Участие представителей тех или иных народов бывшего СССР в Великой Отечественной (или даже Второй мировой) войне на стороне гитлеровского вермахта представляло и представляет сложную страницу истории любого народа. Не стал исключением и грузинский народ. Вообще, грузино-германское сотрудничество времен Второй мировой войны уходит корнями в период войны 1914-18 гг., когда руководящими кругами кайзеровской Германии было принято решение поддержать грузинское национальное движение, выступавшее за восстановление независимости Грузии. В рамках этого сотрудничества в Германии была создана грузинская добровольческая воинская часть – Грузинский легион. В мае 1918 г. Грузия провозгласила независимость и тотчас же заключила договор с Германией, по которому последняя помогла Грузии в создании национальной армии. После установления Грузинской советской республики в 1921 г. взаимоотношения между немецкими и грузинскими военными (последние были уже в эмиграции) не прекратились, и в 1941 г. значительная часть бывших грузинских военных-эмигрантов откликнулась на призыв германского командования принять участие в антибольшевистском походе вермахта на Восток. Попытка эта была обречена на неудачу, а ее участники – на гибель или в лучшем случае изгнание.
Многие современные грузинские историки, включая и автора этой книги, Г.Г. Мамулиа, одного из лучших специалистов по данной теме, придерживаются той точки зрения, что для Грузии война СССР с Германией вовсе не была Отечественной. Напомню, что, по официальным данным, в годы Великой Отечественной в РККА служило 600 тысяч грузин, половина из которых погибла на войне (это при том, что население Грузинской ССР составляло на тот момент 3 млн чел.).
Первое издание этой книги вышло в Тбилиси в изд-ве «Цодна», в 2003 г., под названием "Грузинский легион в борьбе за свободу и независимость Грузии в годы Второй мировой войны". Предложенное изд-вом Вече издание значительно расширено и дополнено (как минимум в два раза). Оно планировалось к печати еще в 2008 г., но в силу известных причин в тот момент не появилось, зато сейчас вышло, спасибо издателям.
Автор использовал значительное количество архивных документов (около 600 ссылок на 60 с лишним страницах) и подробно рассказал о грузинском коллаборационизме, при этом старательно воздерживаясь от личной оценки этого феномена. Наверное, можно сказать, что он, в целом поддерживая действия Третьего рейха против СССР, осуждает ошибочную оккупационную политику Гитлера на Восточном фронте. Надо отметить, что временами автору отказывает историческая объективность – например, тогда, когда он предлагает переложить ответственность за уничтожение советских военнопленных в немецких концлагерях с Гитлера на Сталина (с.25), или тогда, когда, ссылаясь на одного из командиров Грузинского легиона, утверждает, что условия содержания в советских лагерях для военнопленных были хуже аналогичных немецких (с.26).
Мамулиа доказывает, что грузины шли воевать только против большевиков, за независимую Грузию (это роднит их со многими другими подобными национальными объединениями, в том числе и русскими, утверждавшими, что они за демократию и не против Англии и США.
Отмечу, что, несмотря на очень богатую источниковую базу, включающую немецкие, грузинские и французские труды и архивы, материалы из советских и российских работ практически отсутствуют, что говорит об одностороннем подходе автора и определённой ограниченности круга данных, использованных им, а, следовательно, и невозможности делать максимально полные и глубокие выводы.
Несмотря на хороший русский язык, временами в книге проскальзывают отдельные погрешности против великого и могучего, скажем, «битва за Крымские перешейки» (с.92), «оперирующий в этом районе отряд советских партизан» (с.371), и др.
Имеется большое количество редких фото хорошего качества, подробная библиография (на 30 стр.), любопытные приложения (на 55 стр.), включающие интересные и малоизвестные документы.
На мой взгляд, это нужная и полезная работа, отлично дополняющая предыдущие издания этой серии, и в значительной степени (но не полностью, поскольку не использовались отечественные исторические работы и архивы) закрывающая данную тему. Рекомендую всем, интересующимся историей Великой Отечественной войны. Скрыть

Максим Игоревич Зарезин – историк и журналист, автор двух книг по истории России 16-17 вв. Рассматриваемая книга посвящена не сколько изученной, сколько замифологизированной теме еретиков на Руси, в частности в годы княжения Ивана III, деда Ивана Грозного. Особое внимание автор уделяет проблеме развития монастырского землевладения в к.15 – н.16 в. Он подробно рассказывает о конфликте сторонников Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, или знаменитом столкновении нестяжателей и иосифлян. Автор убедительно критикует сторонников конспирологической теории, показывая слабость и малочисленность нестяжателей (как и вообще еретиков на Руси), обман и подлоги иосифлян, старавшихся доказать всем и великому князю в частности правомочность владения монастырями землей и крестьянами, против чего (прежде всего последнего) и выступали нестяжатели.
Зарезин обильно цитирует источники и историков, демонстрируя хорошее знакомство с материалом. Он удачно связывает в своем исследовании, написанном хорошим языком, хотя местами суховато, внешнюю и внутреннюю политику России, церковные и идеологические споры. В этой книге он старается разоблачать различные мифы, скажем, о Новгородской вольности.
Что мне не очень понравилось в этой безусловной добротной работе. Это, наверное, литературщина. Автор использует в тексте много хлестких журналистских заголовков: «Свой среди чужих», «Ошибка резидента», «Понаехали тут», «Две свадьбы и один заговор», «Путем взаимно переписки» и проч. Он додумывает мотивы поступков Ивана III – напр., «Угрызения совести терзали душу государя» (с.243). Местами он просто переходит на публицистику, обращенную против своих идеологических противников: «Иосифлянство сегодня – это маска угрюмой недоверчивости на лице церковной старостихи, саркастическая усмешечка, прячущаяся в бородке юного семинариста. Это вечно спешащие по хозяйственным заботам батюшки, которые не видят, не знают своей паствы и, кажется, даже побаиваются ее» (с.343). Кажется смешным злоупотребление оборотами «оных», «коих», «сих».
В книге много иллюстраций хорошего качества на хорошей офсетной бумаге и многовато опечаток.
Итогом стала специфическая книга, которая, при всех своих достоинствах, может быть интересна довольно узкому кругу читателей. Скрыть

Альбом-каталог, посвященный искусству офорта, включает в себя избранные листы одного раздела Гравюрного кабинета ГМИИ им. А.С. Пушкина. Всякий сколько-нибудь знакомый с историей графических искусств легко поймет, почему из всех гравюрных техник выбран для этого издания именно офорт: ни один из видов гравюры не был столь живым, разнообразным и постоянно привлекающим к себе яркие художественные индивидуальности. С начала 16 в. до сегодняшнего дня в этой технике работали почти все крупные художники, которые хотя бы мимолетно были заинтересованы гравюрой. Ни одна другая техника печатной графики не являет собой картину столь протяженных и непрерывных художественных усилий.
Хотя о технической стороне офорта существует довольно большая литература, хотя есть и несколько историй этой техники, это издание является первой в своем роде книгой - своеобразной хрестоматией по истории офорта с обстоятельными аннотациями, касающимися каждого включенного в нее листа. Евгений Левитин (1930-1998), составитель этого каталога, пишет в небольшой вводной заметке, что, по его убеждению, именно такая форма издания лучше всего знакомит и любителя искусства, и художника, и даже искусствоведа с тем или иным разделом истории изобразительного искусства. И с этим можно только согласиться. Не случайно в последнее время во всем мире основным видом искусствоведческой литературы стали не монографии и не истории, но очень подробно аннотированные выставочные каталоги, по типу очень близкие к рассматриваемому альбому.
В советской литературе есть издание, которое можно рассматривать как прообраз данного. Это каталог выставки «Сто офортов 16-19 вв. из собрания Государственного Эрмитажа», изданный в 1964 г. и составленный Ю.А. Русаковым. Его принципиальное отличие состоит в гораздо меньшем объеме материала, в него включенного, в отсутствии русских мастеров и в полном отказе от аннотаций к офортам. При этом надо отметить, что в эрмитажном собрании хранятся многие редкие офорты, отсутствующие в Гравюрном кабинете ГМИИ им. Пушкина.
Данный каталог открывают гравюры времени возникновения офорта – первой трети 16 в. - и заканчивают работы периода Первой мировой войны (за редким исключением гравюр, относящихся к началу 1920-х гг.). В настоящем альбоме нет работ художников новейшего времени и это было сделано сознательно. Для показа всех тенденций, различных течений и значительных явлений офорта 20 в., ГМИИ им. Пушкина, как и другие музеи нашей страны, ни в коей мере не располагает нужным художественным материалом. Отметим, что даже по 16-19 вв. в этой коллекции есть, увы, серьезные лакуны.
Но даже и при этих пробелах альбом показывает и главные этапы развития офорта более чем за 400 лет, и его лучших мастеров. Из всех видов гравюры самый живой, артистичный, привлекательный своей личностностью, своей глубиной, своей непосредственностью, самый разнообразный из всех гравюрных техник, давший столько великих мастеров, - офорт, безусловно, заслуживает такого подробного издания, может быть, больше, чем любой другой вид гравюры.
Каталог разделен на пять частей - по столетиям, причем в каждом из них художники расположены по алфавиту (всего 330 стр.). При этом авторы ориентировались не только на даты создания офортов, но и на их стилистические признаки, поэтому, напр., в разделе 19 в. можно встретить гравюры, датированные концом 18 в., а работы двух художников, выполненные более или менее в одно время, моугт помещены в разные разделы, как, напр., И.И. Шишкин – в раздел 19 в., а И.Б. Ионкинд – в раздел конца 19 – начала 20 в. В кратких биографических сведениях о художниках обращается специальное внимание на их занятия гравюрой.
Книге предшествует 17-стр. введение, дающее краткий, но емкий очерк развития истории офорта. Завершается же она статьей Ю.Я. Герчука о Е.С. Левитине и искусстве графики.
PS. Хорошо помню, как в 2003 г. заплатил за этот альбом в лавке Пушкинского музея 800 руб. Скрыть

Автор этой книги – профессор кафедры философии, социологии и истории Ярославского государственного открытого технического университета. Данная работа А.Г. Чукарёва (1936-) – это его докторская диссертация, вышедшая уже отдельной книгой (в двух тт.) в Ярославле в 1998 г. Этой темой автор занимается еще с начала 1970-х гг., опубликовав по ней несколько книг и десяток статей.
В этой обстоятельной книге подробно разбирается множество вопросов, связанных с возникновением, развитием и функционированием III Отделения Собственной его Императорского Величества Канцелярии и единого Жандармского корпуса в правление императора Николая Павловича. Впервые под одной обложкой собран значительный комплекс информации о структуре и деятельности III отделения, весьма обстоятельно рассмотрена секретная агентура, дана объективная (конкретно-оценочная) характеристика многим руководителям и сотрудникам III отделения.
Автор уделяет много внимания борьбе политической полиции с либеральной, революционно-демократической и иной нелояльной режиму литературой и журналистикой, а также существовавшей и надуманной оппозицией (отмечая её относительно невысокую эффективность). Вместе с тем, Чукарёв ясно показывает, что тайная полиция и жандармерия в России были организованы не только по образу и подобию аналогичных европейских спецслужб, прежде всего – французских, но план и принципы организации тайной полиции Бенкендорфу фактически подсказал один из лидеров декабристов П.И. Пестель, утверждавший, что у России обязательно должна быть собственная жёстко выстроенная служба безопасности для охраны правительства, государя и государственных сословий, действующая тайно и использующая при необходимости шпионов.
Указанное учреждение было «надзаконным» личным органом императора по управлению страной, которое, по мысли Николая I, должно было разрушить то чиновничье средостение между верховной властью в его лице и всеми слоями и классами населения. Советские, да и досоветские историки как-то вскользь и мимоходом упоминали о задаче, поставленной императором перед Бенкендорфом и его ведомством – бороться с «неправдой» в судах, раскрывать злоупотребления чиновников, коррупцию в местных учреждениях, способствовать пресечению произвола помещиков в отношении своих крепостных крестьян, доводя все эти беспорядки до сведения императора. Донося до императора свои оценки не только лиц среднего звена управления, но и высших советников государства, тайная полиция выполняла те задачи, которые в европейских государствах выполняли парламент, печать, суд. Объективно это ведомство являлось своего рода и социологическим учреждением, доводившим до императора необходимость проведения тех или иных реформ и преобразований в крестьянском вопросе, проявления той или иной заботы о крепостных и вольнонаёмных рабочих. Этим самым в безгласной, подцензурной стране Третье отделение и корпус жандармов в какой-то мере пытались выполнять функции обратной связи между верховной властью и народом. Это тайной полиции в центре и на местах удалось в наименьшей мере, ибо успешно бороться с такими злоупотреблениями властью в стране, где не имелось гражданских прав и свобод, а значительная часть населения находилась в крепостном положении, практически невозможно. Тем не менее, благодаря в том числе и этой цели, правительству хотя и не удалось, как планировалось, привлечь в политическую полицию сливки российского общества (напр., Пушкина), оставшегося в массе в оппозиции Третьему отделению, но в общем и целом состав тайной полиции пополнялся людьми достаточно отборными, в подавляющем большинстве деловыми, порой даже незаурядными. Современники отмечали, что голубой мундир производил впечатление на людей той эпохи. Для многих жандарм являлся носителем законности, порядка, лицом, близким к верховной власти (вспомните, что Хлестакова разоблачает жандармский офицер). Однако постепенно, несмотря на численный рост ведомства, влияние жандармов на общество падало, и на первый план выходила карательно-репрессивная задача. Ирония судьбы заключается в том, что Третье отделение задумывалось с одной целью, а вышло в процессе его деятельности нечто другое. Николай I полагал, что главное назначение этого ведомства «утирать слёзы обиженным и обездоленным», а реальная работа этого учреждения свелась главным образом к репрессиям в духе «тащить и не пущать».
Автор обращает внимание, что участников открытых выступлений против крепостного права было столь немного, что у правительства существовала уверенность в том, что основная масса крестьянства борется не против крепостничества вообще, а только против «плохих помещиков». Поэтому Николая и откладывал всё время решение крестьянской проблемы, уповая на жандармский корпус как силовую структуру, легко расправлявшуюся с бунтовщиками. Автор также указывает, что поскольку сколь либо заметного общественного движения в провинции не было, реально Третье отделение следило преимущественно за отдельными городскими слоями, в составе которых и находилась подавляющая часть его агентуры.
Интересен историографический обзор литературы, в том числе мемуарной, о Третьем отделении и жандармах в России с эпохи самого Николая до конца 20 в. Чукарев указывает, что вплоть до конца 1980-х гг. в среде интеллигенции отношение к Бенкендорфу и Орлову – шефам «синих скотов» - было предопределено, передаваясь из поколения в поколение, и лишь относительно недавно его удалось изменить.
Книгу сильно портят отсутствие иллюстраций и весьма некачественная работа корректора.
Несмотря на всю его детальность и обстоятельность, данное издание всё же вторично и, обобщая весь предыдущий опыт отечественных историков, не открывает новых страниц в истории Третьего отделения при Николае I. Несмотря на этого, рекомендую это полноценное научное исследование, написанное легко и доступно, всем интересующимся историей России второй четверти 19 в. Скрыть

В начале об авторе. Николай Петрович Розанов принадлежал к роду, в нескольких поколениях которого мужчины состояли церковно- и священнослужителями при московских соборах и церквах. Н.П. Розанов с отроческих лет хорошо знал уклад жизни и интересы духовного сословия, связав впоследствии свою жизнь с этим своеобразным миром.
О жизни Розанова нам известно немного – в основном то, что он сам рассказал в своих воспоминаниях. Родился он в 1857 г. в Москве в семье дьякона церкви Петра и Павла в Преображенском. Рано лишился отца. Скитался с матерью по чужим углам и домам призрения. На казённый кошт воспитывался в Заиконоспасском духовном училище (о чем весьма колоритно поведал нам в воспоминаниях), затем в Московской духовной семинарии и Московской духовной академии, которую окончил со степенью кандидата богословия в 1880 г. Отработав три года преподавателем в Тверской духовной семинарии, возвратился в Москву, где устроился преподавателем Священного Писания и древнееврейского языка в Московскую духовную семинарию. Проработал в последней до 1918 г., пока её не закрыли большевики.
Внешне карьера его была довольно устойчивой и успешной: он имел неплохой оклад плюс регулярные премии и казенная квартира на Каретном ряду с дровами для него и семьи (жена и дочь). Получил несколько наград, дослужился до чина коллежского советника. Н.П.Розанов стал человеком заметным и известным в среде ученой корпорации, в московских духовных кругах, удостоившись чести быть представленными в Полном православном энциклопедическом словаре. Об авторитете Розанова свидетельствует и тот факт, что после февраля 1917 г. его избрали председателем исполкома Союза педагогических корпораций духовно-учебных заведений Московской епархии. Но при этом он вёл довольно типичную для интеллигента того (и не только) времени жизнь: изо дня в день лекции и семинары, занятия в библиотеке и архивах, работа над рукописями книг, журнальных и газетных статей, которых набралось немало, активная деятельность в Обществе любителей духовного просвещения, где он был бессменным секретарем с 1895 г.
Казалось бы, времени на «маленькие» радости жизни оставалось совсем немного, но оно всё же находилось – Н.П. был (не самым страстным) картёжником, а также большим любителем оперы и театра, регулярно посещая столичные театры, о чем он оставил подробный рассказ в своих воспоминаниях. Помимо этого, он вёл довольно активную общественную жизнь в различных клубах и кружках, основателем и деятельным участником которых он был – Московское педагогическое собрание, Литературно-художественный кружок и проч., чему он также посвятил много любопытных страниц своих воспоминаний.
Советскую власть он, как и многие другие современники революционных событий начала века, принял, постаравшись приспособиться к ней, поскольку иного выбора у него, наверное, не оставалось. О его подлинных чувствах и настроениях, как и жизни при Советской власти, он почти ничего не говорит. В своих воспоминаниях он старательно подчёркивает, как плохо жилось трудовому народу до революции и какими пьяницами были великие князья (правда, он периодически проговаривается, как сытна и дешева была раньше жизнь в Москве). Не соглашусь с автором вступительной статьи, что Розанов – конформист, уделом которого стала мимикрия. Мне его повествование показалось вполне убедительным и особых гадостей он о старом режиме нигде не говорит.
В 1919 г., Розанов переквалифицировался в преподавателя политграмотности и обществоведения в одной из трудовых школ Москвы. Через пять лет его «вычистили», и с 1927 г. он окончательно сосредоточился на историческом краеведении, точнее – москвоведении. В 1920-х -1930-х гг. Розанов активно трудился в обществе «Старая Москва» и Обществе изучения Московской губернии (области), собирая архивные и документальные материалы по истории Москвы и области; старался привлечь внимание общественности к изучению московской старины. Много выступал, но публикация была только одна, посвященная московским адресам Пушкина. Скончался Николай Петрович в 1941 г. Кончина его прошла незаметно, а могила на Ваганьковском кладбище затерялась. Не сохранилось даже его портрета. Возвращение его краеведческих трудов и очерков пришлось уже на 1990-е гг.
К написанию своих воспоминаний Розанов приступил в конце 1920-х гг. и писал их в течение нескольких лет, буквально на обёртках бумаги. Скорее всего, они не предназначались для «широкой публики». Очевидно, это было желание оставить достоверные свидетельства о времени, уже ушедшем и почти незнакомом новым поколениям. Тем более, что в памяти автора время это оставило массу воспоминаний: о годах в училищной бурсе, службе в семинарии, событиях вне стен семинарии (в гостях, на даче, в театрах), литературных знакомствах, наиболее интересных явлениях в жизни Москвы, важных особах, которых автор видел в Первопрестольной или о которых в его среде шли разговоры, наконец, о московских обычаях и нравах. К сожалению, его книга жизни пролежала под спудом много лет и только в 2004 г. явилась читателю.
Отмечу сочный и точный, эмоциональный язык повествования. Комментарии и указатель имён, подготовленные Т.Л. Латыповой, отлично дополняют авторский текст. Тому же служат две вкладки с ч/б гравюрами и фотографиями тех лет.
Рекомендую это редкое издание всем любителям книг о столице, а также всем интересующимся историей России конца 19 - начала 20 в. Скрыть