Один из моих любимых жанров исторической литературы, если так можно сказать — это воспоминания. Он сложен для использования в работе, поскольку очень субъективен, но в силу своей субъективности и максимально человечен.
По этой причине серия «Россия в мемуарах» издательства НЛО привлекала меня еще с 1990-х гг. публикацией малоизвестных или вообще не изданных ранее воспоминаний по истории отечественной истории 19-20 в. Практически все эти выпуски я приобрел и прочитал.
Наверное, одной из последних нечитанных работ в этой серии была издание записок Ивана Николаевича Лобойко (1786-1861). Меня несколько смущало содержание его мемуаров, казалось несколько провинциальным и мелковатым, что ли. Но тот факт, что текст Лобойко был подготовлен к печати и прокомментирован А.И. Рейтблатом, гарантировал, казалось бы, что материал будет достойного качества.
Я был и прав, и не прав. Прав в том, что, действительно, А.И. Рейтблат выдал на гора по настоящему качественный продукт: обстоятельная вводная статья о Лобойко и его трудах, подробные комментарии на 60 с лишним стр., аннотированный именной указатель. В общем, всем бы изданиям такого составителя и комментатора.
Не прав, увы, я был в том, что отличной упаковке будет соответствовать такое же содержание. Лобойко, как деликатно характеризует его Рейтблат, был человеком разносторонне образованным и знающим, но при этом весьма разбрасывающимся — много чем за свою немалую жизнь занимался, но мало что довел до конца. Вот и воспоминания его существуют в нескольких вариантах, несколько раз начатых, но так и незавершенных. Это не единственная особенность мемуарных трудов Лобойко, но в начале несколько слов о нем самом.
Родившись в семье небогатого чиновника-малоросса, Лобойко окончил только что открытый Харьковский университет. После недолгой службы учителем немецкого языка и литературы (к языкам он вообще имел способности) в местных гимназиях, перебрался сначала в Варшаву, а потом в С. Петербург чиновником, где тоже преподавал и писал. Заведя в столице разные литературные знакомства, вступил в Вольное общество любителей российской словестности, где общался с лучшими тогдашними писателями и поэтами (свои способности в этой области не особенно переоценивал, современники же были к нему еще строже, но тогда образованных людей было столь немного, что каждый был на счету).
Не без помощи своих новых связей попал на место профессора русского языка и словестности Виленского университета (1822-32). Это оказалось вполне его местом. Поляки плохо знали русский язык, да и не особенно старались его узнать; Лобойко же, будучи не совсем русским и искренне интересовавшимся польской литературой, смог ненавязчиво показать достоинства нового «языка межнационального общения». Звезд с неба он не хватал, был монархистом, увлекался этнографией, писал много, печатался мало, в общем, обычный чудокаватый ученый.
Когда университет ликвидировали, до выхода в отставку в 1840 г. преподавал в виленских же римско-католической Духовной академии и военно-медицинской академии (огрызки бывшего университета). Потом путешествовал, писал статьи для журналов, дважды (в 1843 и 1856 гг.) принимался за воспоминания.
Рассматриваемая книга включает в себя оба варианта этих воспоминаний, несколько повторяющих друг друга, но различающихся. В первой части много о юности и жизни до Виленского университета, много заметок конспективного характера, имеются сбои в хрогологии. Во второй части, созданной уже в годы александровской оттепели, содержится подробный и интересный рассказ об учиненном разгроме университета в Вильно, начавашемся со следствия по делу т.н. филаретов (псевдо тайное общество поляков, раздутое русификаторами поздних алексадровских времен до некоего гигантского антиимперского заговора). Повестование о следствии, тянувшемся несколько лет, занимает значительную часть второй части воспоминаний Лобойко и является, на мой вкус, лучшим разделом его мемуаров.
Остальное читать было не очень интересно: много деталей о разных ученых и литераторах, встреченных Лобойко, его трудах, сегодня практически неинтересных даже специалистам. Быт, нравы, разные любопытные подробности, оригинальный стиль и проч. — этого вы у Лобойко не найдете.
Поэтому рекомендовать сей славный труд довольно среднего ученого и писателя, при всем уважении к А.И. Рейтблату, поставившему своим изданием его воспоминаний И.Н. Лобойко настоящий памятник ему, не берусь. Есть более интересные и значимые текста о том времени и людях.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Уникальное, очень стильное, прекрасно оформленное литературно-художественное издание, удивительным образом передающее дух ушедшей эпохи. Всего представлено более 500 детских фотографий и открыток дореволюционного периода (преимущественно постановочные (студийные), главные герои которых – дети представителей различных сословий: дворянства, священничества, военных, чиновников). Помимо несравнимого удовольствия от простого лицезрения милых мордашек, очень интересно рассматривать детали одежды детишек, их родителей, нюансы интерьеров фотостудий и жилых помещений. Поистине экскурс в моду и стиль вековой давности. Книга состоит из 11 тематических разделов, в каждый из которых включены текстовые выдержки о детстве и о том, что с ним связано (игры и игрушки, праздники, одежда) как из литературных произведений, так и из личных воспоминаний. Среди авторов: М. Добужинский, В. Верещагин, Е. Шварц, А.Цветаева, П. Граббе, Т.Карсавина и многие другие. Кроме фотографий, множество "карандашных" и "силуэтных" иллюстраций. Фотографии и иллюстрации выполнены в оригинальных черно-коричнево-серо-белых тонах, местами отретушированы. Каждая страница имеет оригинальное оформление. Прекрасная полиграфия, фотографии высокого качества. Мелованная бумага. Большой формат. Суперобложка. Напечатано в Латвии. Тираж 2 т. экз. Отличный вариант как для подарка, так и для приобретения в "семейную" библиотеку. Скрыть

Данная книга – большая редкость. Лев Лосев (уже, к сожалению, покойный) – знаковая фигура советской (а потом и русскоязычной) литературы 1970-2000-х гг. Прекрасный поэт (как-то мало оцененный на Родине, где вышло всего несколько его книжек), интереснейший мемуарист, которому есть что рассказать о своих современниках (а у него в друзьях были многие, один Бродский чего стоит!) – там и стоит искать его беллетристических размышлений о Бродском – но при этом с тактом и талантом рассказавший не все и тактично умолчавший или неотозвавшийся о том, чему были посвящено целые книги иных "воспоминателей", серьезный исследователь, автор работы "Эзопов язык в русской литературе", написал – подчеркиваю – "литературную" биографию своего друга и старщего товарища (при этом, по воспоминаниям друзей Бродского, последний к Лосеву всегда относился именно как к старшему и считал его и Евг.Рейна своими учителями в литературе). Лосев сразу же ограничивает свое повествование определенными рамками – он пишет историю Поэта, поэтому его жизнь – это фон, на котором он дает картину становления Поэта, а не просто излагает в хронологическом порядке, где тот был и что делал в тот или иной момент времени. Судите автора (Лосева) по его правилам. Так еще Пушкин призывал. Если кому-то эта биография Бродского не понравилась, потому что он не нашел в ней ничего для себя нового, то можно только скромно преклониться перед таким интеллектом и только спросить – а зачем покупали-то, если и так все знаете?
Лосев выбрал для себя позицию, которую можно критиковать, но которую надо принять – он пишет не статью в сборник воспоминаний о Бродском, а серьезную работу о жизни и творчестве последнего. Он обильно цитирует – но не себя, любимого, а других, чьи слова он комментирует как человек знающий. Он, безусловно, меряет Бродского (и имеет полное право считать его поэтическим гением), но не своей меркой, а сопоставляя его слова и дела с той задачей, которую сам Бродский ставил перед собой – всю жизнь и на каждом определенном ее этапе. Мерило – стихи самого Бродского, отношение к ним других поэтов и писателей, наших и зарубежных (себя Лосев скромно относит к другой весовой категории и спасибо ему за это). Любопытна, скажем, оценка Набоковым написанных еще в СССР стихов Бродского – "слишком много слов". А чтобы сгладить обиду, жена Набокова попросила отправить поэту в Питер джинсы…
Лосев, согласен, пишет не только отстраненно, но и несколько суховато. Мне тоже какие-то филологические его рассуждения показались штудиями, достойными иных, более академических изданий. Но если по-другому он дать портрет Бродского не может и показать его поэтическую эволюция (Бродский - поэт! все остальное в его не изобилующей приключениями жизни вторично) у него не получается, то всегда можно эти страницы пробежать/пропустить, зачем всю книгу-то ругать? Тем более что Лосев писать умеет и делает это мастерски. Возможно, об умершем друге трудно писать по-другому. Возможно, Лосев сознательно выжал из своего текста всю эмоциональность. В общем, рекомендую эту книгу всем, интересующимся Иосифом Бродским и его миром.
ПС. Единственное, что меня неприятно зацепило - некоторые английские названия/фрагменты стихотворений переведены коряво. Если это сделал кто-то другой (что вряд ли), то пропустили автор и редактор, если сам Лосев, то странно такое видеть - все-таки 30 лет в Штатах человек прожил... Скрыть

Поскольку два фотографа уже оставили свои снимки данной книги, остановлюсь на содержании этой любопытной работы.
Прасковья Евгеньевна Степанова (в замужестве Мельгунова) прожила долгую жизнь. Появившись на свет в Москве в 1881 г., скончалась она в 1974 г. в Австрии, а похоронена была в Париже. Этот век изобиловал многими и многими событиями, очевидцем которых она не просто была, но и оставила нам свои воспоминания о них.
С юности Прасковья Евгеньевна была вовлечена в революционное движение – даже Высшие женские курсы окончить не смогла, была исключена за принадлежность к партии эсеров (по тем временам – самые страшные террористы) и доучивалась в Швейцарии. Вернувшись на родину, много печаталась, подготовив не один сборник документов по истории нашей страны 18-19 вв.
Будучи с 1902 г. женой редактора известного в начале 20 в. журнала «Голос минувшего» С.П. Мельгунова, активно участвовала в общественной жизни России до и после революции 17 г. Правда, после Октябрьской революции из-за преследований мужа большевиками (не раз арестованного и даже приговоренного к расстрелу) эта деятельность пошла на убыль, даже пришлось уехать в деревню работать учительницей. В 1922 г. за издание (за границей) сборника воспоминаний «Красный террор» их обоих выслали за границу, где они продолжали выпускать различные материалы по истории российской революции, знатоком и участником которой Мельгунов был. С.П. Мельгунов скончался в 1956 г. После его смерти Прасковья Евгеньевна выпустила его дневники, включив туда и свои заметки (выходили и у нас, в 2003 г.).
Дневники Прасковья Евгеньевна начала вести в 1914 г. по совету мужа, и продолжала вести с разной интенсивностью на протяжении ряда лет. Часто их этих её подневных заметок уже издавалась, естественно, на чужбине: с 1929 по 1970 г. в Париже, Берлине и Праге в разных изданиях публиковались ее воспоминания и фрагменты дневников, посвященные, в основном, событиям 17-20 гг.
Рассматриваемое издание содержит в себе полный текст дневников Прасковьи Евгеньевны 1914-20 гг., извлеченный из отечественных архивов. Пропорционально они выглядят следующим образом: общий объем дневников занимает 220 стр. текста, из них с начала Первой мировой до Февральской революции 40 стр., событиям 17-го и 18-го гг. посвящено по 85 стр., 19-20 гг. – 20 стр. Самая объемная и подробная часть дневников посвящены событиям осени – 1917 – зимы 1918 г., когда Мельниковы жили в Москве, непосредственно и близко наблюдая происходившее вокруг них. Это, пожалуй, и наиболее информативная часть дневников.
Что можно сказать о книге? Данная работа, пусть это никого не обидит, на мой взгляд – дневник информированного обывателя. Записи переполнены слухами, сплетнями, путаницей в именах, временам, причинах и проч. С 17 г. автор перестает что либо понимать – и это не ее вина, а беда, понимать и трезво оценивать происходящее, без предубеждения и паники, могли тогда очень немногие.
Вот один пример. Запись от 2 декабря 17 г. (приведена полностью): «Слухи: Ленин убит сыном Духонина – не подтверждается; Семеновский полк провозгласил царем Кирилла Владимировича и отказался уходить из Петербурга; царь бежал (это из газет) и находится уже в Финляндии; вел.кн. Татьяна бежала в Англию в мужском платье. Она же выходит за сына Вильгельма» (с.132). Истины нет ни в одном из этих слухов, но именно ими питались тогда, наверное, все.
Этим данные дневники и интересны. Они зафиксировали не только настроения либеральной части тогдашнего общества, склонного видеть скорее плохое и верить в это, но чувства тогдашнего человека, оказавшегося в центре катастрофы мирового уровня, но не до конца понимающего масштаб и направление происходящего. Мы, сегодняшние, и то не обо всем доспорили о вроде бы очевидных фактах. Хуже всего мы понимаем/постигаем психологию живших тогда людей. Очередная книга из серии «Живая история» издательства Кучково поле хороша как раз тем, что она сохранила во многом ушедшее, утраченное – слухи, разговоры, мелкие детали быта. Скажем, Прасковья Евгеньевна несколько раз берется сопоставить или хотя бы зафиксировать цены на повседневные товары и услуги, как бы вбить какие-то колышки, чтобы привязать быстро текущее время.
Данное издание представляет из себя вполне академическую работу – с предисловием об авторе и его жизни научного редактора этого издания В.Д. Лебедева, подробными примечаниями на 30 стр. того же В.Д. Лебедева, аннотированным именным указателем. К сожалению, нет ни одного фото – надо понимать, в процессе подготовки данного издания составителям не удалось обнаружить ни одного изображения Прасковьи Евгеньевны. Грустно.
Вместе с дневниками Мельковой-Степановой можно посоветовать почитать дневники М. Пришвина, В. Вернадского, В. Короленко – людей, близких Прасковье Евгеньевне по духу.
В целом, рассматриваемое издание будет интересно всем, кто хочет побольше узнать о событиях одного из самых роковых десятилетий нашей истории – с 1914 по 1923 г. Рекомендую.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Удивительно, но на эту интересную и информационно необыкновенно ценную книгу до сих пор нет ни одной рецензии… На какую только, прости Господи, шелуху не пишут отзывов, каких правильных - и фальшивых - слов про Великую Отечественную войну не произносят, а прочитать фактически дневник одного из не простых периодов войны и рассказать о нем ни у кого не получилось. Обидно, господа.
О предыдущей, 2015 г., работе Александра Александровича Марданова, посвященной той же теме (воздушная война в Заполярье в 1941 г.) я в свое время писал. К сожалению, знаю я о нем столько же, сколько и тогда – ничего. Поэтому расскажу исключительно о его новом исследовании.
Это подневная хроника воздушных боев, которую вели ВВС Карельского фронта, ВВС 14-й армии и ВВС Северного флота против германского 5-го Воздушного флота. Хорошо сохранившиеся многочисленные источники, прежде всего архивные, которые в изобилии привлекает автор, не только позволяют ему дать точное описание событий первой половины 1942 г., но и дают нам возможность увидеть повседневность, рутину войны, во всех ее героических и заурядных проявлениях. Шесть с лишним страниц перечисления использованных архивных фондов, данные в списке литературы и источников, поражают и объясняют, почему так долго писался этот фундаментальный труд.
Какая картина складывается после его прочтения? Летали сталинские соколы в основном на лендлизовских «Харрикейнах», которые, хотя и имели 12 (!) пулеметов, но значительно уступали немцам по бронированию, мощности огня (пушек на них не было, а слабые пулеметные патроны более надежно защищенные самолеты противника брали плохо), маневренности и проч. Тем не менее, воевали наши летчики с немцами и финнами везде, над сушей и над морем, по сухопутным целям, авиации и кораблям противника. Главным объектом работы вражеской авиации были союзные конвои, различные морские и приморские объекты, прежде всего порт Мурманска, и Кировская железная дорога. В целом эффективность немецких налетов, утверждает автор, была не так уж и высока.
Насыщенный огромным количеством фактов, этот почти 900-страничный том хорошо показывает, что война шла практически на равных. Ни у одной из сторон не было решающего преимущества, у всех случались и провалы, и прорывы. Зато объединяло наших и немецких асов (а также зенитчиков) неистребимое желание приписать себе больше побед, чем было на самом деле. Давая сопоставительный анализ боев и событий, что очень выгодно отличает его работу от многих других, А. А. Марданов показывает, как считали свои потери немецкие и советские командиры, какова была реальная цена постоянных ударов друг по другу.
Огромное количество информации, содержащееся в этой книге, делают ее чтение интересным, но требует постоянного внимания из-за большой плотности материала. Воды здесь нет вообще, зато много разных таблиц, составленных А. А. Мардановым. Мелкий шрифт усложняет чтение, но содержание в целом всё искупает.
Как и в предыдущем труде, нет сносок на цитируемые работы, что я готов простить, представляя, какое количество отсылок появилось бы
в этой и без того объемной монографии. Нет списка сокращений, что хуже. В тексте много ч/б иллюстраций разного качества, но из-за газетной бумаги многие смотрятся хуже, чем есть. Здесь же отмечу, что если всей книге А. А. Марданова было предпослано введение, то заключения нет, что не смертельно, но непоследовательно.
Всячески рекомендую этот основательный и добротный труд всем интересующимся историей Великой Отечественной войны.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть