Владыка Евлогий (Василий Семёнович Георгиевский; 1868-1946) — один из видных деятелей Православной Церкви XX века. На его без малого 80 лет жизни, от императора Александра II до генсека Сталина, пришлись знаменательные события истории нашей страны последней трети 19 – первой половины 20 в.
Родом из семьи деревенского священника, он с детства видел себя в церкви и со временем проделал довольно обычный путь русского священнослужителя: духовное училище, семинария, Московская духовная академия.
В академии будущий митрополит стал мечтать о монашестве, но пока еще не был готов отказаться от мирской жизни.
Приняв почти в 30 лет постриг, он делает стремительную карьеру: преподаватель, инспектор, ректор семинарии. С 1903 г. епископ в Холмско-Варшавской епархии. Этот выбор был не случаен — молодой епископ был известен не только своими монархическими взглядами (иных, понятно, и не могло быть), но и вполне националистическими. Поэтому последующие годы он служил (со временем как самостоятельный епископ) в западных губерниях Российской империи, где задачей дня стояло насаждение православия в противовес католичеству и униатству, в чем епископ Евлогий немало преуспел.
В этой своей деятельности он был замечен не только верхушкой Православной церкви, но и высшими должностными лицами России, правыми политическими силами. По совету и благословению Синода владыка Евлогий стал депутатом от духовенства в I и II Государственных думах, где занимался не только специфическими церковными вопросами, но и вышел на уровень большой политики.
К Первой мировой войне он фигура общегосударственного масштаба: архиепископ Волынский, один из создателей Союза русского народа. Встречался с Николаем II, правые круги видели в нем руководителя так и не созданной фракции духовенства в Госдуме (отказался от этого предложения и поэтому не был более рекомендован Синодом к парламентскому служению, о чем не жалел).
Несмотря на свой национализм, после Февральской революции не был отвергнут верующими, как многие другие пастыри православной церкви. Был избран членом Всероссийского поместного собора, избравшего патриархом Тихона, которого Евлогий хорошо знал раньше.
Владыка был человек большого личного мужества, способный на решительный поступок: 13 ноября 1917 г. в церкви Вознесения у Никитских ворот, при огромном стечении народа, он возглавил отпевание убитых во время боёв в Москве юнкеров.
В начале 1918 г. отправился ан украину, однако с началом Гражданской войны карьера архиепископа Евлогия не сложилась, после почти годового пребывания под арестом сначала украинских властей, затем польских, он был выслан за границу.
В эмиграции патриархом Тихоном был назначен управляющим заграничными приходами Русской Церкви. До 1930 г. подчинялся (хотя не во всем) Московской патриархии, старался держаться в стороне от политики, за что часто критиковался самыми разными группировками эмиграции, от правых до либеральных.
Был отстранен митрополитом Сергием за молитву о мучениках в СССР, перешел в юрисдикцию Константинопольского патриарха (так образовался Западноевропейский экзархат русских приходов).
Получив в управление множество бедных (и просто нищих) приходов Европы, смог сделать очень много для сохранения православия на чужбине. При нем число приходов в Западной Европе выросло с десятка до ста с лишним, он создал Свято-Сергиевский Институт в Париже, ставший центром православной культуры. Именно он был пастырем русской диаспоры в самые трудные ее годы.
В конце жизни занял просоветскую позицию, в 1945 г. получил советский паспорт и перешел под омофор Москвы, что многими и многими прихожанами и клиром было воспринято крайне отрицательно.
Воспоминания о своей жизни начал писать еще в тюрьме, после ареста Петлюрой. В 1935-38 гг. под диктовку владыки литератор Татьяна Манухина записала его устные рассказы, которые тот собственноручно редактировал, привлекая там, где считал нужным, архивные материалы, доступные ему. Потом их еще немного дополнили, но немного. Однако издавать эту книгу Евлогий не спешил. Манухина рассказывала в предисловии к их общему труду, что «Митрополит тогда же озаглавил его "Путь моей жизни" и просил меня никому до его смерти о воспоминаниях не говорить». Вышли они только в 1948 г. в Париже. Родине владыки они вышли в 1994 г., в издательстве «Московский рабочий». В серии «Материалы по истории Церкви».
Понятно, что оригинальный текст был подвержен некоей самоцензуре. Евлогий очень сдержан в своих оценках: нигде не пришет про дореволюционную Россию «всё было плохо» или «всё было замечательно». С осуждением отзывается лишь о кадетах с октябристами. Не упоминает и своем черносотенстве, практически ничего не пишет о политической деятельности Русской зарубежной церкви. Вообще же, это интересный рассказ о жизни дореволюционной церкви.
Думается, что воспоминания владыки можно в целом рассматривать как его точку зрения ДО перехода под власть Московской патриархии и не как подготовку к этому.
Если оценивать рассматриваемое издание, то ключевым словом к нему является — «по станицам». Нигде не написано, что и почему было сокращено, а сокращена была значительная часть книги. Составитель Т.А. Соколова почему-то не посчитала нужным оговорить этот вопрос. Где-то редакторская правка вида — главу «Экуменическое движение» зачем-то переименовали в «Христианское движение».
С точки зрения оформления это недорогое издание: целлофанированный переплет, офсетная бумага. Иллюстраций нет вообще, как и каких-либо комментариев к тексту, а их нужно немало.
В общем, это куцее издание не понятно на кого было рассчитано: для тех, кому хочется прочитать полный вариант воспоминаний, браться за предложенный огрызок нет смысла, а желающему получить некое общее впечатление предложена слишком упрощенная версия. Наверное, по этой причине немалый по нашему времени тираж в 5000 экз. за 10 лет так и не разошелся.
Рекомендовать данный труд не буду — если есть интерес, найдите оригинальный текст.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Как это, увы, нередко бывает, оформление книги портит общее впечатление от знакомства с ней. Так было и в этом случае.
Издательство «Кучково поле» выпустило очень интересную и обстоятельную книгу ветерана кавказских войн 19 в. полковника Арнольда Львовича Зиссермана (1824-1897). Прослуживший четверь века в одной из самых горячих точек империи и оставивший об этом весьма откровенные и любопытные воспоминания, опубликованные в разных вариантах с середины 1850-х до конца 1880-х гг., которые с того времени не издавались, он заслужил более качественной публикации.
Что меня не устроило в этом издании? Здесь нет ни предисловия/послесловия об авторе и его трудах, ни примечаний к изобилующему разнообразной информацией тексту, ни иллюстраций (Бог с ними, но портрет Л.Л. Зассермана можно было привести), ни карты (что плохо). Иностранные выражения не переведены, много опечаток. Это голый текст, рассчитанный не на широкого читателя, едва ли одолевшего бы такой объем (почти 600 стр. увеличенного формата мелким шрифтом), а на человека, серьезно интересующего довольно узким направлением внутренней политики России в 1840-50-е гг.
Попробую отчасти заполнить информационную пустоту в отношении биографии А.Л. Зассермана. Родом из немцев, он вырос в семье военного врача. Увлекаясь романтическими произведениями о Кавказе, он в 17 лет поставил задачу попасть туда, в чем довольно быстро преуспел, однако был принят на службу чиновником, точнее, обычным писарем в палату госимущества при кавказском наместнике. Юноша он был незаурядный и вместо карт и вина — традиционного времяпрепровождения провинциально чиновника — научился ездить верхом и грузинскому языку, проводя много времени в разъездах и охоте, так что довольно скоро одевался и выглядел как настоящий джигит. Из-за частых набегов горцев Зассерман уже скоро стал участвовать и собственно в военных операциях, был замечен высоким начальством (самим наместником Воронцовым, выделившим храброго и знаюшего юношу) и получил крайне редкую для николаевской России возможность перейти без потери чина и выслуги в армию, став в 1849 г. корнетом. Участвовал в разнообразных походах и сражениях, был ранен, награжден орденами. В 1867 г. вышел в отставку. Занимался хозяйством в своем тульском поместье (был соседом Л.Н. Толстого), и много писал.
Статьи о службе на Кавказе Зассерман начал печатать еще в середине 1840-х гг. в местных газетах, впоследствие в «Современнике», «Русском вестнике» и других центральных журналах. Переизданные «Кучковым полем» воспоминания Зассермана «Двадцать пять лет на Кавказе» вышли в С. Петербурге в 1879 г. в двух томах. Однако повестование завершается в книге 1856 годом и обрывается на полуслове. Был и третий том, но в этот том он почему-то не вошел.
В его работе хорошо описана русская политика на Кавказе при Николае I (преимущественно военно-наступательная) и Александре II (более гибкая и эффективная). Зассерман хорошо знал местную культуру и обычаи, посвятив в своей книге много места описанию истории и традиций разных кавказских народов, а также их искусству. Внешне его даже принимали за чеченца. С уважением относясь к местным жителям (со временем Зассерман выучил и татарский язык и не нуждался в переводчиках), он встречал такое же отношение и со стороны горцев. Будучи хорошим офицером, Зассерман добился любви солдат в те времена, когда кулак и шпицрутен был привычным инструментом в обращении с нижними чинами.
Практически обо всем Зассерман пишет как очевидец, что делает его воспоминания особо ценными. Рассказывает о себе и других людях откровенно и по возможности объективно, чем располагает к себе читателя. Особенно ему удались портреты различных кавказских чиновников и военных, с которыми Зассерману пришлось общаться в те годы. Текст Зассермана привлекает не красотами (их мало), а лекостью и простотой изложения. К сожалению, под конец его рассказ становится несколько скомканным (правда, появляются отдельные документы).
Рекомендую это далеко не идеальное, но незаслуженно подзабытое издание всем интересующимся историей России в середине 19 в. Очень достойный труд.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Давид Давидович Гримм (1864-1941) - на сегодняшний день практически забытый представитель русской дореволюционной элиты. Забытый и как ученый-цивилист (хотя его труды по римскому праву были недавно переизданы), и как администратор (недолго был ректором С. Петербургского университета, много лет высокопоставленным чиновником), и как мемуарист.
Именно в последнем качестве он представлен в рассматриваемой мною книге. Но прежде о ее авторе.
Д.Д. Гримм был родом из семьи немецких переселенцев в Россию при Екатерине II. Его отец, известный архитектор, один из создателей т.н. «русского стиля», академик, высоко ценил властями. Д. Гримм и его братья росли в творческой атмосфере и тоже добились успехов (один из братьев Давида стал архитектором, как отец, другой – историком, и тоже ректором столичного университета). Успешно окончив юрфак С. Петербургского университета, Д. Гримм был отправлен на два года в Берлин для совершенствования в изучении римского права, после чего начал долгую преподавательскую карьеру в различных вузах империи. В 1893 г. он поступил на гражданскую службу (продолжая преподавать) в Государственный совет, один из высших органов законодательной власти царской России.
В 1900 г. Д.Д. Гримм защитил докторскую диссертацию и стал профессором С. Петербургского университета. Был назначен деканом юрфака. Коллеги и студенты уважали и ценили его. В 1905 г. Гримм вступил в кадетскую партию (вполне очевидный выбор для людей его круга), а в 1907 г., после манифеста Николая II, был избран в Госсовет от Академии наук, став там лидером левого крыла. В 1911 г. была взята новая вершина – Д.Д. Гримм теперь ректор С. Петербургского университета. Однако государственная политика стала меняться, либералов стали выдавливать из власти, и Гримм был изгнан из университета, сохранив за собой место в Госсовете.
После Февральской революции Гримм успешно было встроился в новую систему, фактически возглавив Госсовет (правду, уже ничего не решавший), был назначен товарищем министра народного просвещения, реформой которого активно занимался. Но в июле 17 г., не приняв вхождения в правительство социалистов, подал в отставку. Октябрьский переворот не поддержал, но продолжал преподавать, фактически выживая. В конце 19 г. полтора месяца провел в тюрьме. Это стало последней каплей и в начале 20 г. Гримм с семьей бежал в Финляндию, где жил пару лет, принимая участие в антибольшевистском движении. Потом перебрался в Чехословакию, где преподавал и участвовал в общественной жизни эмиграции. В 1927 г. переехал в Тарту, где стал профессором местного университета (он действительно был отличным юристом). Жилось ему там хорошо. В 1937 г. даже стал членом Госсовета, верхней палаты эстонского парламента (ему дали переводчика, поскольку языка не знал), был одним из авторов Конституции этой страны. Однако в 39 г. Гримм с семьей перебрался в Латвию, где и умер вскоре после захвата ее немцами (советская власть его не тронула, что интересно - возможно, отъезд из Эстонии, где он был заметной фигурой, накануне ее присоединения к СССР сыграл свою роль).
Воспоминания Д.Д. Гримм начал писать в Тарту в конце 1920-х гг., но труд этот считался потерянным, пока работа не была случайно найдена в начале 1990-х гг. в эстонском национальном архиве. Однако рукопись была неполной – 90 листов из 300 не сохранились (4-10 главы 1-й части). Писал их Гримм исключительно по памяти, дневников не вел, все документы остались в России.
Воспоминания состоят из трех частей: 1) структура и личный состав Госсовета, 2) история Госсовета в 1907-17 гг., 3) последние дни Госсовета и его ликвидация весной 17 г. (это самый интересный материал). Написан текст не очень сухо, но и не вполне увлекательно. С точки зрения широкого читателя – это скучноватое чтение. К сожалению, многие материалы были утрачены, причем, достаточно ценные. Однако в записках есть любопытные и уникальные портреты многих высших должностных лиц России, с которыми сталкивался Гримм в Госсовете (Столыпин, Витте, Коковцев и др.), познакомиться с которыми мне было интересно и полезно. Автор смог показать изнутри структуру и деятельность Госсовета как одного из формально высших органов власти. В воспоминаниях Гримма хорошо отражена общественно-политическая ситуация в столыпинскую и постстолыпинскую эпоху, а также в годы Первой мировой войны. Изложение выстроено в хронологической последовательности, но всё же как-то выборочно, текущие вопросы не рассматриваются.
Отмечу весьма достойное научное оформление книги: две вводных статьи об авторе и его работе на 60 стр., именной указатель и постраничные примечания (в подготовке публикации принял участие целый коллектив авторов).
Кроме того, в целом это симпатичное издание (твердый переплет, офсетная бумага). Правда, нет иллюстраций. Тираж 300 экз.
Рекомендую этот труд всем интересующимся историей нашей страны в начале 20 в.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Чем отличилась во времена социализма Румыния? Возможно, тем, как этот социализм рухнул — президент Социалистической Республики Румынии Николае Чуашеску (и глава румынской компартии) вместе с женой Еленой были в самом конце 1989 г. арестованы, подвергнуты суду (скорее, видимости его) и расстреляны (правда, есть конспирантивная теория, что казнь была постановочной). Во всех остальных странах соцблока бывших вождей оставили в живых (где-то судили, да, но дали умереть в своих постелях; кто-то и сегодня жив).
Румынский писатель Иона Поппа или Попа (1953-) (ударение на первом слоге) — написал без малого 30 лет назад книгу, в которой по свежим следам павшего режима описал свою службу в румынской армии, точнее в специальной военной трудовой колонии. Это были особые учреждения, созданные Чаушеску. Дело в том, что еще в конце 1970-х гг. румынская армия стала активно использоваться для нужд народного хозяйства (скажем, для строительства канала Дуная – Черное море). В 86 г. Чаушеску заявил, что в ядерный век вооруженные силы вообще не нужны, воевать никто не будет, и 150 тыс. военнолужащих, солдат и офицеров, были направлены на разные стройки социализма. В частности, для возведения правительственного квартала в Бухаресте, центром которого должен был стать Дом Народа или Дом Республики, и сегодня одно из самых больших сооружений в мире, наравне с Пентагоном.
Именно на этом объекте, известном как «Уранус», и работал командиром взвода И. Поппа. Окончив танковое училище и получив звание лейтенанта, он несколько лет служил командиром взвода. Кроме службы, Поппа довольно рано начал писать и печататься, его стихи и рассказы были замечены и удостоены разных литературных премий. Но после конфликта с партбюро своей части Поппа в 1985 г. был переведен в военные трудовые колонии и вскоре попал на объект Уранус. Там работало около 20 тыс. солдат-резервистов и солдат-срочников. Первые трудились на строительстве по шесть месяцев, работая по 18 часов в день, включая субботы, но получали за это зарплату (пусть и не очень большую). Срочники были в основном в охране. Кадровые офицеры командовали трудовыми отрядами (взводами-ротами-батальонами), подчиняясь гражданскими инженерам. Интересно, что в румынской армии служили вместе румыны, венгры, немцв и русские (из числа старообрядцев). О национальных конфликтах между ними Поппа не пишет (наверное, их объединяла ненависть к армии и офицерам).
Повествование начинается осенью 1987 г., а завершается осенью 89 г., накануне падения социализма в стране. Книга состоит из четырех глав, последовательно описывающих строительство гигантского здания, ставшего своеобразным памятником ушедшего режима. Это художественное произведение, написанное вполне талантливо, но содержащее довольно много публицистических пассажей, портящих общее впечатление от книги (но объясняемых временем создания работы). Однако местами это напоминает памфлет, читать который неинтересно.
Тем не менее, было очень любопытно прочитать о жизни в Румынии в эпоху позднего социализма, где идеология подавляла всё и в конечном итоге прикончила саму систему. Поппа красочно, но мрачно описал картины перерождения армии и государства, где все воровали, пили, получали пьяными (и трезвыми) травмы, в том числе смертельные, из-за несоблюдения техники безопасности, но продолжали, как муравьи, возводить свою пирамиду…
Впервые эта книга вышла в 1992 г. и вызвала волну критики со стороны военных и коммунистов. Второе издание, дополненное и расширенное, появилось в 2012 г. С него и печатается данный труд. Сам Поппа после 89 г. был главредом официальных изданий министерства обороны, а потом внутренних дел. Впоследствие работает в частном издательстве, много пишет и печатается. «Рабы на Уранусе» остается его самой известной работой.
Хорошее оформление (твердый переплет, фосетная бумага), но без иллюстраций. Есть примечания редактора. Отмечу качественный перевод В. Самошкина. Тираж 3000 экз.
Рекомендую как ценное, пусть и литературное (отсюда субъективное) свидетельство об истории одной из стран Центральной Европе в конце 1980-х гг., позволяющее провести параллели с тем, что было тогда у нас.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Группа отечественных и зарубежных исследователей выпустила уже третий том в рамках масштабного проекта «Эхо большого террора».
Суть данной книги и в целом проекта заключается в следующем: после массового террора 1937-38 гг. в рамках физического уничтожения и изоляции врагов народа (т.н. приказ № 00447), проводимого по всей стране структурами НКВД под руководством «сталинского наркома» тов. Ежова, результатом чего стало истребление целых социальных и национальных групп населения, партия, ставшая одним из объектов репрессий, начала новый процесс. Была объявлена кампания по «борьбе с перегибами», направленная на восстановление «социалистической законности» в органах НКВД (под руководством тов. Берия), известная как «чистка чистильщиков». Это было возвращение фактического (хоть и не абсолютного) контроля парторганов (а также органов прокуратуры, суда и надзора) над карательным аппаратом, вышедшим из повиновения (но не Сталина). Этот процесс шел с конца 38 г. почти три года. На скамье подсудимых оказались около 7,5 тыс. оперработников, из которых были осуждены приблизительно 1,5 тыс. человек (даже приблизительное количество расстрелянных неизвестно, но их было не так много).
Главным образом это был руководящий состав органов ГБ: начальники краевых и областных управлений, оперативных отделов и отделений, городских и районных отделений НКВД. Эти люди, еще недавно чувствовавшие себя хозяева жизни, «карающим мечом» партии, пережили, как пишут авторы во введении к этому сборнику, стремительное падение из высоких кабинетов в тюремные камеры, где им пришлось лично отвечать (порой ценой собственной жизни) за выполнение официальных приказов, спущенных, как они понимали, напрямую из Москвы. Ощущение пребывания в зазеркалье (вчера они били, сегодня их бьют, нередко бывшие коллеги из соседнего кабинета), полная растерянность и потеря ориентиров привели к тому, что бывшие чекисты начали массово писать своему начальству и по партийной линии. Сохранилось довольно много таких обращений, которых авторы назвали «эго документами», и они интересны не только для историков в силу особой специфики. Эти «жалобы во власть» написаны часто в состоянии между жизнью и смертью (иногда являются предсмертной запиской) и очень эмоциональны. Они выступают инструментом стратегии защиты и поэтому попали в судебные дела (преступления чекистов рассматривались военными трибуналами со всеми судебными атрибутами). Такие личные документы автобиографического характера в принципе очень редки (практически не сохранилось ни дневников, ни воспоминаний, ни более поздних интервью) и показывают разные стороны жизни и деятельности чекистов, в частности, восприятие ими опасности и жестокости своей профессии.
Понятно, что чекисты из героев, всемогущих вершителей судеб элиты, стали козлами отпущения за перегибы высшей власти, и показали свою внутреннюю сущность. В представленных в данном сборнике документах террор обрел лицо (хотя и без фотографий — составители пишут, что в судебных делах чекистов почему-то почти нет фото), карателям дали слово и возможность оправдаться — более или менее искренне. Это позволяет лучше выделить их личную вину и ответственность, помогает понять, до какой степени чекисты были механическими исполнителями указаний сверху, обладали ли они свободой действий и индивидуальностью. На этот счет у западных историков тоталитарного общества есть разные точки зрения.
Есть и некоторый стилистический интерес в чтении писем чекистов — они наполнены клише: клятвами в верности вождям и идеалам, уверениями в искренности своих поступков, признаниями отдельных ошибок и перегибов ради торжества дела, готовностью искупить вину в дальнейшей борьбе с врагами, и проч. Практически все павшие сотрудники ГБ жалуются на одно и тоже — их де не учили, как правильно работать, а требовали бить арестованных и «лепить» дела на них. Это было, конечно, против их моральных правил, но они смирились, потому что начальство требовало и давило авторитетом… При этом сохранены особенности правописания и грамматики оригиналов (не самых больших грамотеев).
Книга состоит из двух частей: «эго документы» на 450 стр. и «контекст кампании» на 260 стр. В первой части приведены также письма жертв террора и их родственников, а также родственников арестованных чекистов. Кроме этого, здесь представлены рапорты «честных» следователей, изобличающих своих коллег, доносы и и донесения агентов ГБ и сексотов. Во вторую часть вошли материалы, позволяющие лучше ознакомиться с образом действий сотрудников госбезопасности и милиции в годы Большого террора.
Практически все документы извлечены из архивов (кроме публикаций в СМИ, также интересных как памятники своего времени). Подавляющее их большинство публикуется впервые. Основная масса данных взята из украинских документохранилищ, но есть материалы и из российских архивов.
В целом все эти документы содержат огромное количество разнообразных фактов, как официальных, так и очень личного характера, оживляющих первые. Объем публикаций от половины страницы до нескольких десятков (напр., стр. 327-57).
Кроме текстов, издание содержит введение на 20 стр., очень массивный именной и биографический указатель на 120 стр. Есть список сокращений, тематический и хронологический указатель документов, опубликованных в книге.
Рекомендую это обстоятельное и очень серьезное издание всем глубоко интересующимся историей нашей страны в период массовых репрессий, и готовым погрузиться в чтение оригинальных, но непростых документов.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть