Автор этой книги, Сергей Львович Фирсов (1967-), специалист по истории России конца 19 – начала 20 в., в частности, по истории Русской православной церкви. Именно истории последней посвящены его кандидатская и докторская диссертации, защищенные в С.Петербурге, где работает и преподает (последнее время – профессором философского факультета СПбГУ).
В 2003 г. вышла его очень интересная и обстоятельная монография об истории православной церкви при Николае II и до прихода большевиков к власти («Русская Церковь накануне перемен. Конец 1890-х -1918 гг.»). Вместе с рассматриваемой книгой получилась своеобразная дилогия, в которой С.Л. Фирсов предложил свой взгляд на очень непростой период жизни (а потом и выживания) православной церкви.
«Власть и огонь…» принципиально отличается от предыдущего издания. Если то было целостной историей православной церкви на протяжении определенного периода времени, то новая книга не стала систематическим рассказом о церковно-государственных отношениях 1918 – начала 1940-х гг.
Это СБОРНИК ОЧЕРКОВ – подборка как ранее выпущенных (но существенно доработанных для данного издания) материалом автора за последние десять лет, так и специально написанных для этого издания. Другими словами, это сборник статей одного автора, объединенных одной темой, но различающихся как по объему (от 13 до 135 стр.), так и содержанием – от биографических очерков, интересных достаточно широкому кругу читателей, до историографических, аудитория которых, на мой взгляд, не особенно велика и вполне исчерпывается количеством выпущенных экземпляров (тираж 1000).
Книга состоит из трех частей. Первая – историко-историографическая, посвящена изучению знаменитого ленинского декрета об отделении церкви от государства. В ней речь идет о восприятии документа как современниками, так и исследователями, начиная с 1918 г. и заканчивая 1991-м. В этой части находится всего одна статья, но самая большая в сборнике. Тематически она перекликается со статьей, размещенной в Прибавлении (обзор основных работ и публикаций, посвященных РПЦ советского периода, вышедших в 1990 – 2000-е гг.).
Вторая часть книги включает четыре работы, расположенных в хронологическом порядке. Они посвящены «Красной газете» как одному из исторических источников по формированию антирелигиозной идеологии времен Гражданской войны; формированию атеистических взглядов Л.Троцкого, по мысли автора, наиболее циничного и наиболее дальновидного противника РПЦ; отношению евреев (противников большевизма) к православной церкви; анализу состояния советской «безбожной» прессы накануне Великой Отечественной войны. Все эти материалы невелики по объему и разбирают очень частные вопросы, интересны исключительно историкам РПЦ.
Третья часть выгодно отличается от двух предыдущих: она включает в себя статьи, посвященные истории трех «обновленческих» митрополитов (А.Введенского, А.Боярского и Н.Платонова». Причем если о первом материалов существует достаточно много, то два последних были явно обделены вниманием (исследований жизни и творчества Платонова вообще не существует).
В приложении приводятся архивные материалы – о зарождении обновленческой смуты в Ленинграде в начале 1920-х гг. и об отношении к митрополиту Сергию среди не подчинившихся советскому диктату церковников.
Именно третья часть книги и приложения (общим объемом в 200 с небольшим страниц или почти половина книги) и представляют из себя самый интересный раздел данной работы, могущие дать много полезного и любознательного пусть и подготовленному, но все же широкому читателю.
В целом же данное издание носит вполне научный характер, ориентирована прежде всего на историков и религиоведов. Автор, построивший свое изучение РПЦ на строго научных началах (детальная работа с источниками, публикациями других авторов), выдал на гора, с одной стороны, полноценное исследование, заслуживающее самых высоких откликов, с другой стороны, в отличие от других своих работ, предложил суховатый академический труд, едва ли доступный большинству читателей.
Будем ждать от С.Л. Фирсова продолжения его работы по истории РПЦ в советский период. Уверен, ему есть что здесь сказать (рекомендую, кстати, его работу "Мскеусившийся властью" о жизни митрополита Питирима).
Оформление издания вполне на высоте – офсетная бумага, редкие (в ряде случаев просто уникальные) фотографии, твердый переплет, небольшое количество опечаток.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

В годы хрущёвской «оттепели», когда в стране появились первые зачатки свободы слова и печати, литературные журналы, дотоле безликие, стали подлинными вестниками перемен, первыми доносящими до читателя лучшие образцы новой прозы, поэзии и критики. И первым в этом ряду стал «Новый мир», возглавляемый выдающимся русским поэтом Александром Трифоновичем Твардовским (1910-1971). Каждый номер журнала (а он выходил тиражом в сто с лишним тысяч экземпляров каждый) мгновенно исчезал из продажи и не залеживался в библиотеках. Твардовский первым опубликовал солженицынский «Один день Ивана Денисовича», буквально совершивший переворот в сознании народа. Но реакция консерваторов не заставила себя ждать – «Новому миру» запретили печатать произведения Гроссмана, Солженицына, Симонова, Быкова, Бакланова, публицистику, письма читателей. Цензура задерживала отдельные номера месяцами, Твардовского брали измором, добиваясь если не его отставки (на это никак не решались), то добровольного ухода.
На страницах дневников Твардовского, описывающим «новомирские» будни, запечатлены многие интереснейшие эпизоды литературной и общественной жизни страны 60-х гг. ХХ века. Твардовский фиксирует день за днем работу журнала, общение с авторами, делится впечатлениями о прочитанных рукописях, показывает хронику разгрома «НМ», роль в этом разгроме ЦК КПСС, секретариата Союза писателей. И на этом фоне видна его личность, для которой честь превыше всего.
Дневник Твардовского — уникальное литературное произведение. Оно написано без оглядки, без расчета на быструю публикацию и быстрое прочтение. Это исповедь выдающегося человека, его сокровенные мысли, его взгляд — всегда критический — на литературные произведения, в том числе, и на свои.
О сути своих дневников Твардовский пишет сам: это «хроники журнального горения и редакторских мытарств» (с.390).
Очень интересны детали, которые мне ранее были неизвестны по другим работам. Скажем, Хрущев сам книг не читал, а воспринимал их на слух. И вот его помощник, В.Лебедев, читает ему вслух «Один день из жизни Ивана Денисьевича».
Раньше мне не были особенно близки работы Твардовского. Прочитав его дневники, я понял, что он был действительно талантливым литератором. Помимо замечательных стихотворений, за созданием которых читатель непосредственно наблюдает, Твардовский оставил множество отличных описаний, достойных быть использованными не в дневнике, а в прозе. Точные портреты самых разных людей, с которыми он сталкивался, описания природы.
Это был действительно настоящий мастер слова. Вот один пример, об осенних деревьях: «лист тронут преждевременной – не желтизной золота, а какой-то немощной обесцвеченностью» (с.376).
Вообще, очень любил природу, работать на земле, о чем много и с удовольствием рассказывает.
Наблюдательный и оригинальный литературовед. Интересно и полезно было читать его рассуждения о Бунине, Исаковском, Маршаке.
Подробно пишет о своих разговорах-переговорах с разными партийными и литературными чиновниками, в которых он не всегда сдерживался. Однажды, в разговоре с известным литератором-доносчиком Лесючевским Твардовский «не удержался…, обматерил его самым прямым образом, назвал его тупым и чуждым литературе человеком…- и это уже при раскрытых дверях, к восторженному ужасу «аппарата» (с.230). Не удивительно, что Твардовского хотели не просто снять с его поста, а снять с позором, за пьянство, и отправить в психиатрическую больницу. Кстати, откровенно пишет о своем пьянстве.
Точны и красочны портреты Маршака, Солженицына, В.Некрасова, Симонова, Хрущева, различных важных чиновников от литературы, уже забытых сегодня (Марков, Сурков, Кочетов), идеологических вождей, курировавших литературу.
Безусловным достоинством книги стали обстоятельнейшие комментарии, подготовленные дочерями А.Т.Т. (1-й том – 130 стр., 2-й том – 110 стр.), облегчающие понимание тех не всегда знакомых современному читателю реалий тех лет. Хотя, конечно, читателю лучше иметь какое-то общее представление о том времени и тех обстоятельствах, которые описываются в дневниках Твардовского.
Имеются три вклейки с фото, в том числе и редких. Нет опечаток. Дан именной указатель.
Тяжело читать, как Твардовский строит планы – вот выйдет на пенсию, станет писать, читать, заниматься огородом… А жить ему оставалось всего несколько лет.
Вместе с публикациями записей за 1931–1935 (Литературное наследство. М., 1983. Т. 93), 1941–1945 (сборник «Я в свою ходил атаку…». М.: Вагриус, 2005), 1953–1960 гг. (Знамя. 1989. № 7–9) эта публикация является важным дополнением к шеститомнику Твардовского (М.: Художественная литература, 1976–1983). Во всей возможной полноте эти записи публикуются только сейчас.
Для общей картины, надо читать также воспоминания Лакшина и Кондратовича, основывавших их на дневниковых записях тех лет.
Отличное издание, прекрасный дневник, замечательный памятник трудному времени и непростому, но очень честному и талантливому человеку. Всячески рекомендую. Скрыть

Люди отдаленных эпох были гораздо больше похожи на нас внешне, чем внутренне. А внутренне – по системе ценностей и особенностям чувствования – разительно отличались.
Как можно понять их? Ведь у историков уже нет непосредственного контакты с фактами, они имеют дело с источниками, в которых факты уже «отягощены» истолкованием авторов и составителей текстов.
Рассказать об умонастроениях каждой эпохи способны запримеченные бытописателями и зафиксированные ими черты повседневного быта, порою нелепых (с нашей точки зрения) поверий, детали ритуалов и обрядов – всё то, что всегда интересовало этнологов, социальных антропологов, фольклористов.
Поэтому даже старые и вроде бы устаревшие труды могут оказаться ценнейшим «вторичным источником» о различных явлениях. Именно в них можно обнаружить описания, которые уже не найти в тех или иных не дошедших до современности книгах.
Чтение некоторых работ ученых 19 в., рисовавших картины сексуальной жизни «простого народа», потрясает: они писали свои труды бесстрастной рукой, честно рисуя современные им картины безо всяких прикрас. И картины эти – неантропоморфны, пугающе бесчеловечны, а посему враз излечивают от идеализации полуторавекового прошлого и сетований о деревенском бытии, «который мы потеряли». Люди того времени предстают грубыми и чуждыми нам, сегодняшним, по эмоциональной окраске их переживаний.
Труды исследований 19 – начала 20 в., публикуемые в этом трехтомнике, в настоящее время труднодоступны даже для специалистов по истории науки.
Весь трехтомник – это настоящий научный труд, академическое издание не только по содержанию (оно оттолкнет своей сложностью широкую читательскую публику), но и по оформлению. В начале первого тома содержится предисловие от составительницы этой книги, Н.Л. Пушкаревой, список литературы, список сокращений. Все цитаты уточнены и исправлены.
Первый том состоит из трех разделов: «Дохристианские верования, мифы, древнейшая обрядность» (объемов в 200 стр.), «Из истории Московской Руси» (40 стр.), и «Черты русского семейного быта и обычное право 19 в.» (460 стр.). Последний раздел самый объемный и самый, пожалуй, интересный. Выделю здесь работы Е.И. Якушкина «Обычное право», А.Г. Смирнова «Очерки семейных отношений по обычному праву русского народа», «Жизнь «Ивана»» Семеновой-Тян-Шанской. Последний материал, хоть и не был закончен автором, можно рекомендовать к чтению всем интересующимся жизнью и нравами крестьянской Руси конца 19 – начала 20 в.
В целом можно только радоваться появлению подобной публикации и воздать составителям должное за их непростой труд, которому они посвятили много лет, но при этом отметить и то, что данный трёхтомник – не такой уж дорогой, если брать качество исполнения и общий объем почти в 2500 стр. – за восемь лет со дня его издания так и не распродан тираж всего 1500 экз.). Рекомендую! Скрыть

Александр Александрович Половцев (1832–1909), чьи дневники я рассматриваю в этой рецензии, был родом из дворянской семьи, отец – чиновник средней руки. Получил хорошее образование. В 1851 г., после окончания Императорского училища правоведения, поступил на службу в Сенат. Сделал неплохую карьеру, с 1873 г. сам стал сенатором. Об этой службе и идет в основном речь в его дневнике. Женился на внебрачной дочери в. к. Михаила Павловича, очень богатой женщине. В отличие от абсолютного большинства тогдашних чиновников, Половцев был материально независимым человеком, что отражалось на его поведении, прямом и уверенном в себе. Современники писали о нем, как умном и наблюдательном, честном и трудолюбивом человеке. Правда, Половцев редко кому давал положительную характеристику, почти во всех находил что-то дурное. Слова при этом он подбирал особо едкие, а то и нецензурные...
Серьезно занимался астрономией, был одним из основателей, позже – председателем Русского исторического общества. В 1883–92 гг. – государственный секретарь (управлял Государственной канцелярией при Государственном совете), имел прямой доступ к императору, которого хорошо знал еще наследником. В отставку ушел добровольно, активно работал в Госсовете. Был сторонником конституционной монархии английского образца, но с Александром III вполне уживался.
Очень критично оценивает правление Николая I, с конца 1860-х гг. осуждает за непостоянство и плохую кадровую политику Александра II. Много рассказывает о взяточниках, причем самого высокого полета, и о том, как им всё сходило с рук. Не менее ценен и содержателен взгляд Половцева на последние годы правления Александра II, осуждавшего императора как правителя, так и человека (роман с кн. Долгоруковой). Слабость власти, злоупотребления мелких и высокопоставленных чиновников, воровство всех и вся. Столь же значимо описание Половцевым сложного переходного периода, пришедшегося на конец правления Александра II и начало царствования Александра III, первые годы пребывания у власти которого казались мемуаристу потерянными.
Каждый год Половцев ездил летом отдыхать за границу, о чем подробно рассказывал в дневнике – это читать не так интересно.
Есть предположение, что данный дневник создавался для потомков, с расчетом на публикацию. О себе и своей семье Половцева почти ничего не пишет, его записи – это описание трудов и дней государственного деятеля. Подробно фиксирует разговоры с различными людьми, конспектирует заседания разнообразных совещаний и комиссий. Это, а также и другие сведения, представленные Половцевым, точны и нередко уникальны. Даже цитируя слухи, он указывает, что, от кого и когда слышал.
Первый том включает дневники 1859–77 гг., от пяти до 85 стр. на год. Второй том – дневники 1878–82 гг., объемом от 35 до 210 стр. (последнее – это дневник 1881 г.). Основная часть – почти 400 стр. из 490 – это записи 1880–81 гг. В первом томе примечания занимают 100 с лишним страниц, во втором – 80 стр. Второй том содержит также биографический комментарий и именной указатель. В первом томе даны две вводных статьи об авторе и его дневнике от трех составителей (на 20 стр.).
Фрагменты дневника печатались в журнале «Красный архив» в 1923–33 гг., причем с ошибками. В 1966 и 2014 гг. вышли дневники более позднего периода (1888–1909 гг.).
Данное издание - очень ценный и авторитетный источник, используемый всеми исследователями этого периода. Но до начала 21 в. материалы о дневниках Половцева ограничивались лишь отдельными статьями. Одна из составительниц – О. Ю. Голечкова – защитила в 2013 г. кандидатскую диссертацию по Половцеву, а в 2015 г. на основе ее вышла монография о нем. Двое других ее коллег также выпустили свои статьи о Половцеве и его работе.
Стильное оформление. Иллюстраций нет. Тираж не указан. Чуть расширенный формат. Тома толстые и тяжелые, читать их не вполне удобно.
Уверенно рекомендую этот увесистый двухтомник всем интересующимся историей нашей страны в 1860-80-е гг.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Шарлотта и Питер Фиелл давно уже работают над книгами, посвященными истории дизайна. Данное издание вышло в 2003 г. в несколько другом формате и было переиздано в 2005.
С 1930-х гг. для скандинавского дизайна характерен гуманистический подход к идеям модернизма, основанный на функциональности и тщательно продуманном упрощении форм и концепций. Традиционно, скандинавские дизайнеры старались сделать нашу жизнь лучше, создавая простые, но качественные товары – товары для всех, а не избранных. Идея улучшения повседневной жизни для дизайнера означала работу над продукцией домашнего назначения – от мебели и постельного белья до столовой посуды и керамических изделий. Их поиск идеальных форм привёл к разнообразию, свойственному природе –лёд, извивы берега озера, кора дерева. Страсть к поиску окончательной формы для скандинавских дизайнеров часто приводила к тому, что они продолжали работу над тем или иным изделием на протяжении многих лет, не удовлетворяясь полученным результатом. Отсюда – удивительное долголетие некоторых скандинавских товаров, на протяжении десятилетий противостоящих новомодным новинкам за счёт продуманного дизайна и качественного исполнения. "Золотой век" скандинавского дизайна (1930-70-е гг.) дал модель развития дизайнерской мысли, использованной – с большим или меньшим успехом - практически во всём мире. Ключевыми понятиями этой модели стали износостойкость, надёжность, доступность, практичность и самодостаточность.
Последние 20-30 лет добавили к этой концепции лишь использование новых материалов (или более активное использование ранее слишком дорогих материалов). Именно скандинавским дизайнерам мы обязаны пониманию того, что хорошая вещь должна быть красивой, но не обязательно дорогой. К нашему счастью, это понимание воплощалось и воплощается в жизнь многих и многих, а не только немногих богатых. Можно сказать, что демократические принципы скандинавского общества находят своё выражение не только в политических и социальных институтах, но и в товарах массового пользования.
Для лучшего понимания этого феномена надо отметить, что дизайнеры и предприниматели Скандинавии работают в тесном и длительном союзе друг с другом. При крупных промышленных предприятиях функционируют хорошо оборудованные студии, где дизайнеры работают над созданием как экспериментальных, так и массовых товаров. Эти студии дают дизайнерам гораздо более точное понимание не только того, как будет выглядеть то или иное изделие (как действуют многие другие, работающие с трёхмерными компьютерными моделями дизайнеры), но и как оно будет смотреться в той или иной обстановке, как оно будет ощущаться в руке, как будет меняться под воздействием внешних факторов (диван, например, подвергается механическому смятию 25 тыс. раз, как если бы на него на протяжении многих лет садились и ложились реальные люди).
Это, так скажем, теория. Теперь непосредственно о данной книге. Она состоит из следующих разделов: общего очерка о скандинавском дизайне; отдельных очерков о дизайне в Швеции, Норвегии, Финляндии, Исландии, Дании (очень небольших); отдельных словарных статей о дизайнерах и организациях, внёсших заметный вклад в развитие скандинавского дизайна; ленты времени (1649-2000) – главные события в сфере дизайна.
Книга красочно и детально проиллюстрирована, хотя иллюстрации разнятся – от фотографии на разворот до картинок размером с карманный календарик. Качество – отличное, пример многим нашим издательствам и изданиям.
В качестве замечания можно назвать некоторую хаотичность в подборе статей, где идёт рассказ (в большей или меньшей последовательности и логичности) то о кресле, то о вазе, то о диванной подушке, то о наборе кухонной посуды. При этом основной акцент делается именно на мебели.
Признаюсь честно, почувствовать разницу между стилем, характерным для той или иной страны, мне не удалось. Вряд ли это принципиально. Как источник вдохновения для дизайнеров интерьеров, изготовителей мебели и иных изделий для дома – эта книга незаменима.
Скрыть