Помните в начале «Андрея Рублева» Тарковского мужчину, с криком «Я летю!..» прыгающего с колокольни с самодельными крыльями? В этой эпизодической, но знаковой для фильма роли изобретателя-юродивого 13 в. снялся поэт-юродивый 20 в. Николай Глазков.
Николай Иванович Глазков (1919-79), в отличие от сыгранного им «летающего мужика», не разбился насмерть в попытке преодолеть законы физики. Он, несмотря на физическую противопоказанность его творчества, как и его поведения допустимым тогда рамкам (при Сталине за меньшие вещи расстреливали, а при Хрущеве с Брежневым сажали – когда в тюрьму, когда в сумасшедший дом), и жил, и писал, и читал вслух свои стихи — как будто всё можно и ничего не будет. Знали его единицы, но единицы уровня Б. Слуцкого, Д. Самойлова, Н. Коржавина, С. Наровчатова, очень высоко его ценившие и даже (неосознанно) подражавшие.
Вот как писал о Глазкове Борис Слуцкий:
«Кто спустился к большим
успехам,
А кого – поминай как звали!
Только он никуда не съехал.
Он остался на перевале.
Он остался на перевале.
Обогнали? Нет, обогнули.
Сколько мы у него воровали,
А всего мы не утянули...»
Глазков, несмотря на всю свою простоту — бытовую и творческую — не был и не стал поэтом для масс, практически сразу став поэтом для поэтов. Возможно, широкого читателя (которого у Глазкова никогда не было) отталкивало его ерничество, возможно, игра с формой и содержанием. Не случайно именно Глазкова выше всех остальных его сверстников ценили Лилия и Осип Брик, Глазкова, а никого другого признав поэтом, равным Маяковскому (хоть и другим). Глазков называл себя не футуристом, а небывалистом. Окончив пединститут, он недолго работал учителем русского языка и литературы. Душа у него к этому не лежала, достатка этот труд не давал. Это было не его, его была поэзия. Десять лет Глазков писал, как хотел, и за эти годы смог создать целый неповторимый литературный мир, названный им «поэтоградом». Потом в конце 1940-х гг. он сдался и решил писать «как все», объяснив себе и другим, что «достаточно сделал для после». Прожив после этой сдачи 30 с лишним лет (в основном переводами и плохими стихами), Глазков не был забыт (благодаря Брик и другим, бережно хранившим его стихи). Он показал поэтам младшего поколения возможность жизни в «литературном подполье», жизни бедной, честной и веселой. Но не для всех.
«Мир нормальный, нормированный,
По порядкам нумерованный
Совершает в ногу шествие,
Я ж стою за сумасшествие». Так писать, да еще в 1943 г. мог действительно только сумасшедший, или герой. Кем был Глазков, решает каждый сам.
Автор этой книги, впервые вышедшей в издательстве «Время» в 2006 г. (рассматриваемое издание – 2-ое, дополненное и исправленное, правда, не знаю, что именно изменилось по сравнению с оригиналом), Ирина Евгеньевна Винокурова (1953-), дочь поэта Евгения Винокурова, много лет занимается жизнью и творчеством Глазкова. Итогом ее исследований стала первая и единственная биография Н. Глазкова, весьма серьезная и добротная, вполне годная для публикации в серии ЖЗЛ, да еще и хорошо написанная. Жаль, что перебравшись в Америку, И. Винокурова-Колчинская больше ничего равного не создала...
На страницах этой обстоятельной и хорошо написанной книги очень много стихов самого Глазкова, мифов о нем и разоблачения этих мифов. К сожалению, вообще нет иллюстраций. На выходе мы видим человека, познакомиться с которым интересно и полезно, даже если его стихи не станут частью вашего культурного мира. Рекомендую всем любителям отечественной литературы 20 в.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Как я люблю писать, автор этой книги, Андрей Николаевич Почтарёв — человек знающий. Он профессиональный военный, более 30 лет отслуживший в вооруженных силах страны (в т.ч. в авиации ВМФ), полковник запаса. Окончив военную академию, кандидатскую диссертацию защитил в Институте военной истории Минобороны РФ на тему военно-морского сотрудничества США и СССР в годы Второй мировой войны. Автор и соавтор довольно большого количества монографий, сборников и статей. Работал редактором в «Красной звезде», на телевидении. Другими словами, знает систему изнутри, состоялся как историк-исследователь и умеет писать.
О советском ВМФ у него вышло уже две книги. Рассматриваемая в этой рецензии работа, как явствует из названия книги, повествует о репрессиях против командного состава ВМФ в период между двумя мировыми войнами. Тема, прямо скажем, не целина, о репрессиях в отношении военных писали и пишут много, поэтому я рассчитывал на нечто не новое, но комплексное, объединяющее под одной обложкой уже имеющуюся, но разбросанную по разным изданиям информацию.
В общем и целом, это я и получил. Правда, если на открытия/откровения я не настраивался, но думал, что будет больше архивных материалов, т.е. первоисточников. А.Н. Почтарев действительно проделал большую работу, но преимущественно с открытыми данными. Как результат, в своей работе он продемонстрировал как обобщение уже накопленных другими исследователями материалов, так и повторение задов. Автор цитирует большое количество документов (почти везде сопровождая свои цитаты, порой обширные, на несколько страниц, отсылкой к источнику), но нередко они представляют собой простой пересказ текста, без какой-либо аналитики, что более характерно для публицистики, а не научной работы. При этом внешний вид научности соблюден — издание сопровождается введением (и очень коротеньким заключением), примечаниями на 80 стр., но нет списка сокращений и литературы. Есть вклейка с ч/б фото. Много опечаток. Думается, что вторичность части текста, излишние отступления могли бы дать сокращение общего объема книги процентов на 10-15 без урона для содержания.
О содержании. Автор начинает рассказ о репрессиях, имевших место сразу после прихода большевиков к власти, и продолжает его хронологически почти до самой Великой Отечественной. Основная масса материала посвящена, конечно, репрессиям второй половины 1930-х гг., но в общем материале, приведенном автором, ВМФ посвещяна лишь часть текста, немалое же количество информации охватывает обстановку в стране в целом, что, конечно, нужно, дабы вписать опреденный сюжет в общий контекст, но здесь общее нередко перевешивает частное, и получается рассказ о деятельности НКВД вообще, в том числе и против ВМФ.
Данное издание – это пример добротного обобщения и обработки чужого материала, т.е. преимущественного редакторских усилий. Выше описательности А.Н. Почтареву, на мой взгляд, подняться не удалось, особой самостоятельности в изучении рассматриваемой им темы я не заметил. Рекомендую эту неплохую книгу всем интересующимся историей нашей страны в 1920-30-е гг. и темой военного строительства в эти годы, с учетом названных мной соображений.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Последнее время некоторые издательства, желая отразить в своих редакционных планах события столетней давности (Первая мировая, революция 17 г, Гражданская война), пошли по пути переиздания трудов участников тех событий, ранее уже выпущенных. Это нормально, и даже хорошо, если такие переиздания качественно добавляют что-то (желательно – много) к предыдущим публикациям (вводные статьи с оценкой событий, описанных авторами, их трудов и биографии, комментарии к текстам, карты, иллюстрации и проч.). Это можно только приветствовать.
Но такого продукта мало. Больше простой перепечатки в новой обложке, т.е. «перепаковки». Одним из источников материалов для такой издательской деятельсности стал знаменитый «Архив русской революции», вышедший в 22 тт. в 1920-30-х гг. в Берлине (переиздан у нас в 1991-93 гг.). В нем публиковались самые разные труды, преимущественно либерального лагеря (издателем был кадет), но не только.
Вот и рассматриваемая книга была извлечена из 18-го т. (1926 г.) и механически воспроизведена (лишь в новой орфографии), без малейших добалений. Прошло сто лет со времени записанных Яхонтовым событий и 90 лет со времени публикации его записок, а издательство с интригующим названием «Икс-Хистори» не посчитало нужным добавить хоть что-то к скопированному им тексту.
Ни единого комментария (их же нужно МНОГО), ни введения от специалиста по тем событиям, ни именного указателя, ни одной иллюстрации. Зато и расходов по минимуму. Правда, много опечаток (вот она, экономия). Кстати, впервые встречаю в выходных данных формулировку «Тираж ограничен». Это что-то чисто рекламное (берите, скоро кончится!). Вообще-то любой тираж ограничен – ограничен количеством экземпляров. Их-то и указывают. Здесь почему-то решили скрыть…В чем тайна?
Заканчиваю ворчать. Расскажу о самой книге. Аркадий Николаевич Яхонтов (1876 или 1878 – 1936), о котором в книге нет ни полслова, был родом из дворянской семьи, давшей России и видных чиновников, и общественных деятелей. Тоже служил, добившись довольно высоких степеней — были личным секретерем Столыпина в бытность того председателем Совета министров, с весны 1914 по осень 1916 г. помощник управляющего делами Совета министров, потом директор Канцелярии министерства и исполняющий обязанности товарища министра путей сообщения. В 1918—1920 гг. работал в финансовых службах правительства Юга России. Впоследствии эмигрировал во Францию.
Оказавшись причастен к событиям большой важности, смог понять значимость происходящего. Как пишет сам Яхонтов, он присутствовал на секретных собраниях, имевших место после каждого заседания Совмина. В них принимали участие сами министры или их товарищи (замы). Шло живое, искреннее и неформальное обсуждение самых разных вопросов внутренней и внешней политики. Яхонтов, присутствуя по должности на этих встречах, записывал (по возможности буквально) выступления участников для подготовки дальнейшего протокола. Это была довольно механическая работа, но в определенный момент он перестал быть простым стенографистом и стал фиксировать не только то, кто что говорил, но и как говорил, сопровождая это своими комментариями.
Летом 1915 г., когда русская армия стала отступать, оставляя западные губернии, дискуссии на собраниях Совмина стали как никогда жаркими. Наметилось отчетливое расхождение между группой министров, ждавших и уже требовавших от царя и высшего руководства армией серьезных шагов (умеренно либерального толка), и председателем Совмина И.Г. Горемыкиным, не желавшим даже обсуждать такие крамольные, с его верноподданнической точки зрения, вещи.
Все эти обсуждения и нашли отражение в записках Яхонтова, которые стали впоследствие ценнейшим документом для понимания того кризиса, что поразил верхушку русского общества в середине 1915 г. и способствовал, в конечном итоге, ослаблению и падению царского режима.
Заметки Яхонтова предлагают множество интересных и мало известных деталей того времени, показывая внутреннюю кухню верховной власти. Мы видим, как спорят люди, облеченные огромными полномочиями, для которых нет секретов в происходящем, кроме истинных помыслов императора. Первоначально даже Горемыкин, которого принято ругать за реакционность и бездействие, ведет себя достаточно сдержанно, но тоже решительно. Министры очень резко критикуют вел.кн. Николая Николаевича и его штаб, видя в нем одного из главных виновников неудач русской армии. Эти острые споры постепенно доходят до раскола среди собравшихся, когда большинство министров требуют от Горемыкина убедить царя не брать на себя тяжесть верховного главнокомандования, от чего тот категорически отказывается.
Читать записи Яхонтова любопытно и тяжело, тяжело — потому что знаешь, чем все закончится. Но это то чтение, что будет полезным всем, кто хочет узнать больше о внутренней политике России в годы Первой мировой войны. Очень рекомендую.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Корнелий Люцианович Зелинский (1896-1970) — один из тех литераторов, у которых в прошлом было многообещающее будущее. Родом из дворянской, вполне интеллигентной семьи: отец поляк, инженер по профессии, в годы Первой мировой офицер, впоследствии большевик и сотрудник ОГПУ, мать русская, учительница русского языка и литературы. Своих детей они любили и баловали, о чем Зелинский с теплом вспоминал уже весьма взрослым человеком.
Эта странная (но не для нашего 20 в.) смесь генов дала личность, чья репутация в истории советской литературы позволяет Зелинскому претендовать на собственную шкалу измерений, где подлость, продажность и лицемерие будут оцениваться в «корнелиях». Ведь этот милый человек с обаятельным лицом и манерами, разностроннне образованный и всегда с иголочки одетый (не случайно его в 20-е гг. называли «пролетарским эстетом») был тем еще негодяем.
Успев окончить в 1918 г. философское отделение историко-филологического факультета МГУ, с юношества увлекался всякими там декадентами и футуристами, гимназистом ходил на поэтические вечера, зачитывался модными писателями, сам пописывал стишки (которые носил на суд Блоку).
Революция увлекла его и он отдался ей со страстью, сделав неплохую карьеру при Украинском Совнаркоме. Уже тогда связался с чекистами, хотя уверял, что отношения были чисто платоническими.
В середине 1920-х гг. жил и работал в Париже, будучи одновременно литсекретарем тогдашнего посла во Франции Х. Раковского и спецкором «Известий». С этим периодом его жизни связан эпизод, вошедший в советскую литературу. В Париж он оправивлися в одном купе с дипкурьерами, на которых на территории Литвы было совершено нападение русскими белоэмигрантами. Расправившись с дипкурьерами, Зелинского они почему-то не тронули, что дало ему возможность отправить в «Известия» статью о случившемся, которая легла в основу знаменитого стихотворения Маяковского о «Теодоре Нетте, пароходе и человеке».
В эти же годы Зелинский делает окончательную ставку на литературу, став лидером и теоретиком популярной в 1920-е гг. группы конструктивистов (И. Сельвинский, Э. Багрицкий, В. Луговском, В. Инбер и др., менее известные поэты). Писал умные статьи о новом стиле, приобрел известность как литературный критик, был знаком со многими писателями и поэтами тех лет.
Группа и сам Зелинский подвергались жесткой критике т.н. рапповцев (сторонников соцреализма и диктатуры пролетарского направления в литературе). В конце концов, правильно оценив расстановку сил, Зелинский сдал своих товарищей, напечатав в 1930 г. покаянную (и разгромную) статью о конструктивизме, а потом и ряд других статей, где хулил Маяковского, Мандельштама и др.
Его принял под свое крыло Горький и помог устроиться, но никогда больше Зелинский уже не имел ни той известности, ни того влияния, каковыми обладал в 20-е гг. Практически перестал официально печататься до середины 50-х гг., занимаясь изучением советской и зарубежной литературы как научный сотрудник Института мировой литературы им. Горького, где защитил кандидатскую диссертацию.
Среди прочего, подрабатывал т.н. «внутренними рецензиями» для разных издательств и здесь также отметился, написав в 1940 г. разгромный отзыв на подготовленный сборник стихов М. Цветаевой, фактически лишив ее возможности вернуться в литературу.
При этом он в глаза пел дифирамбы и самой Цветаевой, и ее сыну Муру (оставившему в своих дневниках очень хвалебные заметки о нем). Оба они не знали, что Зелинского уже давно за это его двурушническое поведение заглазно зовут Корнелием Поллюциановичем или Карьерием Лицемеровичем Вазелинским.
Несмотря на всю его приспосабливаемость, Зелинский дважды (в конце 30-х и 40-х гг.) лишь благодаря заступничеству друзей миновал репрессий, но мягче от этого не стал.
В конце 1950-х гг., вернувшись в литературу рядом книжек (бесцветная биография Фадеева и отлакированные воспоминания о литературных знакомцах прошлых лет), он окончательно – и публично - загубил свою репутацию активным участием в травле Пастернака, которого последний считал своим добрым приятелем.
Успев перед смертью организовать себе докторскую диссертацию (по совокупности литературных трудов) и орден Трудового Красного Знамени, справедливо ушел в забвение.
Его вспомнили в конце 1980-х, когда стало возможно издать некоторые из его рукописей, действительно представляющих исторический интерес, как записки о встрече писателей со Сталиным в 1932 г. и воспоминания о Фадееве.
Рассматриваемое издание подготовлено его младшим сыном (их было трое от четырех браков), субъективно отобравшем материалы и отредактировавшим их. Этот том, хорошо изданный (твердый переплет, офсетная бумага, вклейка с фото разного качества, правда, многовато опечаток) небольшим тиражем в 600 экз., представляет, на мой взгляд, весьма ограниченный интерес и непонятно, на какую аудиторию рассчитан. Историкам будет любопытны уже опубликованные воспоминания Зеленского, но они занимают малую часть сборника. Литературоведы обратятся к специальному собранию его конструктивистких текстов. Просто любители литературы подивятся тому, как он хвалил ныне справедливо забытых писателей, и ругал тех, кто сегодня составляет славу русской литературы. Критические статьи Зелинского что 20-х, что 60-х гг. на фоне трудов Шкловского, Тынянова и прочих настоящих талантов смотрятся искусственными и скучными конструктами. Пишет Зелинский гладко и с претензиями, но ничего из прочитанного не запоминается…
Составитель не решился дать нам хоть какой-то биографии своего отца, а также явно не смог снабдить книгу минимальным количеством комментариев, вообще лишив это издание какой-либо аудитории. Поэтому я и не рекомендую этот труд никому, а уж тем более широкому читателю.
Было бы очень интересно прочитать подлинную биографию Зелинского — это был бы любопытнейший портрет литературного оборотня, сумевшего пройти через все испытания тех лет физически целым и невредимым. Что случилось на этом пути с его душой, известно только Богу…

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Брал эту книгу по рекомендации других читателей. Увы, работы Леонтия Владимировича Ланника, выпускника истфака Саратовского госуниверситета 2006 г., д. и. н., доцента Института всеобщей истории РАН, мне были ранее неизвестны. Буду стараться заполнить этот пробел. Начало знакомства положу этой рецензией.
Первое издание вышло в 2012 г. в Саратове под названием «Германская военная элита периода Великой войны и «русский след» в ее развитии». Рассматриваемая книга – дополненный и переработанный вариант.
Как пишет Л. В. Ланник, эта книга о том, «что такое война для тех, кто жил ради нее или ради того, чтобы однажды хотя бы не проиграть в ней, о мелочах быта и психологии, которые… кажутся важными для определения миллионов жизней, о том, как переживают крушение империй и армий те, кто привык к безграничной власти, наконец о том, как выглядел и каким мог быть короткий XX век, сумей военная элита Германии иначе распорядиться собою и своими возможностями» (с. 10). Под германской военной элитой в данном исследовании понимается «узкая прослойка генералитета и старшего офицерства, а также военного чиновничества, обладавших огромными полномочиями и влиянием на развитие германской военной машины и зачастую всей германской внешней политики» (с. 50).
Автор пишет, что он сознательно отказался от излишнего академизма, но данная книга – сугубо научное исследование, требующее от читателя не просто вдумчивого чтения, но и хорошего знания темы. Правда, и наградой служит много интересных и малоизвестных фактов, приводимых автором. В частности, для меня был неожиданным портрет Вильгельма II, чья роль в принятии военных решений еще до войны, как выяснилось, была очень незначительной и реально находилась в руках военных, которых император мало контролировал.
Л. В. Ланник использовал огромное количество современной отечественной и зарубежной литературы, а также источников, прежде всего на немецком языке. Эти материалы он активно цитирует в своем труде.
Книга состоит из обстоятельного введения на 40 стр., четырех глав и заключения. Глава первая (объемом в 120 стр.) анализирует элиту германской армии накануне Первой мировой войны. Автор представляет в деталях то, каким был командный механизм германской военной машины, этого полагавшегося идеальным военного инструмента к моменту выступления на фронт. Глава вторая (почти 200 стр. объемом) посвящена взлетам и падениям германского офицерства и генералитета в 1914–17 гг., глава третья (объемом в 50 стр.) – событиям на полях сражений 1918 г. (преимущественно на Западном фронте). Глава четвертая (объемом в 70 стр.) рассматривает политику немецкого государства в отношении армии, и армии в отношении государства в 1919–21 гг.
Хорошее оформление (твердый переплет, офсетная бумага). Иллюстраций нет. Есть список литературы и источников. Тираж 300 экз.
Очень рекомендую всем интересующимся историей Первой мировой войны как непростое, но ценное чтение, много дающее для понимания тогдашних событий.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть