Скажу сразу – книжку эту я купил прежде всего из жадности. Предложенная мне Лабиринтом цена (200 с небольшим руб.) за двухтомник в твердом переплете общим объемом в 1650 стр. (путь и карманного формата) волшебным образом подействовала на меня. Ну, и тема книжки, конечно, тоже.
Есть в истории отечественной культуры разные необычные названия: «Зеленая лампа», «Серапионовы братья», ОБЭРИУ, Вольфила. Вольная философская ассоциация или Вольфила (1919-24) была независимым философским сообществом, возникшим в годы военного коммунизма в Петрограде. Открытый социальный институт без ограничений для всех желающих: ищущих истины, близких по этическим нормам, даже чуждых взглядов. Для ВФА был характерен отказ от крайностей академической науки, активная проповедь просветительства. При ней были созданы курсы для молодежи по интересам. Вольфила объединяла писателей, художников, музыкантов и критиков. Рядовыми членами ВФА были: служащая железной дороги, сотрудница пожарной дружины, акушерка (все явно из бывших), студенты, врачи, преподаватели, учителя, библиотекари и т.п. Единственная в своем роде аполитичная культурная группировка, вызвавшая стремительный рост интереса к себе – отдельные лекции посещали тысячи слушателей.
Идея ассоциации родилась в 1917-18 гг. в кругах столичной интеллигенции, сплотившейся вокруг альманаха «Скифы» (и известных как «скифы» - кивок в сторону знаменитого стихотворения Блока). В 1918-19 гг. обсуждалась идея «Скифской ассоциации», воплотившаяся в ВФА. Если «Скифская ассоциация» мыслилась как левая организация, то ВФА была сознательно аполитичным объединением деятелей культуры не большевистской ориентации. Основателями стали Р. Иванов-Разумник и А. Блок.
Идею поддержали нарком культуры Луначарский, Мейерхольд (тогда очень левый режиссер), Петров-Водкин, Брюсов. Председателем был выбран писатель Андрей Белый. В январе 19 г. Вольфила объявила о своем существовании, что вызвало большое недовольство ортодоксальных коммунистов и чекистов, арестовавших в феврале 19 г. почти всех лидеров ВФА, даже Блока. Московские покровители такой реакции испугались и зарегистрировали Вольфилу лишь в конце 19 г. (дав ей, правда, существенную государственную субсидию). В дальнейшем государство уже никак не вмешивалось в деятельность ВФА.
Деятельность ВФА была весьма активной – постоянно отмечались различные юбилеи людей и событий, читались лекции на разные темы, проходившие часто в форме диспутов, довольно многочисленных. Темы их отражали дух времени: «Солнечный Град – Интернационал», «Христианство и социализм», «Евгений Онегин -декабрист», «Революционные психозы (на материалах деятельности ЧК»., «О смысле жизни», «Красота спасет мир», «Революция и бесы», «Проблема любви в окружении Станкевича и Белинского», и проч. Нередко темы для обсуждения подбирались очень специфические, но слушатели находились. В общей сложности за три года прошло около 300 собраний. Правление Вольфилы утраивало еженедельные встречи, затягивавшиеся до глубокой ночи.
В книге есть отдельный интересный рассказ о создании и деятельности отделения ВФА в Берлине (запомнившееся скандалами), в Москве (не срослось).
С начала 22 г. активность Вольфилы пошла на спад: умер Блок, уехал А. Белый, а главное – власти стали закручивать политические гайки. Это в конце концов привело к высылке из России группы интеллигентов на знаменитом «философском пароходе». По инерции ВФА еще работала, пока весной 24 г. советская власть не закрыла ее, просто не продлив регистрацию. После Вольфилы ее участники пошли разными путями: кто отправился в эмиграцию, кто по тюрьмам и ссылкам, кто замкнулся в относительно благополучных кельях профессионального литературоведения. После роспуска ВФА была надолго и прочно забыта – почти на 70 лет.
В 2000 г. вышел рассматриваемый двухтомник, полу хрестоматия, полу исторический очерк. Первый том содержит четыре основных раздела. Входящие в них главы построены по схожему принципу: в их основу положена публикация либо архивных документов, либо малоизвестных текстов. Каждая из глав открывается пояснительными заметками составителя, кроме того, публикации сопровождаются комментариями. К сожалению, сохранившийся в архивах документальный материал лишь частично отражает содержание дискуссий в ВФА. Поэтому составитель присоединил к протоколам и стенограммам другие тексты, которые имеют непосредственное отношение к истории Вольфилы или же дополняют портреты ее участников (публикации в СМИ, афиши, воспоминания, письма). Разделы получились не равновеликими. Так, более четверти первого тома занимают материалы дискуссии о Достоевском (почти 300 стр.).
Во втором томе представлены практически поровну две части: хроника жизни ВФА и портреты ее основных участников и руководителей. Эти портреты – не полноценные жизнеописания от рождения до могилы. Во-первых, хронологический период каждого из девяти персонажей почти всегда связан только с историей ВФА, во-вторых, основное место уделено не жизни, а творчеству этих людей (даны – иногда очень любопытные – тексты того периода).
Хотя данное издание – это во многом хрестоматия, сборник различных материалов, фамилия ее составителя очень справедливо стоит на обложке. В. Белоус очень много сделал для появления этой публикации – работал в архивах, со старыми СМИ и т.д.
Есть небольшая вводная статья составителя и комментатора В. Белоуса, а также именной указатель. Хорошее оформление. Мелкий шрифт. Нет иллюстраций. Тираж 1000 экз.
Работа эта на любителя истории и литературы первых лет советской власти, поэтому таковым ее и рекомендую

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Сразу отмечу, что это очень приличное по оформлению издание: увеличенный формат, офсетная бумага, твердый переплет. Правда, совсем нет иллюстраций. Зато есть отличный сопроводительный материал, дающий читателю в руки все необходимое для полноценного восприятия этой книги (об этом чуть позже). Тираж 300 экз. - достанется немногим.
Автор вводной статьи, составитель комментариев и именного указателя С. В. Куликов пишет во введении, что, оказавшись в эмиграции, некоторые из демократически настроенных русских политиков и литераторов писали, что только лишившись этого, они осознали, какую культурную роль играли при старом режиме полиция и бюрократия. Образы чиновников, созданные (и активно используемые до революции этими самыми демократами) Гоголем и Салтыковым-Щедриным, совершенно померкли, когда на смену им пришли новые, народные управленцы. В конце же 19 в. появилось много честных, знающих, радеющих за свое дело чиновников. Они были в массе своей уничтожены во время революции и Гражданской войны, сменившись Чичиковыми и Угрюм-Бурчеевыми. В своих хорошо написанных воспоминаниях В. Ф. Романов рассказал не только о себе, сотруднике высших органов власти империи, но и о своих коллегах – выше и ниже по служебной лестнице – создав эдакую коллективную биографию царской бюрократии.
Владимир Федорович Романов (1874-1929) родился в семье чиновника средней руки и довольно известной украинской писательницы. Детство провел в деревне рядом с городком Чернобыль на речке Припять. Окончил юрфак СПбУ и поступил на службу в МВД, откуда перевелся в МПС, а завершил свой профессиональный путь в Переселенческом управлении. Сделал там очень хорошую карьеру, фактически возглавив в 1910-е гг. т.н. Амурскую экспедицию по изучению Дальнего Востока. Результаты его деятельности были высоко оценены начальством (Столыпин) и специалистами. С началом Первой мировой войны Романов сменил амплуа, став заместителем председателя комитета Российского общества Красного креста на Юго-западном фронте. Занимал эту должность, ведая административными делами очень большого и разбросанного хозяйства до конца 18 г., также заслужив высокую оценку современников.
Недолгое время служил в правительстве гетмана Скоропадского, хотя был исключительно русским патриотом и монархистом, чего никогда не скрывал (отказавшись, среди прочего, учить украинский язык и резко отзываясь о тогдашних националистах). После падения режима гетмана скрывался сначала от последних, а потом от большевиков, несколько раз чудом избежав гибели. В 20 г. эмигрировал в Югославию, где жил до самой смерти, занимаясь общественной деятельностью.
Воспоминания написал в 22 г., передав рукопись в Русский зарубежный архив в Праге, откуда она и попала после войны в СССР, где лежала в спецхране. Лишь в начале 21 в. она привлекла внимание специалистов. 10 лет ей потихоньку занимались два историка и лишь сейчас дело дошло до печати.
Детству и учебе посвящена 1-я часть (объемом в 75 стр.). Здесь автор многовато, на мой вкус, пишет о театре своей юности, и очень интересно – о гимназии, месте пустом и мало что ему давшем, кроме знания древних языков, да и тех освоенных фактически самостоятельно. Она также содержит рассказ об университете, где Романов учился средне, много развлекался. О преподавателях, как и о студентах, воспоминания у него остались не лучшие. 2-я часть повествует о службе (около 200 стр.). Здесь содержится много ценных описаний внутренней кухни имперской бюрократии, портретов различных высокопоставленных и мелких чиновников, наконец, наблюдений за тем непростым временем. Автор дает нетрадиционные для либеральных кругов оценки деятельности таких министров как Горемыкин и Плеве, хвалит переселенческую политику правительства на Дальнем Востоке, во многом прерванную, по его мнению, смертью Столыпина. Романов осуждает императора за уступки левым и очень невысоко оценивает Госдуму и вообще либералов.
Повествование о службе в Красном кресте (часть 3-я, около 200 стр.) наполнена разными деталями, но не особенно интересна, как и, к моему удивлению, о событиях 17 г. Рассказ же о службе у Скоропадского и последующих событиях очень любопытен. Правда, беспристрастным Романова назвать нельзя – большевики у него сплошь евреи, уголовники, хамы и чекисты. Добровольческое движение Романов, кстати, тоже не особенно жаловал.
Воспоминаниям Романова предшествуют три вводных статьи на 20 стр., а завершают приложения на 90 стр. (в основном принадлежащие перу автора, но не только), почему-то полностью лишенные примечаний. В конце каждой части даны очень обстоятельные комментарии (даже избыточные, на мой взгляд; содержат ошибки – см. прим. о Столыпине на с. 305 и 311). Кроме того, есть именной указатель на 110 стр. В общей сложности сами воспоминания занимают 480 стр. из 710 стр. книги.
В целом вышла познавательная и ценная книга, вдобавок хорошо изданная (но дорогая). Рекомендую ее всем интересующимся историей России в конце 19 – начале 20 в.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Тема Холокоста исчерпаема, как любая другая, связанная с воспоминаниями людей об определенных исторических событиях, но периодически случаются находки. Недавно на книжном рынке появилась новая работа – дневник очевидца холокоста на территории Польши, еврейской девушки Рении Шпигель, чудесным образом сохранившийся после ее смерти и попавший в руки ее семьи, лишь три четверти века спустя решившейся его издать.
История Рении Шпигель ничем не отличается от жизни многих ее сверстниц. Она жила в зажиточной семье в небольшом городке Пшемысль (в России и на Украине известен как Перемышль) на юго-востоке Польши. Перед войной мать с младшей дочерью Арианой (в эмиграции – Элизабет) жила в Варшаве, где занималась (успешной) карьерой дочки в кино. С отцом они расстались (во время войны он бесследно исчез). Старшая девочка, Рения, вместе с сестрой осталась с бабушкой и дедушкой в Пшемысле. С началом Второй мировой войны новая граница разрезала Пшемысль надвое: старый город с одной стороны р. Сан вошел в состав Советской Украины, новый, с другой – отошел к немцам. В июне 41 г. за него несколько дней шли упорные бои, пока немецкие войска не заняли Пшемысль на три с небольшим года. Как результат, семья Шпигель была окончательно разделена, и мать, которую Рения очень любила и по которой постоянно тосковала, видела дочерей всего несколько раз (забрать их к себе не захотела? не смогла?). Массовые казни евреев в немецкой части Пшемысля прошли еще в сентябре 39 г., там же активно действовали пособники нацистов, украинские националисты, особо развернувшиеся после оккупации советских территорий. Украинцев, кстати, поляки, получившие Пшемысль по окончанию войны, выселили в 47 г.
Летом 42 г. немцы перевели еще не убитых евреев в гетто, и стали поэтапно уничтожать их. Друг Рении Зигмунд с его родителями и Ренией, которой только что исполнилось 18 лет, в конце июля 42 г. попытался сбежать оттуда. Рения вместе с родителями Зигмунда была обнаружена немцами в секретном убежище (кто-то донес об этом) и убита. Ариане помогли уехать к матери местные поляки. Зигмунд попал в Освенцим, но сумел выжить и позже эмигрировал в США, где уже жили мать и сестра Рении, получившие от него дневник погибшей девушки. Те не смогли его читать и убрали в сейф на долгие годы.
Вести записи Рения начала в январе 39 г., но до конца 40 г., когда она влюбилась в Зигмунда Шварцера (Зигу), вела его эпизодически. В целом дневник Рении наполнен будничными рассуждениями девочки, охваченной первой любовью и полной надежд на будущее, которого она не знает. Лишенная любви и заботы родителей (отношения с бабушкой ухудшились с началом войны, принесшей голод), Рения много времени посвящала своему дневнику, где подробно описывала свою жизнь. Внешних событий Рения фиксировала очень мало. Ее стремительно теряющий надежность и перспективу мирок фактически свелся к отношениям с подругой Норой и Зигмундом. О гетто, войне, голоде, разных проблемах, занимавших других людей, она почти не говорит. Психологически это вполне понятно, человек отгораживается, защищается молчанием от тех ужасов, с которыми он не может справиться (то же можно найти в дневниках Тамары и Виктора Лазерсонов «Записки из Каунасского гетто»).
Но эта особенность дневников Рении Шпигель определяет, на мой взгляд, их значимость. Как исторический документ ее дневники интересны, как исторический источник – не несут особой ценности. Здесь мало примет времени, важных свой точностью наблюдений очевидца происходивших событий (новая жизнь при советской власти практически не отражена – убери несколько деталей, и не поймешь, о каком времени здесь написано). До Великой Отечественной войны Рения месяцами не пишет о происходящем в стране и мире, не видит ничего, кроме милого ее сердцу Зигу. Такое впечатление, что глаза у нее, занятой интригами, копанием в своих и чужих чувствах, открылись лишь 22 июня. Это типичный девичий дневник, окрашенный трагизмом случившегося с ее автором, нашим пониманием недоступного ей конца, жалостью к прерванной молодой и многообещающей жизни. Рения была творческой личностью, рисовала (рисунки в книгу не попали), писала стихи, много стихов, занимающих значительный объем дневника. Мне они в целом понравились. Но если бы не ее финал, дневники Рении были бы не особенно любопытны.
В 2012 г. дочь Элизабет Александра Беллак решила перевести дневник с польского языка на английский. Им заинтересовались разные люди. В 2016 г. он появился на польском языке. В Польше был снят документальный фильм о Рении, поставлен спектакль. В 2019 г. дневник практически одновременно появился на английском в Англии и США.
Оформление – среднее. Твердый переплет, газетная бумага. Есть вклейка с ч/б семейными фотографиями. Нет оглавления (?). В начале книги –предисловие на пять страниц от американского специалиста по холокосту, пролог на две страницы от сестры Рении. В конце – ее же эпилог на 13 стр. с рассказом о своей послевоенной жизни и комментарии к тексту дневника на 30 стр. с воспоминаниями о Рении, ее родственниках и друзьях. Сам дневник занимает 260 стр. Он сопровождается примечаниями редактора, неполными, но и это выгодно отличает его от других изданий такого рода издательства АСТ.
Не буду рекомендовать эту публикацию как сильно перехваленную и не отвечающую, на мой взгляд, тем ожиданиям, которую она вызывает.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Я недавно писал о воспоминаниях архиепископа Василия (в миру Всеволода Александровича Кривошеина, 1900-85), посвященных его участию в выборах патриарха в 1971 г., и повторять биографию арх. Василия не буду. Данная книга, созданная в середине 1970-х гг., рассказывает о юности известного православного богослова и владыки Церкви. В 1917 г. автор учился на филфаке Петроградского университета. В этом качестве он пребывал до лета 19 г., когда принял решение бежать из Советской России и примкнуть к белым.
Издание состоит из двух частей: первая (объемом в 25 стр.) повествует о том, что видел и слышал студент Кривошеин в феврале 17 г. в Петрограде во время революции, вторая, занимающая почти половину книги (объемом в 150 стр.), начинается летом 19 г., когда В. Кривошеин решает уйти к добровольцам, а завершается спустя пару месяцев, когда он, обмороженный, следует в санитарном поезде в Харьков. В приложении даны несколько писем Кривошеина к родным с 1920 по 1956 г. (опубликованы по изданию 1975 г., выбор писем, не связанных с основным массивом воспоминаний арх. Василия, не понятен).
Оба фрагмента воспоминаний очень интересны и любопытны, но вторая часть, пожалуй, перевешивает интенсивностью и напряженностью испытаний, выпавших автору. Ему, решившемуся бежать из «красного рая» на юг (его родители и старшие братья уехали на юг ранее; два брата погибли на Гражданской, сражаясь на стороне белых), удалось устроиться на работу на железной дороге и получить командировку в Курскую губернию по делам службы. Именно там развивалось наступление Добровольческой армии на Москву. Не без приключений, опасных для жизни, практически наугад пробирался Кривошеин навстречу белым и – не сразу – смог пробиться к ним. Зачисленный в Дроздовскую дивизию, он, впервые взяв в руки винтовку, без теплой одежды и практически босой, не принял участия в боях, но во время отступления испытал передряги почище боевых (на память ему досталось несколько ампутированных пальцев).
В записках Кривошеина, лишенных пафоса и осуждения, много портретов встретившихся ему во время странствий людей, красных и белых, а также множества не примкнувших ни к одной из сторон. Хорошо показано, что для крестьянства в тот момент красные не стали еще очевидным злом, чтобы полностью поддержать белых, а последние так и не оказались готовы решить по справедливости земельный вопрос, не сумев привлечь на свою сторону сельское население, что привело, в конечном итоге, к поражению деникинской армии.
Во введении дана сокращенная газетная статья Н.И. Ставицкой 2000 г. Кроме многочисленных примечаний автора, есть считанные комментарии редактора данного издания.
Отмечу хорошее оформление книги: твердый переплет, хорошая офсетная бумага, минимум опечаток, вклейка с подборкой качественных ч/б иллюстраций. Правда, шрифт мелковат и формат карманного размера. Тираж 3000 экз.
Рекомендую эту хорошо написанную книгу всем интересующимся историей нашей Гражданской войны. Жаль, владыка Василий не оставил продолжения своих любопытных воспоминаний…

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Младшая дочь советского писателя Артема Веселого прожила жизнь (впрочем, как и ее родители и старшая сестра) отнюдь не наполненную счастьем и весельем. Появившись на свет в 1928 г., с отцом она уже скоро общалась редко – он завел новую семью. В 37 г. Веселый был арестован и расстрелян. Репрессиям подверглись его вторая жена и дети, про первый брак, похоже, следователи не знали.
Однако это упущение было исправлено. Мать, работавшая медсестрой, в 48 г. неосторожно порекомендовала знакомому американское лекарство – сосед услышал и донес. Как результат – арест и восемь лет мордовских лагерей. Дочки-студентки (Заяра училась в пединституте) остались одни, но ненадолго. Старшая, Гайра, уже была под подозрением – на педпрактике в школе рассказала ученикам о еврейских погромах в царской России, о чем доложил, куда надо, однокурсник, и ее за очернение русского народа исключили из комсомола (дав, правда, доучиться на истфаке МГУ). А весной 49 г. взяли обеих – как объяснил следователь, для профилактики: у них могли быть антисоветские настроения. Девочки-то как раз были вполне советские, в вину родителей не верили, но формулировку «лес рубят – щепки летят» принимали. Как потом выяснила Заяра, в одно время с ними арестовали еще целую группу детей врагов народа – видно, кампания тогда в МГБ была.
Следователь Заяре попался вполне корректный, не бил и не орал, правда, врал (а та верила – доУчитесь, говорил, на учителя в другом городе, ссылка – это не страшно). Сокамерники в лубянской тюрьме были вполне симпатичные, в общем, жить можно. Но в ссылку (обеим дали всего по пять лет как СОЭ – «социально-опасный элемент») сестры попали в разные места – Гайра в Казахстан, Заяра в Новосибирскую область. Последней удалось договориться о переводе к сестре, где их застала амнистия после смерти Сталина. С трудом устроившись экспедитором в издательстве, куда ее взял главред, ценивший творчество ее отца, Заяра дождалась полной реабилитации, закончила институт и пошла работать в Библиотеку иностранной литературы, а потом многие годы трудилась как литератор и переводчик. С 1991 г. почти до самой смерти в 2010 г. была редактором, составителем и оформителем в издательстве «Возвращение», выпуская книги узников ГУЛАГа, и где в 1989 г. впервые вышли ее воспоминания, написанные в 1988 г. Выходили они отдельными изданиями еще в 1990, 2004, 2006 гг.
В этой небольшой книжечке карманного формата, стоимость которой совсем не соответствует оформлению, описан один год из жизни Заяры Веселой – с ареста в апреле 49 г. до воссоединения в мае 50 г. с сестрой в поселке при одном из рудников Карагандинской области. К сожалению, поведать о большем она не захотела. Правда, в тексте есть вставки с воспоминаниями о жизни до ареста и после приезда в Казахстан, но их не так много. Жаль, что за все годы работы над чужими мемуарами Заяра Артемовна так и не сподобилась расширить свои – а талант у нее был, да и время тоже.
Конечно, америк в этих скромных по объему записках вы не откроете, но множество ценных бытовых деталей, а также ощущений 20-летеней девушки сделают чтение этой книжки полезным и серьезным времяпрепровождением. Рекомендую.
Иллюстраций нет. Тираж не указан.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть