Голицыны — это заметная фамилия на исторической карте России. Проявили себя в разных ипостасях, и хотя звезд с неба не хватали, оставили свой след в отечественной истории, заметный и достойный.
Издательство «Никея» выпустило ранее записки самого известного (литературно) представителя этой семьи, С.М. Голицына (отличная вещь, между прочим). Теперь оно подготовило записки его дяди, А.В. Голицына, и бабушки, С.Н. Голицыной.
Воспоминания княгини Голицыной (Деляновой) (1951-1925) были написаны после революции и доведены до начала 20 в. В них описана ее сугубо личная жизнь (путешествия, балы, рождение детей и внуков), внешний мир почти не показан (за исключением коронаций, в которых она принимала участие) — возможно, потому, что вспоминалось только хорошее. В общем, красивое, хорошее, доброе прошлое, было о чем вспомнить. Общалась с царями и великими князьями, писала о них без реверансов. Это один сплошной текст, без разбивки на части, почти поток сознания.
Записки ее среднего сына, А.В. Голицына (1876-1951), были созданы в конце 1920-х гг. в эмиграции, и предназначались для сына. Переведены с английского. В начале он немного вспоминает о событиях 1917 г., когда он был выбран председателем исполкома Звенигородского уезда. Будучи врачом, был хорошо известен своей благотворительностью, однако (или именно поэтому) в конце 17 г. был вынужден уехать с семьей в Сибирь, где работал по специальности. Был арестован в Тюмени вместе с князем Львовым, первым председателем Временного правительства. Сидел в екатеринбургской семье, чудом уцелел. Был освобожден и скрывался в деревнях от большевиков. При белых был хирургом в военном госпитале. Отступал вместе с армией Колчака, в начале 20 г. попал в плен к красным. Полгода трудился врачом, чуть не умер от тифа. Смог добраться до Владивостока, оттуда переправился в Харбин, где после более чем годовой разлуки воссоединился с семьей. В 24 г. перебрался в США, где и осел. Продолжил успешную карьеру (думается, в Лос-Анжелесе врач-князь должен был быть весьма популярен среди местных). Дети его прекрасно устроились в Америке, два сына добились известности в Голливуде. Его оставшиеся в СССР родственники такого счастья не знали.
Обе книги изданы по рукописи (где хранились, не указано). Имеется небольшое предисловие и послесловие Г.С. Голицына, правнука С.Н. Голицыной, хорошие, но неполные. Текст С.Н. Голицыной имеет некоторое количество примечаний, в т.ч. редакторских, заметки А.В. Голицына удостоились лишь двух комментариев. Представлены две вклейки с ч/б иллюстрациями. В целом добротное оформление. Тираж не указан.
Рекомендую всем интересующимся историей нашей страны во второй половине 19 – первой четверти 20 в. Читается легко, по прочтению остается чувство грусти.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

У этой книги есть два принципиальных недостатка – это формат и цена.
Во-первых, жаль, что данная биография вышла в малой серии ЖЗЛ, а не в большой (это, на мой взгляд, изначально наложило определенные ограничения на автора). Во-вторых, эта небольшая (хотя изящно и качественно оформленная) книга могла бы стоить и подешевле…
Д.И. Олейников – автор нескольких книг по истории России первой половины 19 в. Предыдущий его опыт в жанре жизнеописания появился в 2009 г. – это была биография графа Бенкендорфа, также изданная в серии ЖЗЛ, и действительно вызвавшая многочисленные положительные отзывы.
Интерес Д.Олейникова к русским консерваторам, причем скорее практикам, а не теоретикам, нашел выражение в попытке понять, что двигало этими людьми, и опровергнуть наросшие за многие десятилетия мифы.
Биография Бенкендорфа сразу же показала, что о нем говорит человек не только со своим взглядом (этим должен отличаться каждый настоящий историк), но и своим голосом. Доскональное знание предмета, свободная ориентация в современной литературе и литературе прошлых лет (в том числе зарубежной), активное привлечение разнообразных источников (опубликованных и архивных), умение излагать строго научный материал занимательно и легко – все эти качества хорошего и следователя и писателя стали достоянием (и безусловным достоинством) новой книги Д.Олейникова.
Как я уже сказал, малый формат, а значит, и малый объем, не позволил в полной мере развернуться автору жизнеописания одного из самых спорных российских императоров. Еще его современники (преимущественно из числа эмигрантов) видели в нем солдафона, мечтавшего не только всю Россию, но и всю Европу построить по ранжиру. Прозванный при жизни Николаем Палкиным, он принял власть на Сенатской площади 14 декабря 1825 г., а сдал ее почти через 30 лет холодным февралем 1855 г., когда положение России было столь тяжким, что многие говорили о самоубийстве царя, якобы осознавшего всю пагубность его реформ.
Встав мощной фигурой между Александром I Благословенным и Александром II Освободителем, Николай так и не стал для общества Незабвенным, хотя его политикой стало решение многих из проблем, доставшихся ему в наследство от старшего брата, причем так, чтобы они не перешли к его старшему сыну (и то, и другое свершить в полном объеме самому императору не удалось).
Именно на это обращает внимание Д.Олейников – Николай мог стать однокашником Пушкина, Дельвига и Кюхельбекера (эту идею зарубил Александр Павлович), и всю свою (не такую и долгую – менее 60 лет) жизнь он готовил первого, так сказать, «профессионального» императора – своего сына, которому досталось гораздо больше и почестей, и признания, хотя многое из того, что Александр Николаевич сделал, он достиг благодаря усилиям (в том числе и охранительным) своего отца.
Автор убедительно показывает и истоки жизненной философии Николая, и обстоятельства, формировавшие его – не характер, тот не менялся - а подходы к тому, как отвечать на вызовы времени. Николаевский принцип «идти тихо, но смело», «сделав шаг вперед, назад идти нельзя» оказался не соответствующим эпохе радикальных перемен. Надо отдать должное царю: понимая все недостатки сложившейся как до него, так и при нем «административной системы», он не пустил дела на самотек, как его старший брат, и не стал рубить сплеча, как его отец. Попытка контролировать если не всё и вся (к этому Николай как раз не стремился, и Д.Олейников убедительно показал это на примере того, какую огромную власть – и ответственность – он передавал своим соратникам), то многое, и прежде всего своим собственным примером, шла параллельно масштабным планам перестройки страны, правда, в соответствии с идеями императора, а не общества. Увидев, что ремонтировать настоящее не вполне получается, он начал готовить задел на будущее, перекладывая перемены на следующее поколение. Это ему вполне удалось – автор пишет, что даже самые последовательные критики Николая не могли не признать, что император и его эпоха подготовили одного из самых выдающихся преобразователей России – Александра II. И роль, и место Николая в истории России выглядят под пером Д.Олейникова не радикально другой – пересматривать достижения царя начали в перестройку – но убедительно объективной.
Автор смог дать не только откровенный портрет Николая-политика, но и Николая-мужа, показав его не холодным сфинксом, а вполне домашним и простым человеком. Кроме портрета самого царя, Д.Олейников смог создать точными и яркими мазками целую галерею сподвижников Николая. Кому то может показаться странным полное отсутствие в книге о Николае и его времени Пушкина, но это был сознательный выбор автора, не пожелавшего создать еще одну книгу о Поэте и Царе (на мой взгляд, это оправданный выбор). Наверное, эпоха Николая I без рассказа о культуре той поры выглядит неполной, но отказ от каких-то традиционных элементов (а может, нежелание автора частично повторять то, что уже было сказано в книге о Бенкендорфе) не видится недосмотром автора.
Безусловным преимуществом выглядит желание Д.Олейникова снять ту мишуру мифов, которыми обросла фигура Николая – от его незаконнорожденности (что почему-то очень не понравилось многим рецензентам, явно не прочитавшим книгу дальше десятой страницы, и не понявшим, что автор просто показал все версии) до его музыкальных пристрастий и участия в проектировании железных дорог. Автор показывает, откуда растут ноги эти мифов и почти в 100% случаев демонстрирует, что фактов за ними нет.
Отмечу, что рассматриваемое издание снабжено отличной подборкой иллюстраций (к сожалению, не цветных), что делает чтение её более зрительно ярким.
Очень рад, что появилось такое жизнеописание Николая I, своей полнотой, широтой, беспристрастностью изложения и уважения автора к своему герою выделяющееся среди традиционных полярных изданий о том времени (от хулящих до воспевающих). Всячески рекомендую его всем интересующимся историей России первой половины 19 в., а от автора ждем продолжения его трудов по изучения этой самой истории. Скрыть

Даже тот, кто не знает, что Р. Киплинг писал стихи (и очень хорошие!), наверняка слышал первые строки знаменитой баллады английского барда «Баллада о Востоке и Западе»
«О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд».
Так вот, этот ставший классическим перевод принадлежит перу Елизаветы Григорьевны Полонской, еще в начале 1920-х гг. подготовившей его для К. Чуковского, руководителя курсов переводчиков издательства «Всемирная литература», которые посещала Полонская.
Наверное, она ни до, ни после не думала, что — она, единственная «сестра» в группе «Серапионовы братья»! — войдет в историю отечественной литературы именно этими (переводными) стихами, а не своими, каковых у нее было много, и для детей, и для взрослых.
Сейчас ситуация изменилась (исправилась) — Елизавета Полонская числится на русском Парнасе не только поэтом «серебряного века», но и автором интересных воспоминаний о начале своей (довольно долгой) жизни.
Немного об этой самой жизни. Лиза Мовшенсон выросла в Польше в либеральной еврейской семье. Отец был инженером, мать, увлекавшаяся в детстве народничестом, занималась хозяйством. С отцом отношения у Лизы были сложные, мать стала ей подругой на всю жизнь. Со слов о матери, трогательных и пронзительных, и начинаются воспоминания Полонской (см. фото с. 31).
С детства хорошо знала и любила русскую и немецкую культуру, со временем познакомилась и полюбила французскую литературу, прежде всего поэзию. Свободно знала несколько языков, что впоследствии дало ей возможность работать переводчиком.
Еще в старших классах гимназии, когда семья переехала в С. Петербург, принимала активное участие в деятельности социал-демократических кружков (преимущественно большевистского толка). Знала Каменева и Зиновьева, Землячку и многих других, более и менее видных большевистских лидеров, о чем подробно (но с оглядкой на цензуру) рассказала во второй части воспоминаний.
Скрываясь от ареста, уехала в 1908 г. в Париж, где по настоянию отца училась в медицинской школе Сорбонны. Первое время продолжала участвовать в революционном движении (эмигрантов Париже было великое множество, особенно после 1905 г.), но со временем пришло разочарование в вождях (про Ленина, с которым шапочно общалась, она этого не пишет, но по воспоминаниям других «русских парижан» это можно установить). Там же познакомилась с русскими литераторами, и это увлечение прошло через всю жизнь, отлившись в сотни стихотворных строк. Одним из таких друзей стал И. Эренбург. Обо всем этом Полонская очень интересно и гораздо более откровенно пишет в третьей части воспоминаний.
Окончив в 1914 г. Сорбонну с дипломом врача, была призвана на франко-германский фронт и несколько месяцев была на войне. С 1915 г. в России, тем же военным врачом, о чем написала мало (всего одну страницу!), но очень жестко – см. фото стр. 320-21.
После 1917 г., о событиях которого почти ничего не пишет (видно, не знала как, чтобы прошло цензуру) работала врачом в Петрограде и продолжала писать стихи (в том числе детские), которые многие хвалили за выразительность и смелость. В 30-е гг. это всё ушло из ее творчества, ставшего обычным советским и неинтересным. Много переводила, занималась журналистикой.
Мемуары стала писать еще в середине 1940-х гг., потом продолжила в конце 1950 – 1960-ее. Под конец внутренний цензор постепенно ослабевает, возможно, с приходом понимания, что такое ее творчество в печать не пройдет, даже при использовании эзопова языка. Вот пример о возвращении реабилитированных: «Прошли 21 и 22 съезды партии. Снова жили с нами некоторые из тех, кого мы считали умершими» (с.387). В 1960-70-е гг. отрывки из ее воспоминаний выходили изредко, в основном в провинциальных журналах. Попытки публикации всего текста, предпринимавшиеся наследниками с 1980-х гг., были тщетны.
Фактически книга освещает события первой честверти 20 в. Лучшие страницы, как это часто бывает, посвящены детству и юности, учебе в Лодзи и Петербурге, потом в Париже. После 1920 г. о себе рассказывать практически перестала, писала больше о тех, кого знала: Чуковский, Гумилев, Зощенко, Вс. Иванов. Не всё здесь стало откровением, но всё любопытно.
Красочно и подробно рассказывается о двух поездках Полонской — в Коктебель и Грузию в 1924 г. Дальнейшее описывать не стала.
Подготовлено это замечательное издание Б.Я. Фрезинским совместно с наследниками Е.Г. Полонской, сопроводившим книгу обстоятельным предисловием и послесловием о жизни и творчестве этого поэта (общим объемом в 40 стр.), комментариями (на 60 стр.) и именным указателем. Минимум опечаток. Сами воспоминания занимают 465 стр. плюс два приложения на 45 стр. Есть две вклейки с ч/б фото из семейного архива.
Фрезинскому пришлось проделать большой труд по сличению разных вариантов записок Полонской. Да, в тексте есть кое-какие повторы, но их немного и они не занимают много места.
По-моему, данное издание — это ценное дополнение к тому когда-то многоголосому хору, что наполнял пространство России. Со временем он звучал всё тише и тише, пока даже эхо его не прекратилось. Но благодаря воспоминаниям Елизаветы Полонской мы можем если не услышать, то хотя бы представить многообразие той давно ушедшей жизни. Очень рекомендую всем интересующимся историей нашей страны начала 20 в.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Один из моих любимых жанров исторической литературы, если так можно сказать — это воспоминания. Он сложен для использования в работе, поскольку очень субъективен, но в силу своей субъективности и максимально человечен.
По этой причине серия «Россия в мемуарах» издательства НЛО привлекала меня еще с 1990-х гг. публикацией малоизвестных или вообще не изданных ранее воспоминаний по истории отечественной истории 19-20 в. Практически все эти выпуски я приобрел и прочитал.
Наверное, одной из последних нечитанных работ в этой серии была издание записок Ивана Николаевича Лобойко (1786-1861). Меня несколько смущало содержание его мемуаров, казалось несколько провинциальным и мелковатым, что ли. Но тот факт, что текст Лобойко был подготовлен к печати и прокомментирован А.И. Рейтблатом, гарантировал, казалось бы, что материал будет достойного качества.
Я был и прав, и не прав. Прав в том, что, действительно, А.И. Рейтблат выдал на гора по настоящему качественный продукт: обстоятельная вводная статья о Лобойко и его трудах, подробные комментарии на 60 с лишним стр., аннотированный именной указатель. В общем, всем бы изданиям такого составителя и комментатора.
Не прав, увы, я был в том, что отличной упаковке будет соответствовать такое же содержание. Лобойко, как деликатно характеризует его Рейтблат, был человеком разносторонне образованным и знающим, но при этом весьма разбрасывающимся — много чем за свою немалую жизнь занимался, но мало что довел до конца. Вот и воспоминания его существуют в нескольких вариантах, несколько раз начатых, но так и незавершенных. Это не единственная особенность мемуарных трудов Лобойко, но в начале несколько слов о нем самом.
Родившись в семье небогатого чиновника-малоросса, Лобойко окончил только что открытый Харьковский университет. После недолгой службы учителем немецкого языка и литературы (к языкам он вообще имел способности) в местных гимназиях, перебрался сначала в Варшаву, а потом в С. Петербург чиновником, где тоже преподавал и писал. Заведя в столице разные литературные знакомства, вступил в Вольное общество любителей российской словестности, где общался с лучшими тогдашними писателями и поэтами (свои способности в этой области не особенно переоценивал, современники же были к нему еще строже, но тогда образованных людей было столь немного, что каждый был на счету).
Не без помощи своих новых связей попал на место профессора русского языка и словестности Виленского университета (1822-32). Это оказалось вполне его местом. Поляки плохо знали русский язык, да и не особенно старались его узнать; Лобойко же, будучи не совсем русским и искренне интересовавшимся польской литературой, смог ненавязчиво показать достоинства нового «языка межнационального общения». Звезд с неба он не хватал, был монархистом, увлекался этнографией, писал много, печатался мало, в общем, обычный чудокаватый ученый.
Когда университет ликвидировали, до выхода в отставку в 1840 г. преподавал в виленских же римско-католической Духовной академии и военно-медицинской академии (огрызки бывшего университета). Потом путешествовал, писал статьи для журналов, дважды (в 1843 и 1856 гг.) принимался за воспоминания.
Рассматриваемая книга включает в себя оба варианта этих воспоминаний, несколько повторяющих друг друга, но различающихся. В первой части много о юности и жизни до Виленского университета, много заметок конспективного характера, имеются сбои в хрогологии. Во второй части, созданной уже в годы александровской оттепели, содержится подробный и интересный рассказ об учиненном разгроме университета в Вильно, начавашемся со следствия по делу т.н. филаретов (псевдо тайное общество поляков, раздутое русификаторами поздних алексадровских времен до некоего гигантского антиимперского заговора). Повестование о следствии, тянувшемся несколько лет, занимает значительную часть второй части воспоминаний Лобойко и является, на мой вкус, лучшим разделом его мемуаров.
Остальное читать было не очень интересно: много деталей о разных ученых и литераторах, встреченных Лобойко, его трудах, сегодня практически неинтересных даже специалистам. Быт, нравы, разные любопытные подробности, оригинальный стиль и проч. — этого вы у Лобойко не найдете.
Поэтому рекомендовать сей славный труд довольно среднего ученого и писателя, при всем уважении к А.И. Рейтблату, поставившему своим изданием его воспоминаний И.Н. Лобойко настоящий памятник ему, не берусь. Есть более интересные и значимые текста о том времени и людях.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Уникальное, очень стильное, прекрасно оформленное литературно-художественное издание, удивительным образом передающее дух ушедшей эпохи. Всего представлено более 500 детских фотографий и открыток дореволюционного периода (преимущественно постановочные (студийные), главные герои которых – дети представителей различных сословий: дворянства, священничества, военных, чиновников). Помимо несравнимого удовольствия от простого лицезрения милых мордашек, очень интересно рассматривать детали одежды детишек, их родителей, нюансы интерьеров фотостудий и жилых помещений. Поистине экскурс в моду и стиль вековой давности. Книга состоит из 11 тематических разделов, в каждый из которых включены текстовые выдержки о детстве и о том, что с ним связано (игры и игрушки, праздники, одежда) как из литературных произведений, так и из личных воспоминаний. Среди авторов: М. Добужинский, В. Верещагин, Е. Шварц, А.Цветаева, П. Граббе, Т.Карсавина и многие другие. Кроме фотографий, множество "карандашных" и "силуэтных" иллюстраций. Фотографии и иллюстрации выполнены в оригинальных черно-коричнево-серо-белых тонах, местами отретушированы. Каждая страница имеет оригинальное оформление. Прекрасная полиграфия, фотографии высокого качества. Мелованная бумага. Большой формат. Суперобложка. Напечатано в Латвии. Тираж 2 т. экз. Отличный вариант как для подарка, так и для приобретения в "семейную" библиотеку. Скрыть