Борис Васильевич Тарасов – человек очень непростой судьбы. Приехав накануне войны в Ленинград вместе с беременной матерью и тремя младшими братьями, он, девятилетний мальчишка (отец-танкист оказался на фронте), стал главным и единственным помощником матери в блокадном городе. Именно о своем военном и послевоенном детстве и вспоминает он в этой книге.
Маленький Боря, оставляя мать с грудной дочкой, ходил – ОДИН – за дровами по соседним дворам, за водой на Неву, в хлебный забирать причитавшиеся им по каточкам 125 грамм «хлеба» в день на человека, тушил немецкие «зажигалки» на крышах домов. У него на глазах падали и умирали от истощения люди, гибли под бомбежками и обстрелами.
Как они смогли прожить самую первую страшную блокадную зиму, не имея почти никаких запасов ни продуктов, ни дров, представить невозможно. Читать про это мучительно тяжело.
Их спас вырвавшийся из окружения отец и сила духа матери, верившей в то, что они спасутся (они спаслись, все), и сила воли Бориса.
Потом он еще не раз демонстрировал ее и дальше, потому жизнь в эвакуации, куда они отправились весной 42 г., и по возвращению в Ленинград в 44 г., была тяжелой и испытывала их стойкость неоднократно.
Эта часть воспоминаний Б.В. Тарасова, впервые вышедших еще весной 2010 г., мне очень понравилась. Его же попытка дать оценку происходивших событий и сопроводить свои детские воспоминания (а он удивительно много запомнил) анализом военных действий 1941-44 гг., политики страны и его руководства мне показалась гораздо более вторичной и бледной.
Автор, постаравшийся опереться на современные исторические работы, все же остался в плену некоторых мифов. Так, Ворошилов поднимает под Ленинградом бойцов в атаку с наганом в руках (с.62), на Бадаевских складах сгорают запасы продовольствия для всего города (с.73), немецкие Тигры впервые используются немцами под Ленинградом в начале 43 г. (с.168) и др. Здесь уважаемому автору хотелось бы посоветовать познакомиться с более серьезными трудами, нежели те, на которые он ссылается.
Однако даже в таком виде это издание я бы рекомендовал всем интересующимся историей Великой Отечественной войны, и в целом жизни нашей страны в 1940-е гг., потому что и рассказ о послевоенном детстве не менее интересен.
Издание вышло в твердом переплете, на хорошей бумаге. Имеется набор фотографий на вклейке.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Лев Владимирович Горнунг (1902-93) — еще один «свидетель века». Свидетель не молчаливый и не случайный (в своей краткой, но емкой рецензии уважаемая neludimka пишет о его «странном» знакомстве с Ахматовой, Мандельштамом, Пастернаком и проч. — я никакой странности не вижу).
Вырос в большой семье зажиточного торговца (вел свое происхождение по отцовской линии от шведов). До 17 г. всё было хорошо — любящая мать, хорошее образование, лето в деревне. Потом общественная катастрофа совпала с личной: отец оставил семью, достаток исчез, вскоре погибла одна из сестер, мать слегла, а затем и умерла. Высшего образования Лев Горнунг не получил, как и профессии. В 1920-е гг. служил в Госакадемии художественных наук, потом художником-оформителем (неплохо рисовал), переводчиком (свободно владел французским). Воевал. Занимался всю жизнь разными окололитературными делами. Жил бедно (покупка кепки — на смену предыдущей, отслужившей 10 лет — отмечена отдельной записью в дневнике), голодал. При этом постоянно заботился о ком-то — то младших братьях и сестрах, то друзьях и знакомых, причем бескорыстно. Был добрым и деятельным человеком. В опасные годы хранил у себя чужие архивы. Долгое время даже семью завести не мог, потому что не было ни денег, ни угла. Был счастливо, но недолго женат (жена долго и тяжело болела).
Дневник начал вести в 23 г. Толчком к этому стала смерть Гумилева, любимого поэта Горнунга. Он начал собирать всё, связанное с Гумилевым (рукописи, издания стихов). Это — и искренняя любовь к поэзии — и привлекло к нему Ахматову и других, знавших Гумилева людей. Что вполне понятно, особенно в то время, когда знакомство с расстрелянным поэтом и даже интерес к нему было делом небезопасным и поэтому симпатичным.
Горнунг записывал то, что видел (включая мелкие бытовые вещи, очень ценные для полнмания эпохи, и жаль, что этих деталей сохранилось мало), то, что слышал от других и о других личностях — известных (Ахматова, Волошин, Мандельштам, Пастернак, А. Тарковский), малоизвестных и просто забытых. «Реке времен» (Державин) Горнунг мог противопоставить только слово — и смог. Его воспоминания (а с 1930-х гг., когда он увлекся фотографией, и фотоснимки) принадлежат к серебряным страницам истории отечественной литературы, в том числе и потому, что он со многими своими героями общался на протяжении десятилетий, хорошо знал их быт, видел (и фиксировал) происходившие с ними изменения. До того момента, когда его мемуарные материалы стали печататься (это произошло в годы перестройки), да и до самой своей смерти он был устной энциклопедией русской интеллигенции.
Первоначально дневник велся в тетрадях, затем на клочках бумаги, четвертинках листа. В 59 г. ослеп, но все равно что-то пытался записывать сам. Потом многое диктовал своим помощникам, что вылилось в очерки о разных писателях, больше основанных на памяти (отсюда отдельные фактические неточности), давал переписывать дневники. В результате немалая часть его записок пострадала — что-то от самоцензуры (обрезал фрагменты записей), что-то из-за ошибок в передаче. Поэтому архив его не только не полон (какие-то материалы сохранились лишь в неточных копиях), но и рассеян по разным хранилищам, частично в частных коллекциях (где еще могут быть находки), частично в музейных и библиотечных архивах.
С этими документами составитель данного сборника Татьяна Феликсовна Нешумова (1965-) , выпускница филфака МГУ, уже много лет занимающаяся русской литературой 20 в., проделал огромную работу. Кроме вступительной статьи (на мой взгляд, не вполне раскрывающей биографию Горнунга), ей принадлежат многочисленные постраничные комментарии и именной указатель. Т.Ф. Нешумова свела воедино разнообразные документы — записки самого Горнунга (отредактировав их и выбрав наиболее достоверные из нескольких вариантов), его письма и письма к нему, воспоминания других авторов, знавших его, и проч. Фактически это стало эдакой литературной мозаикой, растянутой в хронологической последовательности с начала 1920-х по конец 1970-х гг.
В конце книги дана подборка стихов, его собственных (на мой взгляд, невыдающихся) и его знакомых (разных). Имеются две вклейки с ч/б фото, в том числе самого Горнунга.
Горнунг не был стилистом, но сумел создать, стараясь быть объективным, несколько десятков портретов своих старших и младших современников (причем как текстовых, так и иллюстративных), без которых теперь нельзя обойтись при характеристике русской поэзии 1920-50-х гг.
Жаль, что многое в записках Горнуга было утрачено и искажено, но и оставшегося сохранилось с избытком, как большими мазками, так и мелкими деталями. Напр., интересно читать, как он оценивает Андрея Тарковского-юношу: «…производит удручающее впечатление. Ничего из него не выйдет» (с.511).
Это плотный текст, насыщенный информацией, и поэтому сложный в восприятии (плюс мелкий шрифт примечаний), очень ценен как источник информации по истории отечественной культуры, но рекомендовать его я могу лишь тем, кто действительно интересуется этой темой и этой эпохой.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Был такой фильм 1999 г. «Американская красавица», шедший у нас в прокате под названием «Красота по-американски». В этой отличной картине обыгрывалось, среди прочего, название сорта роз, выращиваемых женой главного героя.
Герой рассматриваемой книги, Сергей Борисович Кузнецов (1889-1962), вывел в конце своей жизни (и 15-летнего лагерного срока) в безводных степях под г. Спасском Карагандинской области новый сорт помидор, поличивший название «Спасская красавица» (за что наградой ему стала премия в 100 руб).
Как он, старый большевик и бывший работник КВЖД, оказался в Казахстане, и рассказывается в его воспоминаниях с оригинальным названием «В угоду культа личности», написанных в начале 1960-х гг., незадолго до смерти, и подготовленных к печати его внуком, С.Б. Прудовским.
С.Б. Кузнецов был родом из самой обычной крестьянской семьи. Его жизнь до 1917 г. не сильно отличалась от жизни сотен тысяч, таких же как и он представителей низшего сословия. Пролетарий, левых убеждений, он после призыва в армию попал на службу в Арсенал Московского Кремля, где и встретил революцию. Ее работник артиллерийских мастерских активно поддержал, вступив в партию большевиков, участвовал в общественном движении, быд депутатом Моссовета. Окончив Тимирязевскую академию, стал агроном и в этом качестве дважды побывал в командировках в Харбине, где работал на КВЖД. Вернувшись в 1935 г. в СССР, он благополучно миновал репрессии по «харбинской линии», запущенные в 37 г. Ежовым, в результате которых практически все служившие в Китае люди были арестованы и в массе своей расстреляны. До Кузнецова дело дошло весной 41 г., когда по доносу (не первому) соседей его, сотрудника подмосковного совхоза, взяли по обвинению (очень неконкретному) в участии в фашистской организации. Посидел в Бутырках и Лефортово, ни в чем не сознаваясь, за что был переведен в печально известную Сухановскую тюрьму особого назначения, где его однажды сильно избили, а в основном морили отсутствием сна, доведя до галлюцинаций. С началом войны стало не до всяких процессуальных тонкостей, и Военная коллегия Верховного суда дала Кузнецову 15 лет (а ведь могли запросто и расстрелять, время-то какое было…).
Он отбыл из них 14 лет — сначала в Коми АССР, то на лесоповале, то агрономом, то сапожником, то уборщиком. После войны его перевели в Степлаг, известный своим жестким, почти тюремным режимом. Там он и оставался до освобождения, работая в основном агрономом. Работал честно и хорошо, не за страх, а за совесть, нередко конфликтовал из-за этого с начальством. Последнее, кстати, ему попадалось разное, как и солагерники — Кузнецов пытался даже уголовников перевоспитывать, в чем несколько раз преуспел. В лагерь к нему неоднократно приезжала жена, в общем, было тяжко (особенно в его-то немолодом возрасте — лагерным прозвищем Кузнецова было «Батя»), несколько раз он «доходил», лежал в больнице, но крепкий организм и привычка к труду выручили.
После освобождения, но волне XX съезда и разоблачения культа личности, написал воспоминания о пережитом. Это один из редких примеров ранних мемуаров «гулаговцев», созданных до публикации «Одного дня…» Солженицына, надолго задавшего тон. Написаны записки Кузнецова простым, бесхитростным языком, читаются легко.
Интересно, что и в 41 г., и 20 лет спустя, когда писались его воспоминания, Кузнецов винил во всем, случившимся с ним и другими, такими же невинными жертвами сталинского режима, не столько вождя, сколько его приспешников, в основном Берию. До конца жизни Кузнецов оставался приверженцом большевизма, веря в то, что система, созданная Лениным, хороша, а Сталин только исказил ее. Кстати, любопытный факт: справку о реабилитации Кузнецова подписал тот же член Военной коллегии Верховного суда Чепцов (ставший к 1955 г. ее председателем и генерал-лейтенантом), что в 41 г. осудил Кузнецова на 15 лет...
Данное издание состоит из двух частей: воспоминаний С.Б. Кузнецова (объемом в 160 стр.) и разных документов из архивного уголовного дела Кузнецова и семейного архива, подготовленных С.Б. Прудовским (объемом в 200 стр.). Последний снабдил работу небольшим предисловием, подробным послесловием и комментариями к тексту. Книга оформлена качественно: твердый переплет, неплохая бумага, вклейка с цветными иллюстрациями. Тираж 2000 экз. Очень рекомендую всем интересующимся историей нашей страны в 1940-50-е гг.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Вера Александровна Флоренская (1900–1996) прожила ОЧЕНЬ долгую жизнь, почти целое столетие, и какое! А по меркам нашей страны – так и несколько жизней, вместивших революцию и Гражданскую войну, сталинские репрессии и Великую Отечественную, не менее трудное мирное время. Увы, детали ее жизненного пути известны лишь настолько, насколько она сама о них рассказала. Составители этого издания никакой информации о Вере Александровне, как и о ее книге размещать не стали. В этом отношении издательство НЛО демонстрирует очень неровный стиль – то сделает всё как надо, то – спустя рукава. Что в целом свидетельствует об отсутствии единых издательских норм, а это плохо.
Писать воспоминания Вера Александровна стала, потому что о своих бабушках-дедушках почти ничего не знала (наша общая беда), и не хотела бы, чтобы такое случилось с памятью и о ней. Труд свой закончила писать в 1965 г., доведя повествование до конца 1950-х гг., потом еще немного добавила в начале 1980-х. Написано хорошо, несколько в разговорной манере. Есть повторения – во время чтения меня это удивляло, а потом Вера Александровна упомянула, что стала совсем плохо видеть и не может перечитать свой текст.
Ее отец был известным доктором, мать, увы, сошла с ума вскоре после родов (ее очень сильно напугали). Детство провела в Сибири. После занятия Красноярска красными войсками уехала в Москву, в университет. Детству и юности посвящено полсотни страниц, что маловато (и жаль, что так мало), хотя память у автора была хорошая и о революции и Гражданской войне, очевидицей которых она была, могла бы рассказать побольше...
Была знакома со своим будущим мужем, Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, еще с гимназии. Замуж за него вышла в университете, любила всю жизнь. К сожалению, пережила на много лет. Он был правоведом, и хорошим – как практиком, так и теоретиком. Много преподавал, выпустил несколько учебников. В 1934 г. семья Гинцбургов уехала во Францию, изучать право (да, такое бывало). Об этом Вера Александровна очень интересно поведала в своих воспоминаниях. Вернулись в 37-м и мужа быстро арестовали. Он ни в чем не сознался, хотя и били, получил 10 лет. Вскоре взяли и Веру Александровну. Повезло – дали всего пять лет, и не лагерей, а ссылки. Оказалась в Уфе. Леонид Яковлевич попал в Воркуту, где ему было очень тяжело, но удалось чудом спастись – были хорошие люди (хотя имелись и мерзкие доносчики), которые помогли. Об этом тоже очень интересно говорится в записках Веры Александровны. Встретились они снова через семь лет, а воссоединились через 10. Гинцбург завел в лагере роман с Елизаветой Драбкиной, Вера Александровна всё знала (да тот и не скрывал, жил на две семьи) и терпела, любя мужа. У них было двое детей, выросших прекрасными людьми. Ее сын стал известным ученым, доктором технических наук, а ее внук Александр Леонидович Гинцбург - академик, директор исследовательского центра эпидемиологии и микробиологии им. Гамалеи.
Отбыв срок и став «вольняшками», Гинцбурги зажили вместе, оставшись в Воркуте, где даже неплохо устроились - Вера Александровна был отличным бухгалтером, знающим и принципиальным, а такие юристы, как Гинцбург, везде высоко ценились. Но в конце 1940-х их опять репрессировали, и они на долгих четыре года отправились в Енисейск. Надо сказать, что Вера Александровна была очень деятельной и энергичной женщиной, была готова пробивать стены, без дела никогда не сидела. Многое повидав, не очень боялась угроз и шла на риск. Она рассказывает, как несколько раз, оказавшись незаконно лишенной то работы, то еще чего-то, писала на самый верх, и на ее обращения мгновенно реагировали и наводили (в законных пределах) порядок. Вернувшись, в конце концов, в Москву, супруги долго и непросто добивались справедливости (хуже всего вели себя бывшие ученики Гинцбурга, сделавшие карьеру на осуждении его «вредительских идей»).
Хорошее оформление. Тираж 1000 экз. Есть комментарии, аннотированный именной указатель. Имеется вклейка с ч/б иллюстрациями. Мелкий шрифт.
Очень и очень рекомендую эту замечательную книгу, чье содержание полностью искупает недостатки оформления, как свидетельство об истории нашей страны в 1920-50-е гг.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Эта весьма информативная и любопытная книга – результат совместного труда двух авторов: Ольги Колобовой и Валерия Иванова. Этот литературный тандем сложился в 2008 г. Под псевдонимом Олег Ивик у них вышло несколько научно-популярных книг по истории и археологии и одна повесть-фэнтези для подростков. Книги по истории и археологии они пишут вместе, а книги обо всем остальном – раздельно, но подписывают этим же псевдонимом, «дабы любая книга служила к вящей славе Олега Ивика», как написано на их сайте.
Ольга Колобова по образованию журналист, связавшая свою жизнь с археологией. Валерий Иванов по образованию программист, увлекается военной историей древности и средних веков. Оба автора регулярно участвуют в археологических экспедициях.
В издательстве «Текст» у Олега Ивика вышло в свое время две книги - «История свадеб» (2009 г.), «История разводов» (2010 г.), а в издательстве «Ломоносов» - «История сексуальных запретов и предписаний» (2011, 2017, 2019 гг.). Они и легли в основу данного труда. Я не ставил себе задачи установить, насколько оригинальна рассматриваема работа, но, судя по всему, не особенно, и представляет собой компиляцию их прежних изданий, несколько иначе скомпонованных. В. принципе, я не против такого подхода – те книги вышли достаточно давно и разошлись, но для читавших их ранее пусть сказанное мною послужит предупреждением – особой новизны здесь не ждите.
Книга состоит из 19 глав разного объема (от 10 стр. про Тихоокеанский регион, очень интересно, кстати, до 75 стр. о христианстве). Это весьма ценная и хорошо написанная работа, где без ханжества и пошлости, с веселой иронией рассказывается о брачных/добрачных/внебрачных, гетеро- и гомосексуальных обычаях и традициях наших далеких предков в различных регионах мира, от древности до наших дней, от царей и императоров до простых крестьян. Добротное научно-популярное исследование тех сторон жизни, о которых написано, в общем, не мало, но такого сводного труда мне не попадалось. Было познавательно узнать о китайских и японских обычаях и практиках, особенно о философии, стоящей за ними. Любопытно было прочитать, что «Камасутра» создавалась монахом, аскетом-молчальником как пособие для вступающих в брак индийских юношей и девушек, в абсолютном большинстве девственников, помогающее им правильно наладить семейную жизнь.
Хорошее типовое оформление. К сожалению, нет иллюстраций. Есть список литературы и источников, включая интернет-ресурсы. Рекомендую всем интересующимся культурой и повседневным бытом.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть