интриг и доносов, но убежденный патерналист: государство должно взять на себя заботу о благополучии и нравственной чистоте, а также безопасности общества. Делать это по возможности беспристрастно, отделяя агнцев от козлищ, оказывая первым милость и воздавая последним по заслугам.
Очень рекомендую эту книгу всем интересующимся историей Отечества и русской литературы XIX в. Скрыть

О работах историка советского быта Натальи Борисовны Лебиной я уже писал, повторяться не стану. Это настоящий историк, специалист высокого уровня, каждая новая работа которой вызывает интерес и становится темой для обсуждения (в соответствующих кругах). В значительной, хотя и не полной мере эту оценку можно отнести и к рассматриваемому изданию.
Идея, положенная в основу данного исследования — изобразить повседневную жизнь Страны Советов отдельными мелкими мазками, почти точками. Это не широкое полотно, но последнее слагается из небольших самостоятельных текстов, которые автор называет «этюдами». В итоге получилось «целостное изображение быта российского города в советскую эпоху», как пишет во введении Н.Б. Лебина. Уточню — не какого-то вообще города, а преимущественно Ленинграда.
В основе этих этюдов лежат возникшие в то время (с1917 по 1991 г.) новые слова и слосочетания (названия вещей, продуктов, социальных типажей, явлений и институтов, существоваших в бытовом пространстве). Это своего рода словарь из 27 терминов, каждому из которых посвящено около 20 стр., хотя автор предпочитает название «сборник статей о советском быте». Выбор тем определился интересами Н.Б. Лебиной. Отчасти эти понятия уже рассматривались ей в работах последних 35 лет.
Как это выглядит? Через термин рассматривается то или иное явление: «акваланг» дает возможность увидеть изменения роли спорта в жизни советских людей, а «ЖАКТ» — раскрыть проблематику обеспечения советских граждан жильем.
Как историк, Н.Б. Лебина активно использует литературные произведения, созданные в то время, поскольку писатели были точны в описании деталей быта, а также дневники и письма, плюс воспоминания своих родственников и свои собственные. Кроме этого, фильмы, песни, частушки, анекдоты. Как результат, книга написана в двух жанрах: исторического исследования и воспоминаний.
Отмечу, что в книге встречается довольно много сюжетных и текстовых повторений из предыдущих работ автора, в частности, «Повседневность эпохи космоса и кукурузы», о чем автор честно предупреждает во введении. Можно сказать, что «Пассажиры колбасного поезда» стали определенным итогом работы Н.Б. Лебиной.
Это отнюдь не развлекательное чтение, оно достаточно академично по терминологии, хотя от возможной скуки спасает использования большого количества бытовых примеров и цитат из литературных и кинематографических источников.
На мой взгляд, автором был взят слишком большой временной период, поэтому рассказ идет обо всей советской эпохе, от Ленина до Ельцина, а точнее, даже от Николая II.
В тексте содержится много иллюстраций, преимущественно из личных коллекций, но не очень хорошего качества. В приложении имеются список литературы, именной и предметный указатели. Текст набран плотным мелким шрифтом на просвечивающейся офсетной бумаге, так читать довольно неудобно.
В целом рекомендую эту работу всем интересующимся бытовой и культурной стороной жизни советского общества.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть