Влас (точнее, Власий) Михайлович Дорошевич (1865-1923) — из тех русских литераторов, которых до революции воистину вся читающая Россия знала (кто ругал, кто хвалил, но все читали), а потом благополучно забыла.
Детство Дорошевича и путь к литературе были непростыми, хотя его родителями были люди, имеющие прямое отношение к литературе: мать-писательница и отец-метранпаж (верстальщик) Соколовы. Но мать увлеклась политикой и, скрываясь от полиции, оставила грудного малыша в гостинице. Воспитали ребенка приемные родители. Мать потом с трудом вернула сына себе, но отношения с ним испортила на всю жизнь (в сборнике есть некролог Соколовой, написанный, но не подписанный Дорошевичем).
Учился мальчик плохо (школе посвящены несколько прекрасных очерков Дорошевича в этом сборнике), рано начал работать, писать (и печататься) стал еще в гимназии, тогда же полюбил на всю жизнь театр (об этом тоже много писал). Жил и работал в Одессе, Петербурге, Москве. Считал себя именно москвичем и очень много и тепло рассказывал о Москве в своих фельетонах.
Постепенно пришла известность, потом слава, потом редакторство самой популярной и распространенной газеты империи «Русское слово». Не знаю, сколько всего миллиардов знаков выдал на-гора весьма плодовитый писатель, но в 1905 г. он объявил о выпуске собрания своих фельетонов в 12 тт. После Октября 17 г. писать перестал. Конец жизни его был печален (об этом остались дневниковые записи Чуковского). Забыт был очень скоро — и надолго.
Понять, что принесло такую славу (и славу долгую, с конца 1890-х гг. до 1917 г.) Власу Дорошевичу, помогает подготовленный в 2008 г. С.В. Букчиным сборник мемуарных работ журналиста.
Представленные в рассматриваемом сборнике произведения Дорошевича занимают меньшую часть его литературного наследства, но часть, пожалуй, лучшую.
Как часто бывает с газетно-журнальной продукцией, созданной на злобу дня, по прошествию недолгого времени она теряет и запах, и цвет. С. Венгеров писал в статье о Дорошевиче для энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, «Во вторичном чтении фельетоны много теряют. Блеск этих злободневных откликов почти исчез, но зато несравненно резче выступают все угловатости газетного шаржа».
Это не скажешь обо всех очерках Дорошевича, вошедших в этот том, но процентов 20 текста морально-назидательного характера я бы без потери содержания сократил.
«Вспоминать» Дорошевич начал на рубеже веков, когда ему еще не исполнилось и сорока – начали уходили люди, которых он лично знал. Потом они стали уходить все чаще.
Поэтому многие из предложенных в этом сборнике статей — это портретные очерки с мемуарным оттенком. Чем лучше Дорошевич знал этих людей, тем замечательней оказались его воспоминания о них.
Они очень разнообъемны – от двух до 60 стр. – и посвящены самым разным персонажам: актерам, режиссерам; купцам и предпринимателям; судьям, прокурорам и адвокатам, а также преступникам; чиновникам, журналистам, ученым и проч. Есть, правда, повторы, когда одни и те же сюжеты переходят из очерка в очерк.
Надо отметить одну особенность текстов Дорошевича — это его особый стиль. Вот пример (описание купеческой свадьбы в Москве):
«Сани были покрыты коврами.
Молодой сидел, несмотря на мороз:
- Обязательно расстегнувшись.
Чтобы было видно цепочку:
- Пущенную по жилету.
И беспрестанно поглядывал на часы:
- Чтобы показать» (с.29).
На каждой такой строчке взор тормозится. Надо привыкать – больно затейливо. Так уже не пишут, а в свое время Дорошевичу многие подражали.
В общем, получилась интересная книга об интересных временах и интересных людях, показанных глазами интересного и много видевшего человека. Человека пристрастного, своеобразного, умного.
Дорошевичу вполне повезло с составителем этого сборника – С.В. Букчин не только отобрал около 60 очерков Дорошевича и подробно их прокомментировал (комментарии занимают без малого 100 стр.), но и снабдил книгу обстоятельным введением о Дорошевиче-мемуаристе. Имеющаяся в издании вклейка с иллюстрациями дает представление о внешнем облике самого автора и многих героев его заметок.
Не буду рекомендовать эту публикацию широкому читателю (он ее и не увидел, не случайно тираж в 1000 экз. так не разошелся за восемь лет), а вот тот, кто интересуется русской дореволюционной литературой (или только публицистикой) и историей, найдет для себя много любознательного.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Как история любого государства распадается на (или составляется из) истории отдельных его частей, так и история революции (гражданской войны) в той или стране может быть показана как история смуты в составляющих ее регионах.
История русской революции и Гражданской войны 1917-21 гг. — не исключение. Начавшись на севере, в балтийских болотах, она довольно быстро перекинулась дальше, на юг, где раздоры, вызванные революцией, наложились на целый букет своих, издавна существовавших проблем.
Терское казачье войско, расположенное на Северном Кавказе, стало одним из активных участников событий начала 20 в. Как и в других казачьих территориях, жители пошли воевать по разные стороны баррикад, поддерживая и большевиков, и добровольцев. Как и везде по России, ни сохранить свою самобытность, ни даже просто отбить натиск врага казакам не удалось. Терские казаки рассеялись вместе с кубанцами и донцами по всему свету, уйдя в эмиграцию.
В эмиграции интеллигенты из казаков пытались осмыслить случившееся, понять, что и когда пошло не так, была ли возможность что-то изменить. Не оставляя надежды на победное возвращение на родину, они старались сохранить свою историю, чтобы ее уроки пошли на пользу для будущего поколения.
Воспоминания Дмитрия Степановича Писаренко (1886-1937) — пример такого труда. Родом из обычной казачьей семьи (про которую, он, правда, ничего в своей книге не пишет), будущий член войскового правительства Терского казачьего войска, пятигорский атаман прошел традиционный для его сверстников путь: окончил Оренбургское казачье юнкерское училище, он начала служить у себя на родине и к началу Первой мировой войны был старшим адъютантом Войскового штаба Терского казачьего войска, расположенного во Владикавказе. В 1915 г., во время одной из служебных командировок, неожиданно оказался без теплой погоды на сильном холоде, серьезно обморозился. Начались осложнения, приведшие к ампутации обеих ног.
Став в 30 лет инвалидом, Писаренко не пал духом, продолжил службу, но по гражданской части и весной 17 г. активно погружается в политику. Как один из организаторов выборов в Учредительное собрание на Тереке, много способствовал избранию казаков в этот несостоявшийся всероссийский парламент, сделавшись известным далеко за пределами Владикавказа.
Власть большевиков Писаренко не принял, а принял участие в восстании против них, завершившемся победой казаков. С весны 1919 г. был "министром финансов" Терского казачьего войска, пережил все испытания, выпавшие казакам, в 1920 г. ушел в эмиграцию, где участвовал в попытках восстановления казачьих кругов, много писал на эту тему. Из Константинополя уехал в Боснию, несколько лет заведовал лесопилкой, а потом уже занимался частными делами.
Написанные им воспоминания о пережитом в 1917-20 гг. остались в рукописи, попавшей со временем в Пражский исторический архив, после Второй мировой войны вывезенный в СССР. Труд Писаренко находился там многие десятилетия, пока, почти через сто лет после его создания, он был выпущен издательством "Кучково поле".
В начале несколько слов о самом издании. К сожалению, это пример минималистского оформления подобных работ, периодически демонстрируемого этим издательством. Нет практически ничего, что требуется для должного оформления такого рода текстов: введения с характеристикой автора и его труда (4-х страничная заметка Ф.С. Киреева едва ли годится на это), полноценных комментариев (имеется несколько – меньше десятка – постраничных примечаний редактора), карты, иллюстраций. В конце книги имеется аннотированный именной указатель на 110 стр., но комментариев к книге он не заменяет. Так что за оформление выше тройки поставить не могу.
Сама же работа Писаренко будет интересна если не широкому читателю (которому лучше будет почитать что-то более краткое), то точно всем интересующимся историей Гражданской войны на Кавказе. В начале полковник Писаренко дает краткий очерк Терского казачьего войска, а потом переходит собственно к последовательному рассказу о терском казачестве в годы революции и Гражданской войны. Кроме описания лично им виденного, приводит свидетельства других очевидцев и большое количество документов (даже с избытком, на мой взгляд). Писалось всё это по свежим следам, с неостывшими чувствами, поэтому в тексте много риторики и публицистики. Отмечу живой эмоциональный стиль изложения, без академизма и скуки. В приложении приведены хронология Терского казачьего правительства, его конституция и одна из публицистических работ Писаренко 1920-х гг.
Я бы не назвал это издание полномасштабным исследованием терского казачества (многое осталось по разным причинам за бортом), но как добавление к другим работам по истории Гражданской войны на Северном Кавказе — это весьма ценная работа. Не думаю, что тираж в 2000 экз. разойдется быстро, но пусть возможность приобрести его будет у всех желающих.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Сразу предупрежу: это не оригинальный сборник, а репринт издания 1930 г. Его составитель – личность любопытная, есть смысл познакомится с ним. Николай Арсеньевич Корнатовский (1902–1977) — забытый сегодня советский историк, д.и.н., профессор истфака ЛГУ. Вступив в 1919 г. в Красную армию и партию большевиков, будущий профессор воюет на Западном фронте, сражается с белополяками. В боях с басмачами потерял ногу. После войны оканчивает т. н. красноармейский университет, затем военно-политический институт и до войны работает в Истпарте (Комиссии по истории Октябрьской революции и партии) в Ленинграде. Потом Корнатовский перешел в Ленинградский университет, деканом истфака которого стал в 1949 г. Но долго он им не оставался: после обращения секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП (б) В. Андрианова к Сталину: «В книге “Борьба за Красный Петроград”, опубликованной в 1929 г., Корнатовский с троцкистских позиций дает оценку истории гражданской войны и изображает заклятых врагов Троцкого и Зиновьева как организаторов обороны Петрограда и всячески выпячивает их роль», Корнатовский был арестован и осужден на 25 лет лагерей, откуда освободился в 1954 г.
По отзывам современников, личностью Корнатовский был несимпатичной: историю досоветской России не знал и знать не хотел, лекции читал скучно, по конспекту, за другими преподавателями внимательно следил, писал на них доносы.
Из лагерей он вернулся другим человеком — разоблачал Сталина и сталинизм. С 1963 по 1969 г. Корнатовский заведовал кафедрой истории КПСС, преподавал историю советского общества почти до самой смерти.
Подготовленный Корнатовским сборник состоит из пяти частей: краткая справка от составителя – на уровне советской историографии конца 1920-х гг., трех авторских мемуаров и сборника документов (объемом от 35 до 100 стр.). Все они освещают период с конца 1918 по начало 1920 г. К каждому тексту дан крохотная сопроводительная справка об авторах, есть небольшое количество постраничных примечаний (не ко всем материалам).
По содержанию эти документы очень разной ценности, в том числе потому, что даны с произвольными, нигде не оговоренными сокращениями. Скажем, воспоминания Г. К. Гинса занимают в этом сборнике 100 стр., а в полном их издании – около 600. Вот и судите, что это за товар…
Ценность же всего сборника – практически нулевая. Про Гинса уже сказал. Генерал М Жанена, чью деятельность в России критиковали и сами французы, и другие союзники, оставил очень предвзятые мемуары. Любопытен лишь стенографический отчет «Переговоры о сдаче власти Омским правительством Политическому центру», не переиздававшийся с начала 1020-х гг., но у меня оставивший привкус фальшивки.
Зачем было переиздавать эту тухлятину столетней давности, даже предположить не могу. Видно, место в издательском плане было, вот и заполнили.
Серийное оформление. Тираж 800 экз. В конце книги – подборка ч/б фото разного качества.
Не рекомендую никому эту странную поделку – знающим людям она не нужна, пока еще не знающим лучше читать солидные издания.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Когда я брал эту во всех отношениях (и по содержанию, и по оформлению) замечательную книгу, я рассчитывал (и это моя ошибка) на нечто, близкое к традиционным воспоминаниям. Воспоминаниями эта работа является, но лишь в малой своей части.
Эраст Давыдович Кузнецов (1933-) – известный отечественный искусствовед и историк живописи и графики. Много лет работал редактором и художественным редактором. О книгах стал писать еще во время учебы в университете. Много печатался. Автор нескольких биографий дореволюционных и современных художников (Пиросмани, П. Федотов, А. Чарушин и др.). Как он пишет в рассматриваемой работе, увлекался книгами и книжной графикой с детства, и поэтому о многих своих героях и их творениях узнал еще совсем ребенком, полюбив их задолго до того, как лично познакомился и проведал много больше об их биографиях.
В своих «Записках…» Э. Д. Кузнецов выстраивает последовательную историю иллюстрирования детских книг – начиная со второй половины 19 в., когда соответствующей литературы практически еще и не было (так, разные образовательные тексты) до Великой Отечественной войны.
Первые полноценные детские книги с качественными оригинальными рисунками появились в России на рубеже веков. Это были работы В. Васнецова, Е. Поленовой, С. Милютина, мирискусников. Затем были любопытные эксперименты в первые революционные годы. Всему этому Э. Д. Кузнецов первые 90 стр. своего исследования. Основная часть книги посвящена 1920-30-м гг. В ней автор временами опирается на свои детские воспоминания, а также на общение (в 60-70-е гг.) с теми из художников, с которыми ему удалось поработать. Но в основном это искусствоведческая, а не мемуарная работа, где дается, помимо краткого биографического очерка, достаточно подробный анализ творчества художников и особенностей их работы над теми или иными детскими книгами. Правда, на мой взгляд, мемуарная часть написана гораздо живее и лучше.
В общей сложности книга содержит 20 очерков, посвященных различным ленинградским детским художникам, а также рассказ о работе тех издательств, где выходили эти издания.
Автор убедительно показывает, что взлет детской графики продолжался до середины 1930-х гг., когда на нее обрушилась грубая и незаслуженная критика, направленная на выстраивание единообразной политики и стилистики советского искусства в целом. Как результат, многие художники или просто испугались случившегося и стали мимикрировать, кто-то ушел в другие жанры, несколько человек были репрессированы. После этого наступает двадцатилетняя работа по заданному сверху шаблону, а когда приходит оттепель, то часть художников утратила оригинальный голос и не смогла вписаться в новые подходы…
Отличное оформление (чуть увеличенный формат в половину листа А4) – офсетная бумага, твердый переплет множество цветных иллюстраций и ч/б фотографий. Тираж 2000 экз.
Рекомендую любителям отечественной культуры как интересный и ценный источник информации о замечательном, но подзабытом периоде ее истории.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Книжка покупалась в подарок и как подарок она оказалась именно тем, что нужно, и даже больше. На 75 разворотах представлена информация о 75 маяках, которых Ян Пенберти выбрал из числа всех остальных маяков мира (возможно, этот выбор был основан и на личных вкусах составителя - не берусь судить, по крайней мере, заурядных или просто одинаковых среди отобранных Пенберти не оказалось). Слева на развороте - красочное фото того или иного маяка (книга формата чуть меньше А3, так что изображение смотрится очень эффектно), справа - короткий рассказ о самом маяке (общая информация плюс какой-то оживляющий повествование факт вроде анекдота), и в колонку - четыре фотографии: ещё один вид маяка с другого ракурса, вид издалека, фото из космоса с указанием, где на земном шаре находится сие чудо, и еще одно фото из космоса же, но уже с привязкой к конкретному региону.
Книга была издана на английском в 2008 г., так что сведения и фотографии представлены самые свежие. Рекомендую! Скрыть