Тема Холокоста исчерпаема, как любая другая, связанная с воспоминаниями людей об определенных исторических событиях, но периодически случаются находки. Недавно на книжном рынке появилась новая работа – дневник очевидца холокоста на территории Польши, еврейской девушки Рении Шпигель, чудесным образом сохранившийся после ее смерти и попавший в руки ее семьи, лишь три четверти века спустя решившейся его издать.
История Рении Шпигель ничем не отличается от жизни многих ее сверстниц. Она жила в зажиточной семье в небольшом городке Пшемысль (в России и на Украине известен как Перемышль) на юго-востоке Польши. Перед войной мать с младшей дочерью Арианой (в эмиграции – Элизабет) жила в Варшаве, где занималась (успешной) карьерой дочки в кино. С отцом они расстались (во время войны он бесследно исчез). Старшая девочка, Рения, вместе с сестрой осталась с бабушкой и дедушкой в Пшемысле. С началом Второй мировой войны новая граница разрезала Пшемысль надвое: старый город с одной стороны р. Сан вошел в состав Советской Украины, новый, с другой – отошел к немцам. В июне 41 г. за него несколько дней шли упорные бои, пока немецкие войска не заняли Пшемысль на три с небольшим года. Как результат, семья Шпигель была окончательно разделена, и мать, которую Рения очень любила и по которой постоянно тосковала, видела дочерей всего несколько раз (забрать их к себе не захотела? не смогла?). Массовые казни евреев в немецкой части Пшемысля прошли еще в сентябре 39 г., там же активно действовали пособники нацистов, украинские националисты, особо развернувшиеся после оккупации советских территорий. Украинцев, кстати, поляки, получившие Пшемысль по окончанию войны, выселили в 47 г.
Летом 42 г. немцы перевели еще не убитых евреев в гетто, и стали поэтапно уничтожать их. Друг Рении Зигмунд с его родителями и Ренией, которой только что исполнилось 18 лет, в конце июля 42 г. попытался сбежать оттуда. Рения вместе с родителями Зигмунда была обнаружена немцами в секретном убежище (кто-то донес об этом) и убита. Ариане помогли уехать к матери местные поляки. Зигмунд попал в Освенцим, но сумел выжить и позже эмигрировал в США, где уже жили мать и сестра Рении, получившие от него дневник погибшей девушки. Те не смогли его читать и убрали в сейф на долгие годы.
Вести записи Рения начала в январе 39 г., но до конца 40 г., когда она влюбилась в Зигмунда Шварцера (Зигу), вела его эпизодически. В целом дневник Рении наполнен будничными рассуждениями девочки, охваченной первой любовью и полной надежд на будущее, которого она не знает. Лишенная любви и заботы родителей (отношения с бабушкой ухудшились с началом войны, принесшей голод), Рения много времени посвящала своему дневнику, где подробно описывала свою жизнь. Внешних событий Рения фиксировала очень мало. Ее стремительно теряющий надежность и перспективу мирок фактически свелся к отношениям с подругой Норой и Зигмундом. О гетто, войне, голоде, разных проблемах, занимавших других людей, она почти не говорит. Психологически это вполне понятно, человек отгораживается, защищается молчанием от тех ужасов, с которыми он не может справиться (то же можно найти в дневниках Тамары и Виктора Лазерсонов «Записки из Каунасского гетто»).
Но эта особенность дневников Рении Шпигель определяет, на мой взгляд, их значимость. Как исторический документ ее дневники интересны, как исторический источник – не несут особой ценности. Здесь мало примет времени, важных свой точностью наблюдений очевидца происходивших событий (новая жизнь при советской власти практически не отражена – убери несколько деталей, и не поймешь, о каком времени здесь написано). До Великой Отечественной войны Рения месяцами не пишет о происходящем в стране и мире, не видит ничего, кроме милого ее сердцу Зигу. Такое впечатление, что глаза у нее, занятой интригами, копанием в своих и чужих чувствах, открылись лишь 22 июня. Это типичный девичий дневник, окрашенный трагизмом случившегося с ее автором, нашим пониманием недоступного ей конца, жалостью к прерванной молодой и многообещающей жизни. Рения была творческой личностью, рисовала (рисунки в книгу не попали), писала стихи, много стихов, занимающих значительный объем дневника. Мне они в целом понравились. Но если бы не ее финал, дневники Рении были бы не особенно любопытны.
В 2012 г. дочь Элизабет Александра Беллак решила перевести дневник с польского языка на английский. Им заинтересовались разные люди. В 2016 г. он появился на польском языке. В Польше был снят документальный фильм о Рении, поставлен спектакль. В 2019 г. дневник практически одновременно появился на английском в Англии и США.
Оформление – среднее. Твердый переплет, газетная бумага. Есть вклейка с ч/б семейными фотографиями. Нет оглавления (?). В начале книги –предисловие на пять страниц от американского специалиста по холокосту, пролог на две страницы от сестры Рении. В конце – ее же эпилог на 13 стр. с рассказом о своей послевоенной жизни и комментарии к тексту дневника на 30 стр. с воспоминаниями о Рении, ее родственниках и друзьях. Сам дневник занимает 260 стр. Он сопровождается примечаниями редактора, неполными, но и это выгодно отличает его от других изданий такого рода издательства АСТ.
Не буду рекомендовать эту публикацию как сильно перехваленную и не отвечающую, на мой взгляд, тем ожиданиям, которую она вызывает.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Я недавно писал о воспоминаниях архиепископа Василия (в миру Всеволода Александровича Кривошеина, 1900-85), посвященных его участию в выборах патриарха в 1971 г., и повторять биографию арх. Василия не буду. Данная книга, созданная в середине 1970-х гг., рассказывает о юности известного православного богослова и владыки Церкви. В 1917 г. автор учился на филфаке Петроградского университета. В этом качестве он пребывал до лета 19 г., когда принял решение бежать из Советской России и примкнуть к белым.
Издание состоит из двух частей: первая (объемом в 25 стр.) повествует о том, что видел и слышал студент Кривошеин в феврале 17 г. в Петрограде во время революции, вторая, занимающая почти половину книги (объемом в 150 стр.), начинается летом 19 г., когда В. Кривошеин решает уйти к добровольцам, а завершается спустя пару месяцев, когда он, обмороженный, следует в санитарном поезде в Харьков. В приложении даны несколько писем Кривошеина к родным с 1920 по 1956 г. (опубликованы по изданию 1975 г., выбор писем, не связанных с основным массивом воспоминаний арх. Василия, не понятен).
Оба фрагмента воспоминаний очень интересны и любопытны, но вторая часть, пожалуй, перевешивает интенсивностью и напряженностью испытаний, выпавших автору. Ему, решившемуся бежать из «красного рая» на юг (его родители и старшие братья уехали на юг ранее; два брата погибли на Гражданской, сражаясь на стороне белых), удалось устроиться на работу на железной дороге и получить командировку в Курскую губернию по делам службы. Именно там развивалось наступление Добровольческой армии на Москву. Не без приключений, опасных для жизни, практически наугад пробирался Кривошеин навстречу белым и – не сразу – смог пробиться к ним. Зачисленный в Дроздовскую дивизию, он, впервые взяв в руки винтовку, без теплой одежды и практически босой, не принял участия в боях, но во время отступления испытал передряги почище боевых (на память ему досталось несколько ампутированных пальцев).
В записках Кривошеина, лишенных пафоса и осуждения, много портретов встретившихся ему во время странствий людей, красных и белых, а также множества не примкнувших ни к одной из сторон. Хорошо показано, что для крестьянства в тот момент красные не стали еще очевидным злом, чтобы полностью поддержать белых, а последние так и не оказались готовы решить по справедливости земельный вопрос, не сумев привлечь на свою сторону сельское население, что привело, в конечном итоге, к поражению деникинской армии.
Во введении дана сокращенная газетная статья Н.И. Ставицкой 2000 г. Кроме многочисленных примечаний автора, есть считанные комментарии редактора данного издания.
Отмечу хорошее оформление книги: твердый переплет, хорошая офсетная бумага, минимум опечаток, вклейка с подборкой качественных ч/б иллюстраций. Правда, шрифт мелковат и формат карманного размера. Тираж 3000 экз.
Рекомендую эту хорошо написанную книгу всем интересующимся историей нашей Гражданской войны. Жаль, владыка Василий не оставил продолжения своих любопытных воспоминаний…

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Интересно, эта книга впервые вышла в 2008 г. в издательстве Международные отношения как труд ДВУХ авторов – собственно В.С. Антонова и В.Н. Карпова. Содержательно они ничем не отличаются друг от друга, только в первом издании были еще два списка: литературы и сокращений.
Антонов – автор двух десятков книг о советской разведке, преимущественно в период 1920-50-хх. Карпов в половине из них был его соавтором.
Люди, надо признать, знающие. В.С. Антонов (1943-) – кадровый чекист, много лет проработавший во внешней разведке (в основном под журналистской «крышей»), бывший начальник кабинета истории внешней разведки СВР России, полковник в отставке.
В.Н. Карпов – также деятель органов внешней разведки СССР и России, полковник СВР России.
Но почему имя последнего исчезло с обложек их общих книг при переизданиях? Ларчик, увы, открывается просто. Карпов умер в 2007 г. Антонов продолжает давний труд, но один. Разницы, честно, нет никакой.
Содержательно книга выстроена следующим образом – во введении рассказывается о репрессиях 1930-х гг. – очень сумбурно и местами неграмотно. Потом в хронологической последовательности даны портреты руководителей внешней разведки Советской республики. Много информации посвящено операциям спецслужб в 1920-40-е гг., при этом постоянно идут повторы – и по событиям, и по личностям.
Как я уже писал о другой работе этих авторов (автора), В.С. Антонов не просто разделяет, но и активно пропагандирует советскую идеологию. Это не беда для публициста, но для настоящего исследователя есть МНОГО ТОЧЕК ЗРЕНИЯ, а не одна, и материал подбирается не под заранее выбранную гипотезу, а гипотезы проверяются на жизненность всеми существующими (а не отобранными) данными.
Пример - для характеристики событий, связанных с Антоновскими восстанием, используются пространные цитаты из Большой советской энциклопедии, как будто за последние 30 лет ничего нового в исторической науке по этой теме создано не было. Оценки происходящего даны исключительно в черно-белом цвете: белые – негодяи и палачи простого народа, а чекисты – герои без страха и упрека.
В.С. Антонов, с одной стороны, вроде бы опирается на серьезную документальную базу, с другой стороны, возможности понять, какая работа велось с источниками (архивами, документами), нет никакой. К сожалению, трудно оценить глубину и разносторонность научных изысканий автора, поскольку нет ни списка литературы, ни источников. Отсутствуют и ссылки на использованные тексты, многие материалы, на которые ссылается автор, не закавычены, и качество работы с текстами оценить невозможно. 50 с лишним страниц книги занимают фактически приложения: оргформы внешней разведки РСФСР, СССР и РФ; руководители внешней разведки с 1920 по настоящее время; сотрудники внешней разведки, пострадавшие от репрессий. Есть подборка фото разного качества.
На мой взгляд, нового слова автор не сказал ни с 2008 г., ни вообще. Данная работа - фактически перепечатка. Материал довольно сыроват, может быть использован для первоначального знакомства с темой, хотя многим персоналиям даются обстоятельные характеристики, могущие пригодиться как справочные. Могу рекомендовать эту книгу широкому кругу читателей для общего ознакомления. Серьезные работы по данной проблеме еще впереди, наверное.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Бойтесь рецензентов, дары понравившимся им книгам приносящих…
Вот я прочитал четыре «рецензии», написанные на книгу Ф. Углова, и ничего по существу из них о книге не узнал, а жаль – даже выложенные сканы страниц не помогли разобраться в сути данного издания (например, всегда помогает оглавление).
Более того, к сожалению, я принял эту книгу за некое новое издание (меня ввело в заблуждение данное издательством название). На самом деле, данная книга, ставшая первой среди других художественных работ Ф.Г. Углова (1904-2008), вышла в свет впервые в 1974 г. под названием «Сердце хирурга».
Книга уже немолодого и знаменитого хирурга была посвящена его жизни и становлению как профессионала. Отец – Григорий Углов, простой рабочий, в молодости принял участие в революционном движении, был сослан в Сибирь, где женился на крестьянке. Там и вырос Федор Углов. С детства хотел быть врачом, хотя это получилось не сразу.
Был целеустремленным, трудолюбивым и жадным до знаний человеком. Чтобы лучше лечить легочных больных, нужно было изучить единственный на тот момент опыт американских врачей, доступный только в англоязычных журналах. Для этого Ф.Г. Углов стал после работы учить английский. Но при этом он не старался оперировать всех подряд, долго готовился к операциям, хотя бы по справочникам. Так было и дальше – он всю жизнь учился, не считая, что знает уже достаточно.
Любопытно было прочитать и о годах учения Ф. Углова, и о работе заведующим больницами в разных городах (Саратовская область, Сибирь). Немалую часть его профессионального опыта он приобрел, став военврачом – Ф. Г. Углову пришлось поработать хирургом и на финской войне, и в блокадном Ленинграде.
Автор откровенно рассказывает не только об успехах, каковых у него было весьма и весьма немало, но и о провалах, нередко заканчивающихся смертью больного. Книга содержит подробные описания многих его операций – это, по-моему, на любителя.
В воспоминаниях Ф.Г. Углова много интересных историй о людях и обстоятельствах, хотя некоторые истории остались незаконченными. Скажем, он подробно повествует о том, как долго готовился к операции на легких своего друга детства: штудировал литературу, работал на трупах, наконец, стал делать операции другим пациентам – и всё. Был ли прооперирован его друг, чем всё кончилось – тишина.
Смутило меня во всей книге какая-то чрезмерная ортодоксальность, впрочем, вполне объяснимая и личностью самого автора, и временем создания его книги. Белые у него все плохие, красные сплошь хорошие, студенты из рабочих и крестьян – правильные, студенты из классово чуждых слоев – ленивые и порочные. Хуже последних были только троцкисты. Вот образец текста, который вряд за Ф.Г. Углова писал кто-то другой: «Разница была в одном: мы учились в двадцатые годы, первые годы жизни Советского государства, когда шла борьба за новые отношения, за новую социалистическую культуру. Яростный отпор получали у нас любые попытки пригладить или незаметно протащить в студенческой среде буржуазные тенденции. Наверно, в чем-то мы бывали излишне категоричны, однако чаще всего такой категоричности в решении вопросов требовало само время.
Некоторую растерянность почувствовали мы, когда крикуны из «сверхактивистов» начинали издеваться над тем, что всегда было дорого и свято истинно русскому человеку: над Пушкиным, Лермонтовым, Толстым. Называли их дворянами и буржуазией и под треск «пролетарских» лозунгов требовали вычеркнуть их из учебников русской литературы. Много позднее мы узнали, что меньшевики и троцкисты уже тогда взяли курс на выкорчевывание самобытной культуры русского народа. Между прочим, осознание истинных целей троцкистов приходило к нам по мере того, как они наглели, все громче заявляли о себе — все жарче в университете кипели споры, а в спорах рождалась и наша политическая бдительность. Прикрываясь звонкой левой фразой, последователи Троцкого требовали пересмотра всего и вся, ставили под сомнение правильность ленинской позиции. Их нападкам, неприкрытой травле подвергались те, кто не поддавался «перевоспитанию», не признавал путаных тезисов Троцкого. И поскольку я был в числе непримиримых, то вскоре испытал на себе холодную расчетливость ударов троцкистской группки, занявшей руководящие посты в нашей университетской комсомольской организации» (гл.4).
О блокаде Углов как врач мог бы рассказать много любознательного, но этого, увы, ничего нет, как и многих других темах.
К сожалению, иллюстраций в книге нет вообще, это довольно дешевое по исполнению издание.
Я, безусловно, рекомендую его как образец документальной прозы, интересной не только медикам, но и всем, желающим побольше узнать о жизни нашей страны в 1920-40-е гг., но с учетом времени создания данного труда

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Автор это небольшой симпатичной книжечки, вышедшей тиражом в 400 экз., Константин Петрович Власов, появился на свет 7 ноября 1931 г. В октябре 1941 г., когда Харьков заняли немцы, ему было без малого 10 лет. Возраст достаточный, чтобы многое понять и сохранить в памяти.
Эта книга родилась из рассказов детям и внукам, и Константина Петровича можно только поставить в пример, как человека, передающего следующим поколениям живую историю нашей страны, потому что история любой страны складывается прежде всего из истории отдельных людей и семей.
Все те без малого два года, когда Харьков был занят немцами, отпечатались в памяти маленького Кости самыми разными образами – это и отступающие советские войска, и встречающие немцев хлебом-солью харьковчане, колонны военнопленных и евреев, повешенные на улицах города, голод и холод. С голодом они боролись по-разному, в том числе и воровством – у немцев (можно представить, чем бы это кончилось, если бы они попались). И вот однажды среди украденного попалась банка с консервами, в которой оказалась не ожидаемая тушенка, а лягушка в жире! Вполне съедобная, как выяснилось…
Интересен рассказ о школьных уроках – одна и та же учительница вела уроки до войны, потом при немцах, рассказывая о том, какой замечательный человек Гитлер, и снова при советской власти, уже объясняя гениальную политику Сталина…
Жизнь в первой столице Советской Украины, самом населенном городом СССР, оккупированном немцами, была во многом поучительной. Конечно, воспоминания К.П. Власов сохранили далеко не все, да и понял 10-11 летний мальчик лишь часть того, что видел, но и этот взгляд интересен и своеобразен.
Последние 25 страниц посвящены уже послевоенному времени и истории взрослого человека, но они логично завершают эту историю жизни простого советского ребенка.
В книге дано довольно много фото – как из семейного альбома, так и Харькова 40-х гг., в целом неплохого качества.
На мой взгляд, у К.П. Власова получилась достойная книга, которую не стыдно предложить не только своим внукам, но тем, кому хочется побольше узнать о том времени.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть