Автор этой книги — Артамонов Владимир Алексеевич (1940-), канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института Российской истории РАН (г. Москва), специалист по военной истории России. Его перу принадлежит множество работ по отечественной истории конца 17 – начала 18 в., в частности, Северной войне. В рассматриваемом исследовании он разбирает малоизвестный эпизод внешней политики России в этот период. Впервые данный сюжет В.А. Артамонов рассматривал в работе «Дунайский поход Петра I в 1711 году» (М., 2014). Нынешнее издание существенно дополнено и расширено.
Это полноценная академическая работа со всеми необходимыми ее элементами: введением с анализом работ и источников по этой теме, заключением, списком сокращений, литературы и источников, именнным указателем. Кроме того, есть вклейка с качественными цветными иллюстрациями, включая карты, что выгодно отличает это издание от многих других по военной проблематике.
Автор переработал огромный массив источников, как отечественных, так и заграничных, включая мало затрагиваемые труды по истории балканских и кавказских народов в начале 18 в.
Итак, о чем же эта обстоятельная и интересная книга? В 1710 г. турки (или османы) первые объявили войну России, которая была плотно занята в Европе и совсем не нуждалась в отвлечении сил на юге (поэтому автор назвал ее турецко-русской, поставив агрессора на первое место). За действиями Порты стояли крымские татары, шведы и поляки. Москва получила нереальный ультиматум (отказаться от всех завоеваний Северной войны). Найти союзников Россия не смогла — всем было выгоднее связать русских и турок во взаимной борьбе, чем поддержать кого-либо (Польша готова была помочь, но за уступку огромной территории, деньги и порох). Петр I, на волне успеха после Полтавской баталии, решился воевать и предпочел нанести удар первым, отправившись с лучшими своими войсками навстречу туркам. Кроме как на свои силы, он рассчитывал на антиосманское восстание христианского населения империи (что практически не реализовалось). По мысли автора, войну в 1711 г. русские начали, как и против шведов в 1700 г., «как слепые».
Турки, преуменьшая силы русских, в какой-то момент дали слабину и предложили мир, но царь отказался, будучи уверенным в победе. А дальше ошибки русского командования довели — но не до поражения, а до утраты решимости и инициативы. Заняв оборонительную позицию на р. Прут, царь и его генералы решили, что окружены во много раз превосходящими отрядами турок (что было не так) и приготовились дорого продать свою жизнь. Как результат, Петр I упал духом и непобежденная русская армия, намолотив за считанные дни больше 10 тыс. османов и потеряв в 15 раз меньше солдат и офицеров, сдалась и подписала «вечный» мир на крайне тяжелых условиях (при этом царь был готов отдать все завоевания Северной войны, включая Петербург, за вызволение из беды). Все тяготы и потери Дунайского похода, грандиозное превосходство турок, о чем нам рассказывали и до, и после 1917 г., было придумано царскими историками позже, в оправдание этого позора, равного которому мало в анналах русской истории.
Сами турки были очень рады предоставившемуся шансу победоносно закончить войну, и не воспользовались возможностью надавить на царя еще больше. Мир был оформлен и заключен молниеносно, результатом остались довольны обе стороны (кстати, по приказу царя, главным действующим лицам с турецкой стороны запатили огромные взятки на общую сумму в несколько сот тысяч золотых рублей, да еще мехов надавали). Турки на радостях дали нашим продовольствия на две недели и почетный конвой до границы. Но война на этом «вечном» мире, как ни странно, не кончилась, чему посвящена вторая половина книги. Султан, разобравшись в обстоятельствах победы над русскими, порубил головы многим из подписантов мира (здесь опять мутили воду поляки и шведы, стремившиеся «дожать» Россию чужими руками). Через 3,5 месяца турки начали готовиться к новой войне, однако царь более не хотел никаких неприятностей от Порты и согласился на новые, еще более невгодные для державы условия. Более при его жизни никаких конфликтов с Османской империей у России не было, а вот возвращать утраченное пришлось на протяжении всего 18 в. (и даже отчасти в 19-м) большой кровью.
Это очень добротное и увлекательно написанное исследование, действительно качественный исторический труд, но не для широкого читателя. Знакомство с этим информационно насыщенным текстом предполагает неторопливое чтение и знание реалий той эпохи. Прекрасно показан тот огромный котел внутренней и внешней политики, который варился как в Европе, так и на Востоке, с множеством самых разных персонажей и ситуаций.
Оформление вышло на высоте: твердый переплет, хорошая офсетная бумага. Отмечу мелкий шрифт. Тираж не указан.
Весьма рекомендую эту замечательную работу всем интересующимся историей России в начале 18 в. как отличный образец настоящего исторического труда.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Знакомство с этой книгой оставило сложное и смешанное впечатление, как это нередко бывает. С одной стороны, богатое и качественное содержание, с другой — маловысокохудожественное, как писал Зощенко, оформление.
Объясню по пунктам. Автор этой книги — Михаил Алексеевич Остроумов (1911-2000), чья жизнь может быть иллюстрацией тех событий, которая испытала наша страна в 20 в. Родившись в семье священника, он вырос в самарской (теперь оренбургской) деревне. В 1922-26 гг. учился вместе со старшим братом в Бугуруслане. Увлекался охотой и рыбной ловлей, играл на скрипке и пианино, был радиолюбителем (в то время радиоприемники собирали руками), чему посвятил много места в своих воспоминаниях. Очень подробно и интересно рассказывает о жизни в деревне до появления там колхозов. Жили небогато, но хорошо. Однако в конце 20-х гг. ситуация резко изменилась: отца-священника как социально вредный элемент лишили избирательных прав (тогда это было очень серьезно), выгнали из собственного дома. Вскоре дело дошло и до настоящих репрессий. Первый раз Остроумова-старшего арестовали в 33 г., но после полугодового пребывания в тюрьме отпустили. Второй раз взяли на рубеже36/37 г. (автор не помнит точно), и дали 10 лет лагерей. Проведя семь лет в Сибири, тот был отпущен, вернулся домой и даже снова стал служить в храме.
Коллективизацию Миша Отстроумов не застал (и не описал), поскольку в 29 г. уехал по настоянию отца в Туркмению, где проработал год на стройке. Потом женился и перебрался в Сибирь. Все 1930-е гг. М.А. Остроумов мучился от своего неполноценного статуса, меняя одно место работы на другое – то конструктором (был хорошим чертежником), то учителем начальных классов на селе – куда брали. Накануне войны работал в школе, пока в начале 42 г. его не мобилизовали. Но как сына контрреволюционера, в действующую армию не взяли, отправив на трудовой фронт. Однако образованные люди были нужны везде и М.А. Остроумов устроился там вполне нормально. В 44 г. ГКО приказал всех учителей демобилизовать, что позволило ему вернуться домой. Окончив после войны педвуз, М.А. Остроумов стал работать учителем физики в Куйбушеве, выйдя на пенсию в 1968 г.
В 80-е гг. он написал книгу воспоминаний, переплел ее в четырех экземплярах, для каждого из своих детей. Для печати она явно не предназначалась. В ней он попытался восстановить историю своей семьи, но признается, что сделать это трудно, потому что мало что знает о своих дедах (даже отчества их утрачены). К сожалению, это не редкий итог для турбулентного 20 в.
Название — «Исповедь пасынка века» — дано самим автором, но, на мой взгляд, это явно несправедливо. В целом, жизнь была к М.А. Остроумову и всей его семье гораздо более снисходительной, чем ко многим миллионам его соотечественников. Да и сам автор в конце книги называет себя счастливым человеком.
Издание подготовлено при помощи младшей дочери Ольги Михайловны Остроумовой (1947-), известной отечественной актрисы (роли в «Доживем до понедельника», «А зори здесь тихие», «Василий и Василиса»), жены В. Гафта, с которым пона ознакомилась на съемках кинофильма «Гараж». Она очень высоко оценивала то, что сделали для нее и ее братьев и сестер родители: «Мы жили в удивительной атмосфере доброты, внимания, ласки».
Хорошее (внешне) оформление: твердый переплет, добротная офсетная бумага. Есть вклейка с ч/б фото из семейного архива разного качества. Тираж не указан. При этом — БЕЗОБРАЗНО МНОГО ОПЕЧАТОК, по несколько штук практически на каждой странице, иной раз с пропажей слов, нарушением смысла и проч. Хотя у данного издания есть (якобы) литературный и просто редактор и корректор. Такое впечатление, что текст (плохо) отсканировали и никто его потом не вычитывал.
Даже разбивка на главы мне показалась сомнительной. Книга состоит их четырех частей: наверное, введение (без названия) (с. 7-25), «Юность в Алексеевке (с.26-41), «Школьные годы» (с. 42-50) и «Новая Алексеевка» (с. 51-221). По-моему, литературный редактор и просто редактор здесь что-то не доработали…
В целом очень рекомендую эту богатую содержанием, но обиженную исполнением книгу всем интересующимся жизнью нашей страны в 1920-50-е гг.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

О роли истории как науки в недемократических государствах есть замечательное высказывание историка-марксиста М.Н. Покровского: «История – это политика, опрокинутое в прошлое». Сделанное в 1928 г. в докладе, посвященном десятилетию исторической науки в СССР, оно ложится на средневековый афоризм «Философия - это служанка богословия». Другими словами, история, как и другие общественные науки, в нашей стране в 20 в. должна была обслуживать политические процессы и идеологические концепции власть имущих.
Сергей Борисович Крих (1978-) — д.и.н. (2015, тема «Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация»), профессор кафедры всеобщей истории истфака Омского госуниверситета имени Ф.М. Достоевского. Автор нескольких работ, посвященных исследованию истории изучения античности в советское время. Поэт.
Название его последней работы «Другая наука: периферийная советская наука о древности», ставшей итогом его предыдущих трудов, (шутливо) объясняется автором так: «периферийный историк» — этот тот историк, который не стал большим начальником. Вообще понятия «периферийность» и «центр» используются в западной науке с середины прошлого века для характеристики положения дел в мировой науке. С.Б. Крих приложил его к отечественной историграфии античности 20 в., назвав «ядром» (или мейнстримом) те течения, подходы и типы повествования (и их представители), которые ассоциируются с исторической наукой как таковой. «Периферия» — это те направления (или отдельные авторы) в исторической науке, которые не воспринимаются как образцовые, прежде всего ученым сообществом.
Советская историческая наука по-прежнему является актуальным сюжетом, который выходит за рамки темы «историк и власть» (скорее надо говорить о «человеке и власти»). Данная книга более сосредоточена на изучении содержания трудов «периферийных» историков, нежели их биографий. Работа состоит из трех частей: 1-ая касается стратегии поведения «периферийных» антиковедов, 2-ая — процессов взаимодействия «периферии» науки и ее «ядра», 3-я — развитию (или угасанию) идей в советской исторической науке о древности сквозь призму «периферийной» историографии. В первой части биографическим подробностям уделено больше внимания, во второй и третьей они отступают на второй план в пользу анализа конкретных исторических трудов. Хронологически (хотя достаточно условно) первая глава охватывает события с 1919 г. до конца 1940-х гг., вторая — с конца 40-х до конца 60-х гг., третья — с конца 60-х до начала 90-х гг.
Я думаю, из этого описания уже ясно, что это труд сугубо для историков и всех, кто глубоко интересуется общественными/гуманитарными науками и учениями в советскую эпоху.
Автор хорошо показал, что точных партийных указаний, как по-марксистки трактовать древность, не было, и у историков была определенная свобода (в рамках коммунистической идеологии) предлагать и «продавать» свою версию наверх, сделать ее главной и стать «ядром». На примере конкретных людей, интересно описанных С.Б. Кирхом, видно, какие варианты встраивания в научную жизнь находили историки из «старых», напр., через антирелигиозную литературу, требовавшей не только чистой публицистики, но и хорошей академической базы.
Во второй части автор подробно разбирает, как в трудах советских историков рассматривалась тема рабства в античном мире, очень важная с точки зрения тогдашней идеологии (рабы боролись с рабовладельческим государством, отсюда «революция рабов», классовая борьбы как главная движущая исла общества). Была и другая («периферийная») точка зрения, что основной массой жителей древнего мира были свободные крестьяне-общинники, а рабы существовали как дополнительный и не ведущий элемент экономики и населения.
В третьей части рассматривается идея о том, как изучение истории античной культуры в 1960-80-е гг. дало возможность и реализовать себя «периферийным» историкам, не бравшимся за «большие» темы вроде социально-экономического развития, и отойти от механического использования марксистких штампов.
С.Б. Крих подготовил серьезную академическую работу (перелопатив огромное количество архивных и опубликованных материалов), хотя она написана местами вполне легко. Отчасти (хоть и непоследовательно) данная работа может быть использована как очерк изменений в советской исторической науке на отдельных примерах (люди и их книги).
Хорошее оформление (твердый переплет, офсетная бумага). Нет иллюстраций. Есть именной указатель, нет списка литературы и источников.
Думаю, что основной аудиторией этого обстоятельного издания является мир профессиональных историков. Широкий читатель, да еще и слабо ориентирующийся в древней истории, едва ли прочувствует все тонкости описанных автором сюжетов.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Какие-то вещи меняются, увы, в худшую сторону или не меняются вообще. Выпустило издательство «Вече» сборник работ Владимира Христиановича Даватца и ничего, кроме его текстов, тебе, читатель, не предложило — ни введения/заключения с информацией об авторе и его трудах, ни комментариев, ни перевода иностранных слов и выражений, ничего, чистый голяк.
Почему редактор А.А. Александров не может дать хотя бы короткую справку, основанную на общедоступной информации, объяснить не могу. Никакая редакторская загрузка это не оправдывает. Другие могут, что же вам мешает? Едва ли тираж в 500 экз. оправдывает такую экономию.
Итак, В.Х. Даватц (1983-1944) — российский общественный деятель, публицист, участник Белого движения. Родом из старинного баронского рода, дальний родственник барона Врангеля. Выбрал отнюдь не военную карьеру (в отличие от родного брата, кадрового офицера), став профессором математики в Харькове. В юности увлекался левыми идеями, был даже арестован, но от радикальных взглядов ушел, присоединившись к партии народной свободы, близкой кадетам. Много писал и печатался, был редактором разных (скорее демократических) газет.
В конце 19 г., разочаровавшись в происходящем, вступает добровольцем в одну из частей Вооруженных сил России, а именно — рядовым на бронепоезд «На Москву». Эвакуировавшись с частями Врангеля Крым, продолжает службу, но больше занимается общественной деятельностью и журналистикой. В эмиграции оказался в Галлиполи, здесь же получил чин подпоручика. Уезжает в Болгарию, потом Белград, где продолжает публицистическую работу, активно трудился в РОВСе. После начала Второй мировой войны вступил в Русский корпус, в основном занимавшийся охранной и антипартизанской деятельностью в Югославии, и в конце 44 г. погиб во время бомбежки союзников.
Рассматриваемый сборник состоит из трех основных работ В.Х. Даватца. Это воспоминания о службе на бронепоезде «На Москву», выпущенные в 1921 г. Париже (объемом в 100 стр.), где подробно описаны 2,5 месяца в начале 20 г. и очень конспективно почти год в эмиграции, от Ростова до Константинополя (последнее — не особенно интересно). Вторая книга — это совместная работа В.Х. Даватца с Н.М. Львовым «Русская армия на чужбине», изданная в 1923 г. в Белграде (около 100 стр.). В отличие от мемуаров «На Москву», она носит отчетливо публицистический характер. Продолжением «Русской армии…» стал вышедший в Белграде же в 1926 г. очерк пятилетней истории русской армии в эмиграции «Годы», при написании которого автор использовал архив барона Врангеля и советовался с ним по содержанию работы. В приложении представлены несколько стихотворений Даватца, сегодня забытых, и описание знамен и регалий, размещенных в русской церкви в Белграде. Наконец, в конце данного издания дана подборка ч/б иллюстраций в основном плохого качества.
Лучший, на мой взгляд, материал — это воспоминания Даватца о его участии в Гражданской войне, но не все, а первые 70 стр. Да и здесь историческая ценность снижена использованием инициалов при упоминании многих персонажей и отсутствием примечаний. Всё остальное — сильно не на широкого читателя, а на историка Белого и эмигрантского движения.
Автор — романтический интеллигент с тонкой чувствительной душой, погруженный в мир интимных переживаний. Высокие чувства, высокие разговоры…
«Русская армия на чужбине» написана по свежим следам, на ограниченном круге источников (публикации в эмигрантских СМИ), не специалистами в этой области, с партийной пристрастностью. Хорошо показана политика союзных государств (прежде всего, Франции), старавшихся избавиться от русской армии и готовых пойти ради этого на соглашение с большевиками, и раздор среди русских политиков, особенно левых. Предательство одних, распри и старые партийные склоки других…К сожалению, видно, что книгу писало два человека — много сюжетных повторов. То же можно сказать и о «Годах», дающих более широкую картину, где армия — лишь часть общей эмигрантской жизни.
Не буду рекомендовать это издание широкому читателю, да его тираж и не ориентирован на него.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Рецензент Я.Ермолаев, однофамилец автора данного труда, о котором я не нашел никакой информации, написал емкий отзыв на рассматриваемую книгу. Полагаю, что смогу что-то добавить к нему.
Изложение начинается осенью 1917 г., с распада старой армии и создания РККА, и завершается в конце 1920 г. — через сражения Гражданской войны на Западе, в Поволжье, на Закаспийском и Туркестанском фронтах. Объединяет все эти события фигура главного героя — Константина Петровича Ревякина (1894-1949). Родившись в С. Петербурге в рабочей семье, он окончил три класса ремесленного училища и работал токарем на заводе. После призыва в армию служил мотоциклистом при штабе 5-й армии в Двинске. После 17 г. выдвинулся в новые органы власти, став членом армейского комитета. В общем, из тех, «кто был никем», но не из числа примитивных шариковых, что доказал последующей жизнью и карьерой. В конце 17 г. был одним из организаторов создания партизанского «Первого боевого поезда» (бронепоезда или как тогда говорили, броневика). Этот бронепоезд, или как тогда говорили, бепо, укомплектованный отрядом добровольцев (около 400 чел., из них почти половина — военнопленные из австро-венгерской армии), добротно и продуманно вооруженный, был одной из первых (и немногих) боеспособных и дисциплинированных частей Красной армии. На фронте с января 18 г., с весны 18 г. — в составе регулярных подразделений РККА, в общей сложности принял участие в 30 с лишним боях: с немцами, белочехами, англичанами, естественно, со своими, как правыми, так и левыми. Всё это время командиром и комиссаром бронепоезда был К.П. Ревякин.
Работа питерского исследователя (судя по всему, не историка), написана довольно легко, основана на различных материалах, которые П.Н. Ермолаев сравнивает и анализирует. Автор много и обстоятельно цитирует различные документы, но ссылок на источники не дает.
Одним из важных источников для этого издания стали воспоминания самого К.П. Ревякина, которые были созданы им в конце 1930-х гг. и отчасти представлены в книге (в основном тексте и приложениях), но, насколько я понимаю, не в полном виде.
В работе приводится много интересных и редких сведений о Гражданской войне, особенно связанных с событиями в Средней Азии. Бронепоезд — небольшое воинское подразделение, не сыгравшее ключевой роли нигде из описанных событий, не принявшее участие ни в одном из значимых сражений тех лет, но этим его путь и интересен, как мелкий элемент огромного пазла, без которого последний был бы не полон.
Интересен и жизненный путь самого Ревякина. Будучи командиром бронепоезда, он побывал и начальником гарнизона г. Ташкента, военкомом Закаспийской области. В дальнейшем служил военным атташе полпредства РСФСР в Хорезме. Затем закончил Военно-инженерную академию, работал на объектах военного и гражданского строительства. Незадолго до войны поступил в Академию художеств, собирался стать архитектором, но жизнь распорядилась иначе. С июня 41 г. в армии, полковник, командир инженерно-саперной бригады, дошел до Германии. Награжден боевыми орденами и медалями. В самом конце войны был тяжело ранен, демобилизован и вскоре умер от последствий ранения. Интересно, что из его боевых товарищей по фронтам Гражданской войны большинство было репрессировано и погибло, К.П. Ревякин отделался лишь выговором по партийной линии «за потерю бдительности»…
Основной текст занимает 245 стр., остальное — это приложения (биографический справочник к упомянутым в книге персонажам, и несколько документов). В книге представлены разнообразные карты, как подготовленные Ревякиным, так и более современные, что является безусловным плюсом. Тираж 800 экз. Крупный шрифт. Много иллюстраций в тексте, в массе своей редких, разного качества. Имеется список литературы и источников. Наличие редактора и верстальщика, увы, не помогло — много корректорских ляпов, особенно со знаками препинания, что является безусловным минусом.
У меня есть вопрос к П.Н. Ермолаеву — как он вышел на архив К.П. Ревякина, в каком виде он находится, где хранится (вероятно, у частного владельца)? Надо было бы как-то отразить это в книге.
Рекомендую это любопытное и обстоятельное издание всем интересующимся историей Гражданской войны.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть