О работах д.и.н. Н.К. Петровой (1937-) я уже как-то писал. Немного повторюсь. Защитив в 1967 и 1989 гг. кандидатскую и докторскую диссертации о пролетарском интернационализме и интернациональных связях рабочего класса СССР в 1960-80-е гг. и выпустив несколько книжек на тау же тему (без обид — та еще наука), Н.К. Петрова постепенно перепрофилировалась на изучение Великой Отечественной войны. Как она говорила в одном из интервью, в этом была немалая доля личного — ее муж был участником войны.
С 1990-х гг. Н.К. Петрова стала изучать самый, так сказать, черновой материал войны — документы (воспоминания, письма и проч.). По официальным данным, в действующую армию ежемесячно доставлялось до 70 млн писем, или 40% всех почтовых отправлений страны. В общей сложности, за годы Великой Отечественной в тыл было отправлено без малого 2 800 000 000 (почти ТРИ МИЛЛИАРДА!) писем. Источник это очень разный по своему качеству, но предельно личный. Ценность его была неочевидна — где-то они тщательно хранились, нередко, как последние весточки от ушедших и не вернувшихся, где-то со временем отправлялись в печку или на помойку. В настоящее время физически сохранилось несколько десятков тысяч таких писем. Можно говорить, что военные письма как пласт нашей истории безвозвратно утерян.
Сохраниться тем письмам, что еще остались, помогли две акции, проведенные в советское время. Основной массив писем образовался в 1964-65 гг., когда газета «Правда» призвала прислать на адрес ее редакции военные письма для дальнейшей публикации на страницах газеты и в виде отдельных сборников самых интересных из них. Писем было отправлено много — ветеранами и членами их семей, нередко случайными людьми, в чьи руки когда-то попала эта корреспонденция. Сборник не вышел, но письма сохранились.
Аналогичная акция была проведена ЦК ВЛКСМ в первой половине 80-х гг., при подготовке к 40-летию Победы. Здесь за дело взялись внуки ветеранов, собравшие немалую, но все же незначительную по сравнению с оригинальным объемом массу писем. В настоящее время эти документы хранятся в архивах, где с ними и работала Н.К. Петрова, просмотревшая приблизительно половину их них, а около 300 отсканировавшая и подготовившая к печати. К сожалению, ни советское, ни нынешнее государство на такого рода издания средства не дает, дважды деньги на публикацию дал сын составительницы, за что ему честь и хвала.
По словам Н.К. Петровой, она набрала материал на три книги. В издательстве «Вече» в 2010 г. выходила ее работа под названием «Самый памятный день войны. Письма-исповеди», выстроенная в хронологической последовательности, с июня 41 по май 45 г. Настоящее издание организовано иначе — письма расположены в алфавитном порядке, по фамилиям их отправителей. В начале каждого материала (состоящего где из одного, где из нескольких десятков писем объемом в несколько же десятков страниц; максимум — 45 стр.) небольшая информация об авторе, опять же — где пара слов, где целый абзац.
По какому принципу письма отбирались и редактировались для этого сборника, непонятно, Н.К. Петрова это не проговаривает.
Надо понимать, что это — сообщения, прошедшие военную цензуру, поэтому они и писались с оглядкой на нее и не вполне показательны для характеристики настоящего настроения солдат и офицеров. Разумеется, пишущие их старались беречь чувства своих адресатов и о плохом говорили скупо и мимоходом, больше спрашивали о делах домашних. При этом встречаются откровенные письма о службе, о жизни в тылу, но их очень немного. Есть хорошие человеческие документы, особенно бесхитростных писем простых людей. Много текстов, наполненных казенными фразами.
Основная масса — это обычные письма, но есть письма в стихах, стихи в письмах, явно созданные под Теркина. Пишут пехотинцы, артиллеристы, танкисты, связисты, саперы, политработники, летчики, врачи, санитарки, моряки, часто — неизвестно кто.
Скажу откровенно: немалую часть этих писем читать совершенно неинтересно. Они ни о чем, написаны людьми, трудно связывающими слова друг с другом. Многословие, пустословие — надо что-то написать, а сказать нечего... И если они были не с войны, то внимание бы к себе не привлекли. Информационной ценности в них ноль, но как памятник эпохи имеют некое значение как образец переписки того времени, как своеобразный срез того общества.
Автор пишет, что орфография была сохранена, и это видно и очень любопытно для понимания культурного уровня их отправителей. Но при сканировании явно не весь текст (по понятным причинам) был отражен адекватно, поэтому вылезли очевидно технические ошибки, судя по всему, не выявленные составителем.
Отдельный разговор касается авторского сопровождения этих писем. В начале сборника имеется введение на 20 с небольшим страниц. Примечаний к материалам нет. В конце книга даны (неполный) список сокращений и именной указатель. Как я писал, подборка писем каждого автора сопровождается информацией о нем. Принадлежат они тем, кто собирал эти материалы в 1960-80-е гг., или Н.К. Петровой, не ясно. Скорее, первое, но последней надо было как-то поучаствовать в этом. Напр., на стр. 142 встречается такое предложение о З.Е. Дивинском: «Научный сотрудник НИИ Инженерного батальона 1941-43 гг.». Понять эту путаную формулировку можно, но трудно.
В конце книги — интересная подборка иллюстраций, фотографий военнослужащих, пишущих и читающих письма.
Грустно, но рекомендовать это издание широкому читателю не буду.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Изучение истории революции и Гражданской войны последнее десятилетие демонстрирует возросшее внимание со стороны исследователей и значительное совершенствование научной базы. Историки работают с архивами, поднимают новые документы, ставят вопросы концептуального характера (о необходимости, целесообразности, цене тех или иных политических, социальных, экономических мер, осуществленных всеми сторонами конфликта), которые напрямую касаются идеологии. Последнее делает изучение (и понимание) Гражданской войны более сложным процессом, нежели изучение Великой Отечественной — единого отношения к тем событиям нет в обществе, нет и среди историков. Исследователи нередко расходятся в своих пристрастиях, продолжая (в другой сфере) те бои, что вроде бы закончились сто лет назад…
Настоящая книга отчасти отражает это состояние. В аннотации описано содержание данной работы, поэтому кратко расскажу о своих впечатлениях от текста и оформления. Итак, первая часть представлена работой 1965 г. (закончена в 1968 г.) «Поветлужье в 1918 г.», созданной И.А. Кирьяновым (1918-2007), известным нижегородским историком, и И.В. Золотухиным, чья роль заключалась в придании статусности данного труда в силу его партийного прошлого и участия в тех событиях. Книга осталась в рукописи, скорее всего, в силу несовпадения с тогдашними идеологическими установками. Кирьянов, профессиональный историк, специализировавшийся на древней истории Нижегородчины, создал книгу, выполненную в правильном пропагандистском ключе и написанную принятыми тогда марксистко-ленинискими штампами, но честную. Он поднял большое количество архивных материалов (в том числе утраченных позже), беседовал с участниками тех событий (тоже давно ушедшими), и нарисовал следующую картину. Поветлужье, до 1920-х гг. относившееся большей частью к Костромской губернии, а впоследствие перешедшее в состав Горьковской области, было глухим, малонаселенным уголком России, практически полностью специализирующимся на добыче и перегонке леса, занимавшего бОльшую часть территории. После революции и Октябрьского переворота там началсиь перемены, как и везде, но шли они довольно мирно и спокойно. Однако общие преобразования, затеянные большевиками, к началу 18 г. столкнувшихся с голодом и начинающейся Гражданской войной, ускорили все процессы. Введение (точнее, упрочение начатой при царе и Временном правительстве политики) хлебной монополии и продразверстки, обязывающей крестьян оставлять себе минимум зерна на еду и семена, а остальное сдавать по «твердым» (нерыночным) ценам государству, а потом и мобилизация в армию резко оттолкнули от партии Ленина деревню, до этого готовой терпеть городских комиссаров, давших им возможность поделить господскую землю. Деревня объединилась вокруг зажиточных крестьян, которых тогда огульно и несправедливо называли кулаками, торгового элемента, священников, создала отряды под руководством фронтовиков (в массе унтер-офицеров и офицеров, отнюдь недворянского происхождения), и в августе 18 г. выступила против продотрядов, приехавших из города забирать хлеб, и местных коммунистов. В результате после некоторых первоначальных успехов восстание было не сразу и не просто, но достаточно быстро подавлено красными, сумевшими собрать в кулак силы, в том числе переброшенные из других губерний, включая пушки и самолеты. Интересно, что активных участников с обеих сторон было совсем немного, счет шел на сотни человек. При этом пассивное сопротивление сохранилось в Поветлужье до 21 г. (в частности, за счет дезертиров, которых там было очень много).
Кирьянов, произнося полагающиеся ритуальные фразы, при этом показал, что на стороне и во главе восставших оказались эсеры, а местные власти, действавшие беззаконно и жестоко, очень часто сами провоцировали крестьян. Нынешние исследователи пишут, что если сразу после восстания большевики постарались извлечь из него уроки, в том числе приняв соответствующие кадровые решения, то через 50 лет советские чиновники были убеждены, что их предшественники никаких ошибок не совершали.
Позже Кирьянов якобы не жалел, что книга не вышла, но современные историки полагают, что ее издание в то время стало бы событием.
К самому тексту И.А. Кирьянова и Н.В. Золотухина (объемом в 90 стр.) примыкает подборка документальных материалов, собранная ими (объемов в 30 стр.). Не все интересны, но ценны раскрытием темы и возможностью услышать голос участников тех событий.
Вторая часть книга также распадается на две группы. Первая — это современная оценка событий в Поветлужье, представленная работой нижегородского журналиста В.И. Андрюхина. Она произвела на меня впечатление едва ли не большей ангажированностью, чем книга Кирьянова, не имевшего возможности выйти за заданные идеологические рамки. У В.И. Андрюхина участники восстания делятся на богатеев, жадных и жестоких, и добрых, но справедливых чекистов, никого просто так не расстреливающих, а больше милующих и прощающих. К тому же его идея о том, что события в Поветлужье, действительно совпавшие по времени с мятежом левых эсеров в Москве, восстанием в Ярославле и мятежом Чехословацкого корпуса, могли стать чуть ли не последней искрой в свержении власти большевиков по всей стране, видится мне сильно преувеличенной. Кстати, его материал единственный во всем сборнике не содержит ни одной отсылки к цитируемым документам.
К статье Андрюхина примыкает подборка архивных документов, подготовленных нынешними историками, и статья А.А. Кузнецова и Е.С. Молевой о рукописи И.А. Кирьянова. Наконец, логичным было увидеть здесь интересную работу А.А. Кузнецова, давшего очерк жизни и творчества И.А. Кирьянова.
С точки зрения оформления получилось не очень: нет иллюстраций, нет карты (что очень плохо), очень много опечаток. Тираж 500 экз.
Рекомендую, с известными ограничениями, это издание всем интересующимся историей революции и Гражданской войны.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Издательство ИТРК выпускает много воспоминаний, так сказать, частного характера — написанные обычными людьми, чьи тексты не заинтересовали известные бренды, и оплачивающими небольшие, но профессионально выполненные тиражи (в нашем случае, 100 экз.) из своего кармана. Иногда их издают наследники, как это случилось с рассматриваемой книгой.
Ее автор, Бениамин (его имя на сайте Лабиринта пишется то через «б», то через «в») Вольфович Бранд (1918-91) прожил жизнь интересную — а иначе у нас в 20 в. и не бывало. Родившись в польском городе Плоцке в бедной еврейской семье (родители были ткачами), он в 1928 г. перебрался с матерью и братом в СССР, куда ранее уехал его отец (они с матерью Бени были людьми левых взглядов), со временем осев в Харькове. Был хулиганистым мальчиком, но не без способностей — с детства писал стихи и прозу, в 14 лет поступил в техникум журналистики (были, оказывается, и такие), начал печататься, а в15 лет у него отдельным изданием вышел рассказ! По окончанию учебы Б. Бранд отправился работать по специальности в Биробиджан, столицу еврейской области. Однако в 37 г., после ареста отца (погибшего через нескольк лет в лагере), отказался признать того врагом народа и отречься от него. За это был изгнан из профессии, исключен из комсомола и долгое время нигде не мог устроиться. В этой истории некрасивую роль сыграл Эммануил Казакевич, будущий разведчик и известный писатель, а то время коллега Бранда по местной газете. Последний, правда, зла на Казакевича не держал (да тот и извинился впоследствие перед ним за свой давний поступок).
А поскольку в 1939 г. Германии отошла та часть Польши, где вырос Бранд, это вкупе с отцом-контрреволюционером сделало молодого журналиста советским гражданином второго сорта, и во время Великой Отечественной он был призван не на фронт, а отправлен в трудармию — как это сделали с советскими немцами.
Окончив медвуз, куда он с трудом поступил (долгое время вообще никуда не брали — правда, и не арестовали), стал врачом, женился, но в 49 г. был мобилизован и как военврач отправлен в армию. Там Б.В. Бранд прослужил 20 лет, преимущественно на Дальнем Востоке, выйдя в отставку подполковником.
Его жена и дети тоже стали врачами. Сын — известный отечественный хирург Яков Бениаминович Бранд (1955-2018), д.м.н., профессор, телеведущий.
Писать воспоминания Б.В. Бранд закончил в 1991 г., за несколько месяцев до смерти, доведя повествование до 49 г. Более поздние времена вспоминать ему было не так интересно, хотя мне было бы любопытно почитать и об этом. Половина книги посвящена детству, проведенном в Польше (бедному, но счастливому) и СССР. Читать эти полные разных колоритных деталей, сохранившихся в памяти уже немолодого человека, было очень информативно. Сразу чувствуется литературный талант — написан текст легко. Кстати, оригинал воспоминаний был создан на идише, так что это перевод, и хороший.
Издание снабжено вклейкой с ч/б иллюстрациями из домашнего архива и именным указателем, отчасти заменяющим примечания, практически отсутствующие в тексте.
Рекомендую эту книгу всем интересующимся историей нашей страны в 1930-40- гг. как ценный источник мемуарной информации.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Об авторе этого сборника и его трудах я уже несколько раз писал, поэтому буду краток. Олег Борисович Мозохин (1956-) — д.и.н., полковник в отставке, бывший кадровый сотрудник КГБ СССР, из-под пера которого вышло несколько обстоятельных работ по истории советских спецслужб. Его работы всегда были интересны наличием ценной фактической базы, а именно — материалов из архивов ФСБ, доступных далеко не всем исследователям. К трудам Мозохина ученые-историки высказывали претензии, сводившиеся к субъективности его оценки целесообразности и правомерности политических репрессий в СССР.
Данное издание отличают указанные достоинства, недостатки также имеются, но относятся они, скорее, к оформлению, а не к содержанию.
О чем эта работа? Денег на ускоренную модернизацию, ставшую вектором развития в конце 1920-х гг., после устранения оппозиции во главе с Троцким (но не только), в свое время именно на этой политике настаивавшей, требовалось очень много. Их, естественно, у власти не было. Точнее, они были, но не у государства, а у крестьян, производивших основную массу товарного зерна, который являлся основным продуктом экспорта — и валютных поступлений. Схема была простая: крестьяне с начала 1920-х гг., в рамках НЭПа, сдавали государству определенное количества сельхозпродуктов (продналог), а остальное могли продать на свободном рынке. Государство покупало это зерно (фактически обменивало на продукцию преимущественно легкой промышленности) и продавало за границу, получая хороший навар. Но разные обстоятельства внутренней и внешней политики сделали для крестьян такой обмен невыгодным. Государство стало давить на последних, вынуждая их продавать хлеб по твердым государственнм ценам, на что мужики (в основной массе середняки, не кулаки) стали его прятать. Государство (сиречь Сталин) откликнулось введением за это уголовного наказания. Произошел возврат к эпохе военного коммунизма с его продразверсткой и насильственным изъятием практически всего произведенного деревней. Сопротивляющиеся превратились во вредителей и врагов народа. Фактически ими стали все, отказывающиеся вступать в колхозы, вводимых повсеместно.
В работу вступило ОГПУ, получившее заказ на выявление врагов в сельском хозяйстве, которых быстро нашли и разоблачили. Но обвинить лишь темных крестьян в нежелании в очередной раз приносить себя в жертву революционной идее было неэффективно, простой народ мог стать жертвой обмана со стороны либо кулаков, либо коварных, замаскировавшихся врагов, на которых можно было бы свалить все неудачи. Вредители были очень удобны для власти: та проводит правильную политику, но ее на местах извращают (или замазывают, как тогда говорили) отдельные чиновники. Которые умудряются обманывать даже отдельных партийцев и честных руководителей. Вредителей выявили в верхушке — среди сотрудников наркоматов земледелия СССР и республик (прежде всего, Украины, отчасти Сибири), Трактороцентра, агрономов, ветеринаров и проч. недобитой интеллигенции, в массе свой бывших (дворян, офицеров, землевладельцев и проч. нечисти). Были организованы и проведены показательные процессы против этого антисоветского элемента, что не совсем помогло, потому что дело было в системе, а не во вредителях, которых, за небольшим исключением, не существовало. В начале 37 г. была объявлена официальная кампания против вредителей по республикам с выделение квот — сколько этих контрреволюционеров разоблачить, сколько расстрелять. Более или менее все это завершилось к концу 38 г.
В рассматриваемом издании представлен огромный массив первичных документов, в абсолютном большинстве из закрытых для историков архивов: донесения ОГПУ/НКВД, протоколы допросов арестованных (от простых крестьян до высокопоставленных чиновников), публикации СМИ. Интересно, какое количество черновых материалов отправлялось напрямую Сталину. При этом практически все чекистские данные — это фальшивка. Но из них можно извлечь множество оригинальных фактов, характеризующих то время, фактов, позволяющих лучше понять происходившее тогда в деревне.
Это обстоятельная академическая работа — с комментариями (хотя несколько странные, на мой взгляд – объясняются очевидные вещи (что такое ВКП (б), СССР, НКВД и проч.), но умалчивается о малоизвестных фактах), список сокращений, именной указатель (неполный). Есть небольшое предисловие на 15 стр. Тираж не указан. Отмечу солидное и стильное оформление, но многовато опечаток.
Это ценный источник информации по истории нашей страны в конце 1920-х – конце 1930-х гг., требующий внимательного чтения и непредвзятых изначальных знаний о том времени. Поэтому буду рекомендовать этот труд всем, серьезно интересующимся советским прошлым.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Борис Михайлович Эйхенбаум (1886-1959) — выдающийся отечественный литературовед, известный, прежде всего, как один из участников т.н. «формальной школы» и один из четырех «мушкетеров» группы ОПОЯЗ («Общество изучения поэтического языка»), вместе с В. Шкловским, Р. Якобсоном и Ю. Тыняновым, а позже — как видный специалист по жизни и творчеству Л. Толстого.
Эйхенбаума всегда интересовало писательское творчество, писательствкий «быт». Изучая работы молодого Толстого, он много и тщательно работал в архивах, знакомился с публикациями 1850-80-х гг. Одним из результатов этих исследований стало знакомство с маргинальной фигурой русской литературы Николаем Петровичем Макаровым (1810-90). Дворянин, на протяжении своей продолжительной жизни неоднократно менявший свои роли: офицер, откупщик, гитарист, литератор, лексикограф. В последних своих ипостасях он выпустил (все в одном 1861 г.!) под псевдонимом Гермоген Трехзвездочкин несколько «обличительно-сатирических» романов, нещадно (но абсолютно справедливо) разруганных критикой, в частности, Писаревым (с которым Макаров обменялся несколькими резкими статьями), воспоминания (отчасти основанных на этих романах) и словари (отчасти проиллюстрированные цитатами из его книг). Фигура весьма и весьма колоритная, интересная с разных сторон, она ассоциировалась с литературной борьбой конца 1850-х – начала 1860-х гг. и была зачислена либералами в стан «правых», где и похоронена на долгие годы со многими другими более или менее достойными персонажами.
В 1933 г. Эйхенбаум издал книгу «Маршрут в бессмертие. Жизнь и подвиги чухломского дворянина и международного лексикографа Николая Петровича Макарова», чье появление, как и жизнь ее героя, остались, к сожалению, незамеченным критиками. А зря, работа вышла очень хорошая, которую и сегодня читать одно удовольствие. Б.М. Эйхенбаум здесь показал себя не только как замечательный литературовед, но и талантливый стилист.
Беллетризированная биография Макарова занимает основную — и самую любопытную — часть рассматриваемого издания (объемом почти в 250 стр.), ради которой и есть смысл познакомиться с этой давней публикацией, не разошедшейся (при не таком и значительном тираже в 2000 экз.) почти за 20 лет.
Первую часть данного сборника занимает издание 19129 г. «Мой временник» — своего рода литературно-критический журнал, подготовленный одним автором и наполненный только его произведениями. Эта подборка (объемом в 125 стр.) показала Эйхенбаума с разных сторон, но показалась мне не особенно интересной. И воспоминания, и литературная критика не отражают в полной мере творчества Эйхенбаума, да и сильно устарели за прошедшее (без малого) столетие. Они интересны, прежде всего, манерой письма Эйхенбаума.
С точки зрения оформления издание вышло среднее: твердый переплет, пожелтевшая газетная бумага, небольшое и не особенно толковое введение Вл. Новикова, умудрившегося практически ничего не сказать о жизненном пути Эйхенбаума, полное отсутствие иллюстраций, непереведенные на русский язык многочисленные иностранные выражения, многовато опечаток. Никаких примечаний, само собой.
Однако знакомство с биографией Макарова искупает все эти неприятные огрехи, поэтому я смело рекомендую это издание всем интересующимся историей русской культуры в 1830-70-е гг.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть