Виктор Николаевич Минут (1868-1934) был одним из тех многочисленных кадровых генералов, которых в России всегда было много. Служил честно, лямку тянул успешно, в основном в штабах (хороший штабник везде нужен), но даже Первая мировая война не стала трамплином для его карьеры. Вознесла его вверх, монархиста (по его собственным заявлениям), как это было и с другими боевыми и небоевыми царскими военачальниками, Февральская революция. Не она, остался бы генерал Минут в числе иных забытых (возможно, справедливо) генералов, не читали бы сегодня его интереснейших воспоминаний. Хотя, думается мне, имей он выбор, ни за что такую судьбу не предпочел…
Итак, немного биографии. Родившись в дворянской семье, из недр которой вышло много военных, прославивших свой род, естественно, также выбрал военную карьеру, хотя не по строевой линии. Окончив в 1888 г. Николаевское инженерное училище, попал в лейб-гвардии Саперный батальон, но этим не удовлетворился, успешно закончив в 1895 г. еще и Николаевскую академию Генштаба. Дальше служба шла размеренно и достойно: штабные должности в Варшавском военном округе, участие в Китайском походе 1900-01 гг., перевод в столицу в Военно-ученый комитет Главного штаба, возвращение на Дальний Восток для участия в русско-японской войне. Здесь небольшое отступление — после этой войны Минут был назначен сотрудником военно-исторической комиссии по написанию истории русско-японской войны, приобретя еще и такой опыт, явно помогший ему в будущем, для описания уже своих походов…
Служил Минут, постепенно поднимаясь по служебной лестнице, реально военным администратором, в Главном штабе, Генштабе, военном министерстве. С началом Первой мировой войны получил назначение на должность начальника штаба тылового Минского военного округа, где занимался обеспечением войск. Дело свое он знал хорошо, начальство его ценило. Политикой не интересовался, интригами не занимался. В декабре 1916 г. был назначен начальником штаба 6-й армии и отправился на фронт. В воспоминаниях об этом ничего нет, видно, Минут не посчитал эту часть своей жизни интересной для других.
Будучи ни твердокаменным монархистом, ни записным либералом, Февральскую революцию принял как данность, оправдывая ее особыми обстоятельствами. Тем более что был рекомендован новому военному министру Гучкову и отправился в столицу аж начальником Главного штаба. Потом были, сменяя одна другую, всё более высокие должности. Поговаривали о назначении его военным министром, но им стал Керенский. Справедливо пишет в своих воспоминаниях, что Февральская революция была во многом результатом деятельности Госдумы, правда, служить этой власти не отказался.
После октябрьского переворота, во время которого погиб его сын, юнкер, убитый восставшими, ушел со службы и к большевикам не пошел. До белых, правда, тоже не добрался (наверное, не очень и хотел). Весной 1918 г. перебрался в Тверскую губернию, где у него было небольшое имение. Здесь работал на земле, пахал и сеял, а еще применил на деле свое хобби – окрестным крестьянам часы чинил. Это его кормило какое-то время, пока новые власти не стали прижимать. Будучи призванным в армию (а ему было за 50!), генерал-лейтенант Минут, переодевшись в крестьянина, пешком и на поезде пошел на запад. За несколько недель смог дойти до Гродно, за ночлег и еду исправляя местным жителям разные неисправные ходики и будильник.
Этому посвящена первая книги Минута, которую он начал писать еще весной 19 г. Вторая книга (бОльшая по объему – около 250 стр.) рассказывает о его пребывании за границей: Польша, Германия, Япония, Аргентина.
Если повествование о передрягах Минута в советской России необыкновенно интересно и читается почти как детектив (да еще и очень хорошо, без воды, написанный), то рассказ о его жизни за рубежом и путешествии вокруг света любопытен, но меньше.
На мой взгляд, этот прекрасная история жизни одного, в общем ничем не примечательного человека, сумевшего выйти с честью из всех испытаний и сохранить себя (хотя в Аргентине на жизнь зарабатывал сторожем на заводе Форда). На судьбу никогда не жаловался, виноватых не искал, счеты ни с кем не сводил, трудностей не искал, но работы не боялся.
Уехав в 1922 г. во Францию, смог воссоединиться с семьей, там и продолжил писать мемуары, закончив их незадолго перед смертью. Напечатаны они никогда не были, попали вместе с другими документами Русского заграничного исторического архива в СССР, где и пролежали под спудом до наших дней.
Издание получилось вполне качественное: предисловие К.А. Залесского рассказывает нам о В.Н. Минуте и его воспоминаниях, ему же принадлежат обстоятельные комментарии и постраничные примечания. Имеется именной указатель. Фото нет.
Выпущенные скромным тиражом в 700 экз., они написаны умным и много видевшим человеком, чья история очень и очень достойна внимания, поэтому я их всячески рекомендую всем интересующимся историей нашей страны в начале 20 в.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Есть люди и книги, появление которых из прошлого можно только приветствовать. А есть такие, кому если и есть место в настоящем, то где-нибудь в третьем ряду, поближе к этому самому прошлому.
Графиня Мария Эдуардовна Клейнмихель (1846 — 1931) и ее мемуары относятся, на мой взгляд, к числу последних. Урождённая графиня Келлер, она была родом из знатной семьи прусского происхождения, чьи предки верой и правдой служили русским царям. Граф Келлер был именно таким: вице-губернатор и губернатор, он сделал отличную карьеру при Николае I и Александре II. Последний однажды станавливался у Келлера в доме, обещал сделать его дочь фрейлиной, а сыновей - пажами. Слово свое император сдержал. Выйдя замуж за графа Н. Клейнмихеля, полковника Преображенского полка, Мария скоро овдовела. Это не мешало ей быть внутри великосветской жизни, общаться с особами императорской крови и обычными аристократами, держать салон, который в своих воспоминаниях она отказывалась называть политическим, хотя он, скорее всего, таким и был.
Устраивала знаменитые приемы и балы, считалась прогермански настроенной, что всегда отрицала. В 1917 г. обвинялась и Временным правительством, и большевиками в шпионаже в пользу немцев, сидела под домашним арестом, но была оправдана (в этом помогло нелепое обвинение, что во время Февральской революции она, 70-летняя старуха, с крыши своего особняка стреляла по восставшим из пулемета).
Смогла официально выехать весной 19 г. из Петрограда в Швецию, потом в Германию, а оттуда - и навсегда - во Францию.
Оригинальное название воспоминаний Клейнмихель, вышедшей в 1922, а не 1920 г., как сказано в предисловии к книге, “Из потонувшего мира”. Они переиздавались в постсоветское время под разными другими названиями (и зачем?): “В тени царской короны”, “Дворцовые интриги и политические авантюры”, напр.
Рассказ графини Клейнмихель любопытен и до известной степени информативен. Но это не повествование о ее жизни, это скорее серия небольших очерков без общего сюжета и темы. Последние 100 стр. посвящены событиям 1914-1920 гг., но даже здесь нет хронологии. Ценность этих воспоминаний относительна: автор субъективна, повторяет слухи и мифы, особенно о Временном правительстве и большевиках, путается в датах, именах и фактах. Очень многое повторяет с чужих слов. Политики немного, это прежде всего светская история. Местами становится пустовато и даже скучно. Я бы оставил страниц 80, ну, 100. Без остального можно смело прожить.
Оформление - так себе. Твердый переплет, офсетная бумага. Тираж 500 экз. Иллюстраций нет, примечаний - немного, принцип их появления непонятен, автор - тоже.
В общем, на любителя. К счастью, есть много других, гораздо более интересных и полезных воспоминаний об истории нашей страны в конце 19 - начале 20 в., каковые вам и рекомендую.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Лев Владимирович Горнунг (1902-93) — еще один «свидетель века». Свидетель не молчаливый и не случайный (в своей краткой, но емкой рецензии уважаемая neludimka пишет о его «странном» знакомстве с Ахматовой, Мандельштамом, Пастернаком и проч. — я никакой странности не вижу).
Вырос в большой семье зажиточного торговца (вел свое происхождение по отцовской линии от шведов). До 17 г. всё было хорошо — любящая мать, хорошее образование, лето в деревне. Потом общественная катастрофа совпала с личной: отец оставил семью, достаток исчез, вскоре погибла одна из сестер, мать слегла, а затем и умерла. Высшего образования Лев Горнунг не получил, как и профессии. В 1920-е гг. служил в Госакадемии художественных наук, потом художником-оформителем (неплохо рисовал), переводчиком (свободно владел французским). Воевал. Занимался всю жизнь разными окололитературными делами. Жил бедно (покупка кепки — на смену предыдущей, отслужившей 10 лет — отмечена отдельной записью в дневнике), голодал. При этом постоянно заботился о ком-то — то младших братьях и сестрах, то друзьях и знакомых, причем бескорыстно. Был добрым и деятельным человеком. В опасные годы хранил у себя чужие архивы. Долгое время даже семью завести не мог, потому что не было ни денег, ни угла. Был счастливо, но недолго женат (жена долго и тяжело болела).
Дневник начал вести в 23 г. Толчком к этому стала смерть Гумилева, любимого поэта Горнунга. Он начал собирать всё, связанное с Гумилевым (рукописи, издания стихов). Это — и искренняя любовь к поэзии — и привлекло к нему Ахматову и других, знавших Гумилева людей. Что вполне понятно, особенно в то время, когда знакомство с расстрелянным поэтом и даже интерес к нему было делом небезопасным и поэтому симпатичным.
Горнунг записывал то, что видел (включая мелкие бытовые вещи, очень ценные для полнмания эпохи, и жаль, что этих деталей сохранилось мало), то, что слышал от других и о других личностях — известных (Ахматова, Волошин, Мандельштам, Пастернак, А. Тарковский), малоизвестных и просто забытых. «Реке времен» (Державин) Горнунг мог противопоставить только слово — и смог. Его воспоминания (а с 1930-х гг., когда он увлекся фотографией, и фотоснимки) принадлежат к серебряным страницам истории отечественной литературы, в том числе и потому, что он со многими своими героями общался на протяжении десятилетий, хорошо знал их быт, видел (и фиксировал) происходившие с ними изменения. До того момента, когда его мемуарные материалы стали печататься (это произошло в годы перестройки), да и до самой своей смерти он был устной энциклопедией русской интеллигенции.
Первоначально дневник велся в тетрадях, затем на клочках бумаги, четвертинках листа. В 59 г. ослеп, но все равно что-то пытался записывать сам. Потом многое диктовал своим помощникам, что вылилось в очерки о разных писателях, больше основанных на памяти (отсюда отдельные фактические неточности), давал переписывать дневники. В результате немалая часть его записок пострадала — что-то от самоцензуры (обрезал фрагменты записей), что-то из-за ошибок в передаче. Поэтому архив его не только не полон (какие-то материалы сохранились лишь в неточных копиях), но и рассеян по разным хранилищам, частично в частных коллекциях (где еще могут быть находки), частично в музейных и библиотечных архивах.
С этими документами составитель данного сборника Татьяна Феликсовна Нешумова (1965-) , выпускница филфака МГУ, уже много лет занимающаяся русской литературой 20 в., проделал огромную работу. Кроме вступительной статьи (на мой взгляд, не вполне раскрывающей биографию Горнунга), ей принадлежат многочисленные постраничные комментарии и именной указатель. Т.Ф. Нешумова свела воедино разнообразные документы — записки самого Горнунга (отредактировав их и выбрав наиболее достоверные из нескольких вариантов), его письма и письма к нему, воспоминания других авторов, знавших его, и проч. Фактически это стало эдакой литературной мозаикой, растянутой в хронологической последовательности с начала 1920-х по конец 1970-х гг.
В конце книги дана подборка стихов, его собственных (на мой взгляд, невыдающихся) и его знакомых (разных). Имеются две вклейки с ч/б фото, в том числе самого Горнунга.
Горнунг не был стилистом, но сумел создать, стараясь быть объективным, несколько десятков портретов своих старших и младших современников (причем как текстовых, так и иллюстративных), без которых теперь нельзя обойтись при характеристике русской поэзии 1920-50-х гг.
Жаль, что многое в записках Горнуга было утрачено и искажено, но и оставшегося сохранилось с избытком, как большими мазками, так и мелкими деталями. Напр., интересно читать, как он оценивает Андрея Тарковского-юношу: «…производит удручающее впечатление. Ничего из него не выйдет» (с.511).
Это плотный текст, насыщенный информацией, и поэтому сложный в восприятии (плюс мелкий шрифт примечаний), очень ценен как источник информации по истории отечественной культуры, но рекомендовать его я могу лишь тем, кто действительно интересуется этой темой и этой эпохой.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Был такой фильм 1999 г. «Американская красавица», шедший у нас в прокате под названием «Красота по-американски». В этой отличной картине обыгрывалось, среди прочего, название сорта роз, выращиваемых женой главного героя.
Герой рассматриваемой книги, Сергей Борисович Кузнецов (1889-1962), вывел в конце своей жизни (и 15-летнего лагерного срока) в безводных степях под г. Спасском Карагандинской области новый сорт помидор, поличивший название «Спасская красавица» (за что наградой ему стала премия в 100 руб).
Как он, старый большевик и бывший работник КВЖД, оказался в Казахстане, и рассказывается в его воспоминаниях с оригинальным названием «В угоду культа личности», написанных в начале 1960-х гг., незадолго до смерти, и подготовленных к печати его внуком, С.Б. Прудовским.
С.Б. Кузнецов был родом из самой обычной крестьянской семьи. Его жизнь до 1917 г. не сильно отличалась от жизни сотен тысяч, таких же как и он представителей низшего сословия. Пролетарий, левых убеждений, он после призыва в армию попал на службу в Арсенал Московского Кремля, где и встретил революцию. Ее работник артиллерийских мастерских активно поддержал, вступив в партию большевиков, участвовал в общественном движении, быд депутатом Моссовета. Окончив Тимирязевскую академию, стал агроном и в этом качестве дважды побывал в командировках в Харбине, где работал на КВЖД. Вернувшись в 1935 г. в СССР, он благополучно миновал репрессии по «харбинской линии», запущенные в 37 г. Ежовым, в результате которых практически все служившие в Китае люди были арестованы и в массе своей расстреляны. До Кузнецова дело дошло весной 41 г., когда по доносу (не первому) соседей его, сотрудника подмосковного совхоза, взяли по обвинению (очень неконкретному) в участии в фашистской организации. Посидел в Бутырках и Лефортово, ни в чем не сознаваясь, за что был переведен в печально известную Сухановскую тюрьму особого назначения, где его однажды сильно избили, а в основном морили отсутствием сна, доведя до галлюцинаций. С началом войны стало не до всяких процессуальных тонкостей, и Военная коллегия Верховного суда дала Кузнецову 15 лет (а ведь могли запросто и расстрелять, время-то какое было…).
Он отбыл из них 14 лет — сначала в Коми АССР, то на лесоповале, то агрономом, то сапожником, то уборщиком. После войны его перевели в Степлаг, известный своим жестким, почти тюремным режимом. Там он и оставался до освобождения, работая в основном агрономом. Работал честно и хорошо, не за страх, а за совесть, нередко конфликтовал из-за этого с начальством. Последнее, кстати, ему попадалось разное, как и солагерники — Кузнецов пытался даже уголовников перевоспитывать, в чем несколько раз преуспел. В лагерь к нему неоднократно приезжала жена, в общем, было тяжко (особенно в его-то немолодом возрасте — лагерным прозвищем Кузнецова было «Батя»), несколько раз он «доходил», лежал в больнице, но крепкий организм и привычка к труду выручили.
После освобождения, но волне XX съезда и разоблачения культа личности, написал воспоминания о пережитом. Это один из редких примеров ранних мемуаров «гулаговцев», созданных до публикации «Одного дня…» Солженицына, надолго задавшего тон. Написаны записки Кузнецова простым, бесхитростным языком, читаются легко.
Интересно, что и в 41 г., и 20 лет спустя, когда писались его воспоминания, Кузнецов винил во всем, случившимся с ним и другими, такими же невинными жертвами сталинского режима, не столько вождя, сколько его приспешников, в основном Берию. До конца жизни Кузнецов оставался приверженцом большевизма, веря в то, что система, созданная Лениным, хороша, а Сталин только исказил ее. Кстати, любопытный факт: справку о реабилитации Кузнецова подписал тот же член Военной коллегии Верховного суда Чепцов (ставший к 1955 г. ее председателем и генерал-лейтенантом), что в 41 г. осудил Кузнецова на 15 лет...
Данное издание состоит из двух частей: воспоминаний С.Б. Кузнецова (объемом в 160 стр.) и разных документов из архивного уголовного дела Кузнецова и семейного архива, подготовленных С.Б. Прудовским (объемом в 200 стр.). Последний снабдил работу небольшим предисловием, подробным послесловием и комментариями к тексту. Книга оформлена качественно: твердый переплет, неплохая бумага, вклейка с цветными иллюстрациями. Тираж 2000 экз. Очень рекомендую всем интересующимся историей нашей страны в 1940-50-е гг.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Я вот думаю – не соверши генерал Корнилов побег из плена, история нашей страны запросто могла пойти по другому. Сами посудите – побег сделал из известного, но не особенно популярного в обществе боевого генерала национального героя. Благодаря этой своей славе он стал одним из высших военачальников еще до Февральской революции, был востребован и новыми властями, сделавшими его Верховным Главнокомандующим. Именно в этой должности он возглавил то ли мятеж, то ли загодя согласованную акцию устрашения гражданских властей (история до сих пор не до конца распутанная), стал фактически лидером всех правых, антидемократических сил, превратился в символ борьбы с большевизмом, создав (вместе с генералом Алексеевым) Добровольческое движение, объединившее разрозненные силы, прежде всего офицерства, готовые сражаться против Совдепов, но не видевшие вождя. Именно в этом качестве он и пал, передав знамя борьбы дальше. Другими словами, не вернись Корнилов триумфально на Родину еще при царе, Керенский, возможно, удержался у власти дольше, чем он смог, а Ленин не пришел бы к власти в октябре 17-го, и, как знать, никогда.
Что вывело Корнилова на самый верх, я уже сказал. Теперь подойдем непосредственно к теме рассматриваемой книги. В армейских верхах Л.Г. Корнилов был известен как отважный боевой генерал наступательного порыва. Именно его нежелание отступать и готовность рисковать своей собственной жизнью стали причиной попадания в плен. Весной 15 г. русская армия начала тяжелое отступление на Карпатах. Прикрывать это отступление была поставлена доказавшая свою высокую эффективность в боях еще в конце 14 г.48-я стрелковая, известная как «Стальная» или «Железная» дивизия под командованием Корнилова. Вместо тактического отхода Корнилов предпочел сражаться до последнего против превосходящих сил противника. Дивизия была отсечена, окружена и в массе своей пленена. Корнилов сдаваться отказался, несколько дней, раненный, блуждал с небольшой свитой, пока не попал в руки врага.
Оценки действиям Корнилова среди его начальников были разные – от требования предать его суду за неисполнение приказов командования (так на самом деле и было, и Корнилов впоследствии это признавал) до требования наградить как героя. Последнее восторжествовало, но герой об этом узнал лишь потом.
Попав в лагерь для военнопленных офицеров, расположенный на венгерской территории, он стал одним из почти 60 генералов, также оказавшихся в плену (но единственным бежавшим оттуда). Вел Корнилов себя достойно, с лагерным начальством собачился из-за их неуважения к личности русского генерала, желания бежать никогда не скрывал и долго к нему готовился. Получилось не сразу.
В Госархиве РФ в фонде бывшего Русского зарубежного архива находятся воспоминания белого офицера, капитана Генерального штаба кн. А. Солнцева-Засекина (он находился с Корниловым в одном из лагерей для военнопленных), согласно которым Корнилов намеревался бежать несколько раз, но все попытки оказались неудачными, в том числе и на самолете с летчиком Васильевым.
В целом описаний подготовки побега из плена генерала Корнилова, как и самого побега, немного. В них встречаются неточности, противоречия, да и просто вымысел. По сегодняшний день всех деталей мы не знаем и, надо полагать, никогда не узнаем.
Данный сборник – это попытка свести воедино сохранившиеся мемуарные свидетельства. Издание выглядит следующим образом: первые 15 стр. занимает вводная статья Н.П. Грюнберга, следующие 140 стр. – впервые публикуемые воспоминания полковника князя Солнцева-Засекина, написанные в 1925 г. в Праге. Во введении к ним он утверждает, что писал их "по личным воспоминаниям, рассказам участников организации побега и самого генерала Корнилова". Воспоминания Солнцева-Засекина, действительно, наиболее подробный, детальный рассказ о побеге Корнилова из плена. Неслучайно именно воспоминания бывшего солагерника Корнилова вынесены на обложку, хотя они занимают лишь чуть больше половины издания. Интересны они и общим рассказом о жизни в плену у австрийцев.
Следом идет биографический очерк В. Пронина 1921 г. – эмоциональное описание жизни Корнилова на 35 стр., сейчас неинтересное и не особенно ценное. Только после него почему-то публикуются заметки чеха Ф. Мрняка, бывшего заведовавшим аптекой военфельдшера, который не просто помог Корнилову бежать, но составил ему компанию в этом. Эти заметки, объемом в 30 стр. вышли в 1932 г. Еще позже, в 1962 г., появился очерк А. Скрылова о побеге Корнилова. Последние три материала – редкие и забытые (впрочем, отчасти справедливо) издания, не все из которых можно было и переиздавать.
Но нет вышедшей в 1927 г. в Москве работы другого генерала – Мартынова, также сидевшего с Корниловым и оставившего интересные свидетельства о нем - "Корнилов: попытка военного переворота".
В целом это качественное академическое издание (неплохие примечания, именной указатель) в хорошем исполнении (твердый переплет, офсетная бумага, мало опечаток). Но нет ни одного фото – даже Корнилова, карты его побега.
Что касается книги, то она рассматривает любопытно и хорошо описанный эпизод истории Первой мировой, который все же вряд ли будет интересен широкому читателю. Не менее интересны и другие рассматриваемые в книге Солнцева-Засекина эпизоды бегства из австрийского плена (если они верны). Побег Корнилова так известен на фоне аналогичных (скажем, пяти попыток побега лейб-гвардии поручика М. Тухачевского) прежде всего из-за будущей роли в русского революции этого генерала, а не потому что он чем-то уникальным.
Могу рекомендовать это во всех отношениях полезное и достойное издание тем, кто серьезно увлекается историей нашей страны начала 20 в.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть