Хотел начать с довольно традиционной для меня фразы «О книгах имярек я уже писал, поэтому повторяться об авторе не буду», ан нет — я писал о книгах Владимира Лоты, а тут выяснилась, что это был (о чем я догадывался) псевдоним. В апреле 2017 г. в некрологе, размещенном в газете «Красная звезда», говорилось, что под ним скрывался полковник в отставке, д.и.н. Владимир Иванович Бойко, отслуживший в ГРУ более полувека. В 1990-2000-е гг. у него вышло несколько трудов, посвященных советской разведке в 1930-40-е гг. Это его последняя — и сразу скажу — не лучшая работа.
Итак, по порядку. Героиня данного исследования (не без претензии и без основания, на мой взгляд, названного «документальный детектив») — сотрудница советской военной разведки в 1920-30-е гг., арестованная и расстрелянная во время Большого террора. Настоящее имя — Ольга Федоровна Ревзина. Появилась на свет на Украине в 1899 г. в семье инженера, получила хорошее образование, жила за границей. В 14 лет ушла от отца (мать рано умерла) и стала жить самостоятельно, устроившись на завод. Увлеклась революционными идеями, в 1916 г. вступила в партию большевиков, после революции начала даже делать политическую карьеру, но что-то ее не устроило и она предпочла анархистов (в партию вернулась незадолго до смерти). Во время Гражданской войны, вернулась к красным и пошла воевать за них. Была замечена, в 1920 г. переехала в Москву и стала кадровым сотрудником советской военной разведки под псевдонимом Елена Феррари (т.е. железная). Отучившись на спецкурсах, Феррари отбывает в первую свою служебную командировку в Турцию, которая была интересна большевикам, среди прочего, тем, что там находился костяк эмигрировавшей армии Врангеля и сам барон. По мнению В. Лоты, ничем конкретным не подкрепленным (хотя дальше автор пишет об этом как о факте), советские нелегалы организовали покушение на Врангеля, в котором де была задействованы и Феррари (сама она в приведенных Лотой документах нигде об этом не пишет). Барон остался жив, Феррари была переведена в Берлин.
Здесь отмечу особенность этой действительно незаурядной женщины. Помимо органической красоты скорее восточного типа и явного обаяния (потом это стали называть сексуальностью), под которое подпали многие избалованные женским вниманием наши и не наши мужчины, Феррари была человеком творческим. Она писала стихи и прозу, рисовала, ей предлагали сниматься в кино. Писательство выходило лучше (сохранилась ее переписка с Горьким на эту тему), живопись — хуже, однако везде она была любительницей (хоть и выпустившей несколько сборников работ). Тем не менее, эти богемные увлечения были везде ее надежным прикрытием и позволяли находить контакты в разных кругах.
Чем она занималась в Берлине, кроме как переписывалась с Горьким, изображая из себя бежавшую из Советской России писательницу, автор не пишет, но тот факт, что Горький предупреждал своих корреспондентов о том, что Феррари «работает на большевичков», на мой взгляд, свидетельствует о ее провале как разведчика.
Вообще складывается впечатление, что кроме личного дела Феррари (на которое Лота не дает нигде отсылки), автор ничего оригинального не нашел, и пользовался многими открытыми документами, вставив в текст довольно много не имеющего прямого отношения к делу материала.
В 24 г. Феррари уехала в Париж (забыл сказать, что она свободно владела многими европейскими языками), где опять чем-то занималась. Чем — одни догадки. В 26 г. по состоянию здоровья ушла из разведки. Работала в скучных советских учреждениях, занималась литературой, но безуспешно. В 30 г. вернулась в разведку, поработала в Италии, потом окончила Военную академию им. Фрунзе. В 33 г. была награждена орденом Боевого Красного Знамени, в 35 г. ей присвоили звание капитана. В 35-36 гг. находилась в США, откуда приехала в конце 36 г. Начавшиеся репрессии затронули и ее — по доносу сослуживицы (позже также репрессированной) была арестована в конце 37 г., обвинена в контрреволюционной троцкистской деятельности и в 38 г. расстреляна. Позже были казнены ее гражданский муж и брат, тоже работавший в разведке.
Вот и всё. Короткая и не особенно веселая жизнь. Была ли она счастлива? Не знаю. Служила родине, убившей ее, семьи и детей не было. Чего-то добилась, но рассказывать об этом до сих пор нельзя. Если бы не В. Лота, оставалась бы в той бездне, куда упала почти век назад, и дальше.
Крупный шрифт. Тираж 3000 экз. Очень хорошее, стильное оформление, только переплет мягкий. В приложении дана подборка иллюстраций хорошего качества.
На мой взгляд, получилась работа в целом средняя: очень добротное оформление много выше содержания, где документального не так и много (есть список литературы, архивные материалы не указаны, имеется приложение на 30 стр.). Если сократить и уменьшить шрифт, будет хороший очерк, доступно написанный, не более. В таком качестве это издание и рекомендую.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Варвара Федоровна Духовская (Голицына) (1854-1931) была выходцей из знатного российского рода Голицыных. Единственная дочь от второго брака своего отца, с детства отличалась избалованностью и капризами, о чем вполне откровенно пишет в своих воспоминаниях.
Рано стала увлекаться противоположным полом. Выросши, стала довольно легкомысленной девицей — одни развлечения на уме. Балы, кавалеры, кокетство — в общем, пустая жизнь. Была весьма популярной потенциальной невестой, но всех отвергала. Вышла замуж по любви за мужчину хорошо старше ее, генерал-майора Сергея Михайловича Духовского (1838-1901). Детей у них не было, почему — Бог весть, она об этом не пишет вообще. Еще с родителями неоднократно посетив заграницу, с мужем (и за мужем) объехала полсвета. Фактически ее книга — это дневник ее путешествий, и в этом ее ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ МИНУС. Читать описания поездок полутаросотлетней давности по Европе — занятие на любителя. Несколько более интересно познакомиться с впечатлениями русского путешественника в Азии и Америке, хотя ценность детальных рассказов о гостиницах и поездах/пароходах относительна, на мой взгляд.
Более значимым является повествование В.Ф. Духовской о русско-турецкой войне, точнее, жизни в тылу и потом на занятой русскими войсками территории. В целом для текста Духовской характерно наличие множества повседневных, бытовых частностей, свойственных скорее дневнику, а не мемуарам. Вероятно, эти дневники и были основой для мемуаров Духовской (где-то они так и вошли в основной текст), иначе будет сложно объяснить точность ее записей лишь отличной памятью.
Рассказывает В.Ф. Духовская довольно искренне и откровенно, пишет о своих истериках, плохом настроении. После замужества она совсем остепенилась, перестала танцевать и кокетничать, более того, вообще обратилась в затворницу. Возможно, сказалась и бездетность, и кочевая жизнь — как-то она сказала о себе: «я так устала быть перелетной птицей».
Поводов для такого замечания было предостаточно: после успешного участия в русско-турецкой войне С.М. Духовской был назначен начальником штаба Московского военного округа, где жизнь была комфортна и насыщена. Однако потом обстановку пришлось поменять радикально: в 1893-98 гг. генерал-лейтенант Духовской занимал пост Приамурского генерал-губернатора и командующего войсками Приамурского военного округа, а в 1898-1900 гг. — Туркестанского генерал-губернатора и командующего войсками Туркестанского военного округа (дневниковой записью о назначании супруга на юг и обрываются воспоминания Духовской). Был он человеком деятельным и энергичным, в Приморье оставил по себе хорошую память, но в Туркестан уехал уже больным и сделал там мало. В 1900 г. был уволен в отставку в звании генерала от инфантерии и назначен членом Госсовета.
В.Ф. Духовская оставила после себя несколько книг, всё — воспоминания («Из дневника русской женщины в Эрзеруме в 1878 году»; «Из моих воспоминаний» (1900); «Туркестанские воспоминания» (1913)). Как она жила после смерти мужа, как сложилась ее жизнь после революции - вот это было бы узнать гораздо интереснее. Но этой информации я не нашел, а жаль...
Рассматриваемая книга — это переиздание публикации 1900 г. Читать эту рабогу было в целом неинтересно: несколько страниц о жизни в Москве, а потом несколько десятков страниц о заграничных вояжах. Лучшая часть — это последние 200 стр. книги, где речь идет о жизни в Приморье: здесь много колоритных писаний от первого лица, хотя ни глубины, ни историчности здесь тоже не найдете.
С точки зрения оформления — это типичный образец книгоиздания под маркой «Захаров»: ни сопроводительной статьи, ни обстоятельных примечаний. Иностранные слова и выражения в массе своей не переведены. Есть небольшое (но абсолютно недостаточное) количество комментариев редактора. Имеются две вклейки с ч/б фотографиями, но в основном — это разные достопримечательности и персоналии, с которыми (не всегда) пересекались Духовские. При этом в этой иллюстративной подборке есть лишь одно фото Духовской (и то детское).
Пожалуй, не стану рекомендовать это большую по объему, но пустую по содержанию книгу. Кто может стать ее увлеченным читателем, даже представить не могу.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Арон Ильич Шнеер (1951-) — в прошлом советский, ныне израильский историк, специалист по Второй мировой войне, сотрудник Национального института памяти жертв нацизма и героев сопротивления «Яд Вашем» (Израиль). Родом из Латвии, где его семья потеряла несколько десятков человек от рук нацистов и их пособников. Историк по образованию, А. Шнеер уехал в 1990 г. в Иерусалим, где и живет, выпуская книги и тут, и там.
В 2003 г. в Израиле у него вышла монументальный труд в 2х тт. "Плен. Советские военнопленные в Германии, 1941-1945". У нас он был издан в 2005 г. Это исследование действительно было выполнено на большой источниковой базе и на тот момент давало огромное количество информации по системе уничтожения советских военнопленных, организованной Третьим рейхом. Евреев среди этих военнопленных было немного, они в соответствие с приказами гитлеровского руководства уничтожались вермахтом еще на фронте.
В своей новой работе (они выходят у А. Шнеера не часто) автор решил изучить тему Холокоста с другой стороны, со стороны палачей. Подход этот не нов, и вполне документирован, но А. Шнеер смог сказать свое слово.
Палачи очень не любят огласки. Неслучайно немцы старались массовые казни проводить изолированно, а в конце войны вырывали трупы убитых ранее и сжигали. Но иногда эта политика давала сбои. В конце июля 44 г. в ходе стремительного наступления Красной армии были освобождены Люблин и прилегающие к нему районы Польши, включая концлагерь Майданек и учебный лагерь СС Травники, где с осени 41 г. готовились вахманы (надзиратели, охранники) для лагерей смерти СС. В руки сотрудников советских спецорганов попала картотека на пять с лишним тысяч человек (с фотографиями, отпечатками пальцев, анкетами и расписками), в основном из бывших советских военнопленных, прошедших обучение в этом лагере, и служившими потом и в Собиборе, и в Освенциме, и в Майданеке.
С 1944 по 1987 г. представители СМЕРШ/МГБ/КГБ вели охоту за «травниками», как их часто называли, работая по всей стране, от Дальнего Востока до Средней Азии, но больше всего на юге, в основном на Украине. Первый процесс над бывшими вахманами прошел уже в октябре 44 г., последний — в 1986 г., над 79-летним «травниковцем» Ф. Федоренко, кстати, переданным США. Федоренко был приговорен к расстрелу, в помиловании ему было отказано. Это был последний процесс над нацистским преступником в СССР. Всего этих процессов было около 160, но автор полагает, что больше. Первоначально они были закрытыми, осуществлялись военными трибуналами, приговаривавшими коллаборационистов преимущественно к повешению. Позже суды также часто давали ВМН, но нередко присуждали разные сроки, от 5 до 25 лет. Судили и карали как группами, так и индивидуально. Автор взял много материала для своей книги из следственных дел и протоколов судебных заседаний. Сразу отмечу, что, в отличие от многих других современных историков, он высоко оценивает деятельность сотрудников спецслужб, в частности, СМЕРШа, и оправдывает все организованные ими проверки советских граждан и фильтрационные лагеря, показывая, как легко удалось многим бывшим выхманам обмануть офицеров СМЕРШа и уйти от наказания.
Книга состоит из трех частей и небольшого количества приложений: первые две описывают преследование травниковцев, а третья — создание и функционирование лагеря. На мой взгляд, было бы логичнее поменять эти части местами, что содержательно и хронологически помогло бы лучше изложить и объяснить материал, избежав ряда повторов.
На одном аспекте надо остановиться. Автор неоднократно пишет, что в Травниках был настоящий «интернационал» из граждан СССР, однако он указывает, что примерно из 5 тыс. «травниковцев» 3,7 тыс. были украинцы и, конечно, поэтому они составляли подавляющее большинство среди вахманов лагерей смерти. При этом под конец в лагерь мобилизовывали местных жителей, которых ни голод, ни угроза казни уже не гнали в палачи, как это было в начале войны с узниками шталагов, где альтернативой мучительной смерти от голода, холода и болезней была служба у немцев. В сторону — вахманов-травниковцев за неисполнение приказа могли и расстрелять, что автор показывает на многочисленных примерах. И еще в сторону — он же пишет о 100-200 попытках (в том числе успешных) бегства из охраны, в том числе в результате раскаяния в своих делах. Есть реальные истории службы бывших вахманов в партизанах, участие в боевых действиях, пролитая при этом кровь, высокие боевые награды. Правда, это потом никогда не спасло травниковцев от возмездия.
Так вот, А. Шнеер пишет, в связи с массовым активным участием в геноциде евреев украинцев, прибалтов и советских немцев, о неких особенностях этнопсихологии этих народов. Мне думается, что причиной было, скорее всего, сочетание факторов: и распространенный антисемитизм, и репрессивная политика советской власти на Западной Украине и в Прибалитке, часто реализуемая руками евреев из советского аппарата и карательных органов. Но если в тексте автор бывает порой излишне эмоционален в оценке заявлений и поступков травниковцев, то в заключении он мудро пишет о том, что никто из них не родился убийцей и предателем. Их довоенная жизнь не предвещала превращения их в нелюдей, они были вполне нормальными советскими гражданами как до, так и после лагеря. Но сделав один неверный шаг, они стали орудием в руках нацистов, и профессией их стала смерть. Подробно рассказывая в своей книге, как готовили вахманов, А. Шнеер призывает понять, что случилось с ними, не допуская возможности простить их.
Ценности и основательности его книге придает то, что он использовал в своем исследовании шесть национальных архивов, но абсолютное большинство документов почерпнуто из архива Яд Вашем.
Хорошо оформленное издание: твердый переплет, средняя офсетная бумага, в конце книги подборка ч/б иллюстраций. Правда, не очень удобен в чтении мелкий шрифт. Краска смазывается.
Рекомендую всем интересующимся историей Второй мировой войны как основательную работу по Холокосту.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Лев Семенович Симкин (1951-) – д.ю.н., профессор, адвокат, автор ряда научных трудов и художественных произведений, но на документальной основе, в том числе о Холокосте, («Полтора часа возмездия», «Коротким будет приговор»).
Пишет он обстоятельно, материал рассматривает с разных сторон, как вещдок, мнения готов выслушать все, с экспертами консультируется, свое мнение формулирует обдуманно. Любит работать с архивами, выискивая всё, что может пригодиться. Пишет хорошо, без ученого занудства, но без журналистской разухабистости. В общем, все условия для появления качественного труда.
О чем эта книга, достаточно ясно из аннотации к ней. Фридрих Еккельн стал одним из тех генералов СС, инициативных исполнителей программы «окончательного решения еврейского вопроса» на территории СССР, который попал в плен и сразу по окончанию войны, после недолгого (неделя) суда в Риге, уничтожением гетто в котором он, среди прочего, прославился (был Еще Бабий Яр, и не только), вместе с еще четырьмя нацистскими военными преступниками был публично повешен, а тело его, во исполнение секретного указа Президиума Верховного Совета СССР №39 от 19.04.43, оставлено на несколько дней на виселице.
Путь Еккельна к этому нетипичному завершению жизни был довольно заурядным: незавершенное образование, участие в Первой мировой, неудачная карьера после нее, пьянство и агрессия, вступление в нацистскую партию и СС, где состоялась его успешная карьера под руководством Гиммлера.
Именно Еккельну было поручено последним освободить от евреев оккупированные вермахтом территории сначала на юге, а потом на севере СССР. Сотни тысяч казненных евреев, цыган, советских военнопленных, а также тех, кого немцы называли «бандитами» — партизан, а, точнее, всех подряд жителей тех районов, где действовало советское подполье, стало итогом его деятельности в 41-43 гг. Теоретически Эккельн, так сказать, отметился (как минимум с его именем это связывается) новой для нацистских палачей манерой укладывать расстреливаемых: евреев заставляли ложиться по нескольку человек в ряд, лицом вниз в подготовленную яму, убийцы стреляли им в затылок, затем сверху на казненных ложилась следующая группа. Профессионал, да еще и с выдумкой…
Разбирая биографию Еккельна, Л.С. Симкин старательно пытается понять, как тот стал столь изощренным и эффективным палачом. Для этого он даже вставил в книгу фрагменты своих бесед со специалистом по психологии зла С. Ениколоповым. Сравнивая Еккельна с другими нацистами, Л. Симкин принимает теорию, высказанную на Западе еще в 1960-е гг. Ханной Арендт в ее знаменитой книге об Эйхмане «Банальность зла», а в 1990-е гг. подтвержденной на массе конкретных примеров американским историком К. Браунингом в его книге «Обычные люди» (‘Ordinary men”). Зло есть в каждом из нас, и злодеями при определенных обстоятельствах могут стать (и становятся) люди, никогда к этому не стремившиеся.
Рассматривая жизненный путь Еккельна, Л. Симкин попутно разбирает и историю других людей, чьи судьбы соприкоснулись с судьбой Еккельна: героя Латвии Г. Цукурса, митрополита Сергия (Воскресенского) и др., касается проекта «Лебенсборн», который совсем периферийно связан с сюжетом книги, и проч. Это всё любопытно, но не по теме. Понятно, что автор обнаружил все эти сведения во время работы над книгой, и не хотел, чтобы они пропали, но всё же они выбиваются из общей канвы.
Говоря об источниковой базе данного исследования, надо отметить её разнообразие — автор привлек множество материалов, отраженных в списке литературы, приведенном в конце книги, однако ни одной цитаты не снабдил ссылкой на ее источник. Наверное, это можно было бы сделать для большей достоверности.
Книга вышла хорошая, добротная и по содержанию, и по оформлению, но эмоционально она меня как-то не зацепила, как, напр., исследование Р. Ванагайте и Э. Зуроффа «Свои», надавно прочитанное. Наверное, так и должен писать юрист. Тем не менее, очень рекомендую это издание всем интересующимся историей Второй мировой войны. Будем ждать продолжения от издательства Corpus, запустившего весьма любопытную серию «Памяти XX века», где и вышла эта книга Л. Симкина.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Елена Николаевна Берковская (1923-98) была, как это ни звучит банально, женщиной необычной судьбы. Выросла она в семье философа и экономиста Н.А. Сетницкого, увлекавшегося теорией знаменитого, но очень своегобразного русского философа Федорова. Это увлечение (о возможности физического воскресения всех умерших людей) долгое время было важной частью ее семьи, особенно старшей сестры.
Попав в детстве в Харбин, центр русской дальневосточной эмиграции, она фактически всё свое детство прожила как до революции, потому что ее отец, приехавший туда работать на КВЖД, которой совместно владели до середины 30-х гг. СССР и Китай, перевез свою семью совсем в другой мир, мир капитализма, где по улицам бегали рикши, пел в ресторанах Вертинский, а в школе изучали историю не советским учебникам.
Прекрасная память на детали, беспристрастный рассказ о себе и своих родных, отличный язык делают эту книгу замечательным образцом мемуарной прозы. Автор рассказывает о своем прошлом, вспоминая — так ли это было или не так? — и удивляясь воскрешаемым образам. Жизнь в Харбине показана глазами маленькой, но зоркой и памятливой девочки. Память и зоркость не исчезают в описании жизни после возвращения в СССР в 1935 г., просто кончается счастливое детство. Работы у ее родителей толком не образовалось, хоят обещали, а в 37 г. начинаются аресты. Летом забрали и очень скоро расстреляли отца, которого она безумно любила, чуть позже отправили в лагень мать (та осталась жива). Чудом избежав детского дома, Ляля, как ее звали в семье, уезжает на Украину, к тетке.
В 1940 г. Лена Сетницкая поступила на истфак МГУ, где благополучно отучилась год, потом пришла война. Жить, как не странно, сильно хуже не стало. Это было время глубоких духовных исканий, поэтому многие бытовые проблемы (одна пара обуви на троих, нехватка еды и проч.) чувствовались не так остро. Зато было знакомство с Б. Пастренаком, С. Дурылиным, А. Крученых, о которых она замечательно рассказала в своих мемуарных очерках (особенно необычен вышел портрет Пастернака).
Вообще портреты ей удались, точные и образные, начиная с родителей и сестры, и кончая школьными друзьями-приятелями. Нет никаких прикрас, никакого кокетства, домыслов и умолчаний, как у многих и многих других мемуаристов. Это хороший «роман без вранья», дополняющий наше представление о том времени и тех людях.
После трех лет учебы на истфаке ушла оттуда, не чувствуя призвания и смысла (Пастернак отговаривал) и стала работать в Библиотеке иностранной литературы, где и трудилась всю оставшуюся жизнь.
В конце жизни стала писать воспоминания, не доведенные до финала (завершаются концом 40-х гг.). Отдельные фрагменты печатались в 90-е гг. (очерк о Пастернаке), полный варинт подготовил ее супруг, написавший вводную статью, снабдивший текст примечаниями и иллюстрациями из домашнего альбома. Издание состоит из двух частей: собственно воспоминаний и отдельных очерков (от двух до 30 стр.).
Тираж этой весьма и весьма достойной работы 1200 экз., с 2008 г. не разошелся. Очень рекомендую всем интересующимся историей нашей страны в 30-40-е гг.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть