C одной стороны, без воспоминаний Ирины Одоевцевой трудно представить себе полную картину литературной жизни Петрограда 1919-1922 гг., с другой стороны, их достоверность вызывает сомнения не только у специалистов, но и у простого читателя.
Ирина Одоевцева (1895-1990). Здесь лучше просто помолчать и подумать над этими цифрами. Какой век заключен между ними! Какая жизнь!
Ее настоящее имя Ираида Густавовна Гейнике (отец был латыш). Она росла в добропорядочной буржуазной семье, но жизнь ее резко изменилась в 1917 г., однако она не уехала за границу (или просто подальше от развала), а провела первые годы революции в «городе революции», он же «город на Неве».
Увлечение поэзией привело ее, как и многих других в то время, в Институт живого слова и различные литературные студии. Там она, хорошенькая молодая женщина, привлекла к себе внимание еще и очевидным талантом. Познакомилась со многими интересными людьми и оставила об этом времени и этих людях очень интересные воспоминания.
В них Одоевцева рассказывает о встречах и беседах, которые вели с ней, повторю еще раз – молодой и хорошенькой женщиной – люди, чьи имена сегодня относятся к сонму великих русских поэтов.
Она оставила отличные портреты Блока, Мандельштама, А.Белого и, конечно, Гумилева, чьей ученицей и любовницей она считалась (последнее, да и первое, она отрицала).
Встречи были частными, беседы – откровенными. Даже очень. Скажем, Одоевцевой единственной Н.Гумилев признался, что состоит в заговоре против большевиков. Именно это признание родственники, друзья и поклонники Гумилева не могли простить Одоевцевой, считая, что она мало того, что придумала все это, так еще и сорвала готовящуюся реабилитацию Гумилева в СССР. Одоевцева, кстати, всегда говорила, что она пишет только правду и ничего не придумывает.
Именно это и вызывает определенные сомнения. Слишком много вещей, упомянутых Одоевцевой, не подтверждаются другими источниками. Откуда она их брала – из памяти, дневников (которые, вроде бы, не вела), рассказов других людей – неизвестно. Скажем, рассказывает она о случайной встрече в Летнем саду с А.Белым, который вдруг открывает ей душу (что, впрочем, на него похоже) и приглашает встречаться еще и еще (больше встреч не было). Запись этой встречи (обстоятельная и красочная), фактически, стенограмма монолога Белого, занимает много-много страниц. Неужели почти через полвека она все это вспомнила и занесла на бумагу?.. И таких примеров много.
В 1921 (или 1931) г. Одоевцева выходит замуж за Георгия Адамовича и уезжает из Советской России. Живет в основном во Франции. Это время она описала во второй части своих мемуаров, показавшихся мне гораздо менее интересными, хотя и за границей необычных собеседников хватало – скажем, один Иван Бунин чего стоит. Но ее время осталось в прошлом.
С ее смертью Серебряный век закончился. Ее воспоминания, а с ними люди и время, живут.
Данное издание оставило смешанные чувства. С одной стороны – полноценные тексты Одоевцевой. Но нет никаких примечаний, а они очень нужны при том обилии фактов, приводимых автором. Нет ни одной фотографии. Многовато опечаток. Для такого недешевого издания это плохо. Так что решайте сами – иметь или не иметь этот немаленький том. Лучшими публикациями Одоевцевой были, наверное, ее воспоминания, вышедшие в 1989 г. в Худлите. Все последующие становились только хуже...

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Александр Николаевич Бенуа (1870-1960) – интересный живописец, великолепный иллюстратор Пушкина, тонкий знаток театра и создатель прекрасных театрально-декорационных работ, глубокий и проницательный художественный критик. К этому перечню разносторонних талантов Бенуа надо отнести еще один – мемуарист, создатель огромного художественного полотна русской культурной жизни с конца 1890-х по середину 1920-х гг. Бенуа соприкасается в работе и «по жизни» с сотнями и сотнями людей. Среди них М. Горький, Анатолий Луначарский, А. Толстой, Блок, К. Сомов, Добужинский, Петров-Водкин, Филонов, Татлин, Дягилев, Карсавина, Асафьев, Прокофьев, Гаук, Ида Рубинштейн... Его посещают князья, бывшие министры. Дипломаты и журналисты разных стран обсуждают с ним события, происходящие в России и за ее пределами.
Художник общался со знаменитейшими литераторами, художниками, артистами, режиссерами, дирижерами, композиторами, танцовщицами, певцами, их женами (или мужьями), возлюбленными, их детьми и родственниками, а кроме них — с обычнейшими гражданами. Это он описывает и каждому дает характеристику. Подчас резкие и нелицеприятные. С. Прокофьев, Мейерхольд, Горький, Петров-Водкин удостоились весьма нетрадиционных характеристик.
Более полувека провел художник в России, точнее – в северной столице и ее окрестностях. Работал при царях, Временном правительстве, большевиках. И все время вел дневники. После него осталось тысячи страниц. Только часть из них изучена историками и опубликована.
В 1926 г. Александр Николаевич сделал вынужденный выбор между трудностями эмигрантского существования и перспективами жизни в СССР, уехал с семьей во Францию по командировке Наркомкульта. Рукописи дневников остались в России, пересылались ему по частям, с оказиями. Но прекрасная память художника помогала восстановить пропущенное, внести дополнения в сохраненное. С 1934-го до самой смерти, то есть до 1960 г., значительную, если не основную часть занятий Александра Николаевича составляло писание мемуаров. Автор придавал им большое значение.
Впервые воспоминания А.Н. Бенуа под названием «Жизнь художника» были опубликованы в 1955 г. на русском языке в двух томах в «Издательстве имени Чехова» в Нью-Йорке. Однако отсутствие связи с родиной тяготило автора и он прекратил свои воспоминания (основанные на дневниках) на 1908 г.
В 1960 и 1964 годах в Лондоне был издан двухтомный английский перевод мемуаров, который включал и новые главы. Третье издание воспоминаний Бенуа, еще более полное и с примечаниями, появилось в 1980 г. в Москве в академическом издательстве «Наука». И, наконец, в 1990-93 гг. «Наука» переиздала этот двухтомник, восстановив купюры, сделанные в 1980 г.
Сейчас оригиналами дневников Бенуа владеет архив Эрмитажа. Начиная с 1968 г. с этих дневников снял рукописные копии петербургский историк искусств Иван Иосифович Выдрин. В 2005 г. он предложил текст «Захарову», и в 2006 г. в этом издательстве вышел первый том дневников Бенуа, охватывающий 1916-18 гг. По какой-то причине Эрмитаж на несколько лет задержал своё издание дневников. Жаль, что для их публикации музейщикам и издателям что помешало объединиться – от этого выиграли бы все. И.И. Выдрин подготовил материал для 4—5 томов, однако издательство превратило их в два тома, что повлекло большие сокращения текста, так что объем дневников очень неравноценен: 1918 г. – 200 стр., 1919 и 1920 гг. – по 10 стр., 21 г. – 110 с., 22 г. – 45 стр., 23 г. – 280 стр., 24 г. – 140 стр. Первый из этих двух томов мы сейчас видим, а второй, который содержит дневники 1908-1916-го и 1925-1926-го гг., ждет своего выпуска в свет. Рассматриваемая книга занимает больше 800 стр. Но богатство это, к сожалению, убавлено, и не только сокращением текста: издатель изъял предисловие составителя, не посчитал нужным дать указатель имен. Я уже не говорю о каких-либо иллюстрациях – их нет. Что принципиально хуже – полностью, т.е. вообще – отсутствуют комментарии. А это не та книга, которая предполагает или допускает легкое, поверхностное чтение. Она требует от читателя очень и очень серьезной подготовки. Без нее понять этот огромный текст нельзя – он просто превращается в перечень имен, дат и событий, большинство из которых мало что говорят современному человеку. Скажем, по всему тексту дневников упоминаются Акица (она же Атя) – Анна Карловна, жена художника, Кока (Николай) – сын, Леля – дочь, Татан – внук и многие другие. Как читатель догадается, кто это? Что уж говорить о многочисленных характеристиках культурной жизни Петрограда и Ленинграда, различных культурных группировках того времени, музейной работе (в ряде записей речь идет только об этом). Желание застолбить свое место, утвердить свое первенство привело к появлению не только неполной, но просто неполноценной книги. Уверен, что со временем дневники Бенуа обязательно будут изданы – нормально, т.е. качественно, и образцом должен стать академический двухтомник 1990-93 гг.
Есть вопросы и этического порядка. «Захаров» взял чужой труд и издал его вопреки замыслу составителя. А ведь тот не просто делал «рукописные копии» «опасного дневника», как это сообщает издатель (что, кстати, тоже было смелостью в то время), он еще и подготовил рукопись к изданию. Справедливо и этично было бы, где нужно, указать: «Расшифровка рукописей, подготовка текста, уточнение названий и комментарии И.И. Выдрина». Это отразило бы работу составителя, который с прекрасным «фанатизмом» сорок лет занимался рукописным наследием А.Н. Бенуа и недавно отметил свое 85-летие. Получилось же, что все лавры издательство присвоило себе, выпустив интересную и нужную книгу, но в таком куцем варианте, что просто обидно.
Мой вывод: если не можете ждать нормальной публикации – читайте это издание. Если готовы потерпеть (правда, неизвестно сколько) – лучше подождите. Скрыть

Татьяна Александровна Варнек (в замужестве Протопопова) (1894-1990) – сестра милосердия, общественный деятель. Дочь А.И. Варнека (1858-1930), известного русского полярного капитана, гидрографа, исследователя Арктики, генерал-лейтенанта по адмиралтейству.
После поражения России в русско-японской войне последовали значительные изменения в военной области, в частности, появились многочисленные курсы сестер милосердия. Крупнейшие из таких курсов были организованы при сестринских общинах, наиболее известной из которых была Кауфманская община.
Татьяна Варнек, родом из богатой дворянской семьи, профессионально занимавшаяся живописью, окончила эти курсы летом 1912 года. Как только началась война, она отправилась во фронтовые госпитали, где проработала до весны 1918 г.
Она стала свидетельницей и наступления русской армии в Галиции в 1914 г., и поражения под Ригой в 1916 г., и полного развала фронта и тыла.
Вернувшись весной 18 г. в имение родителей под Туапсе, она стала живым очевидцем Гражданской войны, убегая и прячась от большевиков и зеленых.
Поступив на службу в санитарный поезд Добровольческой армии, она принимает участие в боях и походах 19-20 гг., чудом спасшись от плена, гибели от пули и смерти от тифа, а потом сумев эвакуироваться в Константинополь. За эти бои была награждена Георгиевской медалью.
Уехав сначала в Югославию, а потом во во Францию, где она и прожила до конца своих дней, Татьяна Александровна работал там медсестрой, принимала активное участие в
общественной жизни русской колонии.
Эта книга выходила в 2001 г. в сборнике «Доброволицы», составленный А.И. Солженицыным, в издательстве Русский путь.
Событиям Первой мировой посвящены первые 70 стр., остальное – это революция, Гражданская война и эмиграция.
Простое, незатейливое, но честное и искренне повествование делают эту книгу замечательным памятником истории России начала века. Т.А. Варнек откровенно пишет и о плохом, и о хорошем – ей попадалась и хорошие, и плохие врачи; красных и белых она описывает такими, какими она их видела.
Мне даже показались ее воспоминания о жизни в родительском имении более интересными, чем рассказ о пребывании на фронте.
Издание получилось вполне экономичным – газетная бумага, ни одной фотографии.
Рекомендую всем интересующимся историей России первой четверти 20 в.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

В начале об авторе. Леонид Николаевич Рабичев (1923) – из когорты тех, кому в 1941 г. исполнилось 18, и которых после войны осталось всего несколько процентов. С детства увлекался стихами и живописью, особенно графикой. В шестнадцать лет поступил в Московский Юридический институт, где литературным кружком руководил Ю.М. Брик. В октябре 41 г. уехал с родителями в эвакуацию в Уфу, где попал в Бирское училище связи, которое окончил в ноябре 42 г. в звании «лейтенант». Всю войну прослужил командиром взвода. В составе 31 армии участвовал в боях на Центральном, Третьем Белорусском, Первом Украинском фронтах, в Восточной Пруссии, Силезии и Чехословакии. Награжден двумя орденами Отечественной войны второй степени, орденом Красной звезды и одиннадцатью медалями. Из армии демобилизовался в 46 г., поступил на художественное отделение Московского Полиграфического института, после окончания которого 39 лет работал художником в области рекламной и книжной графики. С 1959 г. член Союза художников СССР. Участвовал в многочисленных Московских, всероссийских, международных выставках. В 1962 г. на выставке «Тридцать лет Московского союза художников» в Манеже первым вступил в спор с Н.С. Хрущевым. Писал стихи до войны и во время войны, потом забросил на 30 лет, после чего активно печатался. К настоящему время опубликовано более пятнадцати книг стихов и прозы, воспоминания.
Представленная книга – это воспоминания 80-ти с лишним летнего человека о его юности. Воспоминания сбивчивые, сумбурные, перескакивающие с одного предмета на другой и нередко повторяющиеся, перемежающиеся стихами автора (мне не очень понравившимися) и письмами тех лет. Яркие, образные (автор – художник), интересные (рассказ об училище связи), тяжёлые (всё о Восточной Пруссии). Неслучайно его друзья и хвалили их, и просили уничтожить (или как минимум не печатать). Я прочитал… не с удовольствием (какое уж тут удовольствие), но с благодарностью. Читать вам это или нет, решайте сами. Вот несколько отрывков.
Освобождённая Белоруссия. «Когда появились немецкие бомбардировщики, мой друг, командир второго взвода моей роты Олег Корнев лег на дно полузасыпанной пехотной ячейки, а я на землю рядом. Бомбы падали на деревню Бодуны. Одна из бомб упала в ячейку Олега. На дереве висели его рука, рукав и карман с документами. Но в деревне располагался штаб дивизии и приданный к штабу дивизии его взвод. Я начал собирать его людей. Тут появилась вторая волна бомбардировщиков. Горели дома, выбегали штабисты. Перед горящим сараем с вывороченным животом лежала корова и плакала, как человек, и я застрелил ее. После третей волны бомбардировщиков горели почти все дома. Кто лежал, кто бежал, те, кто бежал к реке, почти все погибли. Генерал приказал мне с моими телефонистами и оставшимися в живых людьми Олега Корнева восстановить связь с корпусом. Под бомбами четвертой волны “хейнкелей” мы соединяли разорванные провода.
Потом я получил орден Отечественной войны второй степени и отпуск на десять дней в Москву».
Восточная Пруссия. Февраль 1945. «Утром сержант Лебедев залезает по приставной лестнице на чердак и как ужаленный скатывается вниз.
— Лейтенант, — говорит он мне почему-то шепотом, — на дворе фрицы. Я на чердаке, подхожу к окну, на дворе соседнего дома прямо подо мной человек сорок немцев в трусах загорают на солнце. Рядом с каждым обмундирование, автомат, кто-то сидит курит, кто-то играет на губной гармошке, кто-то читает книжку.
— А что, если их всех закидать гранатами? — спрашивает меня Лебедев.
Считаю: нас девять, артиллеристов пять. А сколько немцев в соседних домах, что за часть, что у них на вооружении? По рации сообщаю об обстановке, жду указаний, но никаких указаний не поступает. Немцы нас уже заметили, но ни стрелять, ни одеваться не собираются. Солнце, и какая-то жуткая лень. А мы сидим в своем доме с автоматами и гранатами и ждем указаний. Указания не пришли».
Там же, тогда же. «…войска наши в Восточной Пруссии настигли эвакуирующееся из Гольдапа, Инстербурга и других оставляемых немецкой армией городов гражданское население. На повозках и машинах, пешком старики, женщины, дети, целые семьи медленно по всем дорогам страны уходили на запад.
Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты нагнали их, чтобы освободить путь, посбрасывали в кюветы на обочинах шоссе их повозки с мебелью, чемоданами, лошадьми, оттеснили в сторону стариков и детей и, позабыв о долге и чести и об отступающих без боя немецких подразделениях, тысячами набросились на женщин и девочек.
Женщины, матери и их дочери, лежат справа и слева вдоль шоссе, и перед каждой стоит гогочущая армада мужиков со спущенными штанами.
Обливающихся кровью и теряющих сознание оттаскивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают. Гогот, рычание, смех, крики и стоны. А их командиры, их майоры и полковники стоят на шоссе, кто посмеивается, а кто и дирижирует — нет, скорее, регулирует. Это чтобы все их солдаты без исключения поучаствовали.
Потрясенный, я сидел в кабине полуторки, шофер мой Демидов стоял в очереди, и я понимал, что война далеко не все спишет. А полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков.
— Кончай! По машинам!
А сзади уже следующее подразделение. И опять остановка, и я не могу удержать своих связистов, которые тоже уже становятся в новые очереди, а телефонисточки мои давятся от хохота, а у меня тошнота подступает к горлу. До горизонта между гор тряпья, перевернутых повозок трупы женщин, стариков, детей.
Шоссе освобождается для движения. Темнеет. Слева и справа немецкие фольварки. Получаем команду расположиться на ночлег. Мне и моему взводу управления достается фольварк в двух километрах от шоссе. Во всех комнатах трупы детей, стариков и изнасилованных и застреленных женщин. Мы так устали, что, не обращая на них внимания, ложимся на пол между ними и засыпаем».
Скрыть

В начале два факта. Факт №1: это издание не является полным, несмотря на все заявления издателей. Факт №2: полного перевода этой книги на русский язык нет вообще.
А теперь подробнее и об авторе, и о его книге. Ф. Грегоровиус (1821-91) – известный немецкий историк, с середины XIX в. занимался историей и литературой античности. Автор нескольких книг путевых заметок о своих поездках в Италию. Но главным, прославившим его трудом его жизни стала капитальная «Истории города Рима в Средние века» из семи томов в 14 книгах (1875).
В этом уникальном по своей полноте произведении автор с немецким педантизмом и скрупулезностью последовательно год за годом, столетие за столетием излагает римскую историю. Помимо политических события, автор пристальное внимание уделяет также истории Папства и описанию римских памятников архитектуры, изобразительного искусства и быта эпохи Средних веков и Раннего Возрождения.
Это исследование – один из лучших образцов произведений той школы немецких историков, которые выдвигают изучение «культурной» жизни в смысле взаимодействия идей, нравов, политики, литературы и искусства. Присущее Грегоровиусу мастерство в проведении параллелей между описаниями ландшафта и истории, разворачивающейся в нем, мгновенно сделало эту книгу популярной не только среди историков, и самой широкой публики. Общинный совет города Рима предпринял издание итальянского перевода этого произведения на общественный счёт и избрал его почётным гражданином города Рима; он был первым протестантом, удостоившимся этого отличия. Работа сразу была признана классической и переведена на основные европейские языки. В частности, на русском она впервые явилась в свет уже в конце XIX в.
Продолжением "Истории города Рима" стала "История города Афин в Средние века", вышедшая в 1889 г. К сожалению, смерть прервала дальнейшие труды историка, чьи труды при жизни были призаны классикой немецкой исторической школы.
На русском языке "История города Рима" выходила дважды. С 1886 по 1888 г. в переводе В.И. Савина вышли в свет шесть томов, состоящие из 12 книг, где повествование доводится до первой половины XV в. В 1902 г. была предпринята еще одна попытка - М.П. Литвинова и В.Н. Линде - но уже с дополнениями немецкого перевода купюрами из нового издания, выпущенного на итальянском языке. Работа продолжалась по 1912 г., но в свет вышли только пять томов, содержащие 10 книг, т.е. события до начала XIV в. Первая мировая война помешала закончить работу над обновленным и дополненным переводом. Больше никаких переводов этой монографии на русском языке не издавалось. В предложенном Альфа-книгой издании первые пять томов даны в переводе Литвинова и Линде, а шестой том публикуется в переводе Савина. Другими словами, это совсем не "полное издание в одном томе", потому что в него не включен последний 7-й том, посвященный событиям 1420-1534 гг. Издательство Альфа-книга переиздало первые пять томов в переводе 1902-1912 гг. и добавило к нему перевод 6-го тома из издания 1886-1888 гг. Редакция, правда, в небольшой статье "О авторе" (с.1226) призналась в этом, но вместо того, чтобы честно сказать, что ЭТО, В СУЩНОСТИ, РЕПРИНТНОЕ ИЗДАНИЕ БОЛЕЕ ЧЕМ СТОЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ, как и то, что 7-й том на русский язык так и не был переведен - ни тогда, ни для данного издания - не смогли. На что рассчитывали ответственный редактор Е.Г. Басова и зав. редакцией В.Н. Маршавин, мне не понятно – ведь есть специалисты, которых так просто не проведешь. Вообще, так книги издавали в конце 1980 – начале 1990-х гг. Казалось, эта практика давно ушла в прошлое, ан нет…
Итак, сэкономили на переводе. Это первое. Во-вторых, нет ни нормальной (т.е. желательно современной, а не столетней давности) сопроводительной статьи об авторе, об этой конкретно книге, ни какого-либо вообще научного аппарата: комментарии, словарь и проч. Нет ни одной иллюстрации – хотя как минимум карта города напрашивается. Книга же не самая простая, для неподготовленного читателя много непонятного, даже специалист может столкнуться с неясностями и отсутствие хотя бы самых общих комментариев раздражает. Наконец, шрифт очень мелкий, читать трудно, хоть лупу бери. По уму, а для того, чтобы денег заработать, надо было бы отредактировать имеющийся перевод (все-таки два разных перевода – это как пиджак одной марки, а брюки – другой, костюмом это назвать можно с натяжкой), заказать перевод последнего тома, заказать сопроводительный текст и комментарий какому-нибудь специалисту, добавить иллюстраций, и все это богатство, с которым было бы не стыдно на рынок выходить, издать в двух томах.
Так что в завершении можно сказать так: данная работа Грегоровиуса является классической, что ни в коей мере нельзя сказать о данном издании. Поэтому для ознакомления с автором/темой/исторической школой ее, безусловно, буду рекомендовать, однако много не ждите, так многого в ней просто нет... Скрыть