Знающим людям представлять А. Драбкина не надо, а для незнающих скажу, что он за последние 15 лет сделал столько для сохранения памяти о Великой Отечественной войны, как никто другой, собирая (и публикуя) воспоминания ветеранов этой войны. Кроме того, А. Драбкин сам занимается историческими исследованиями и рассматриваемая книга – пример того. Сразу скажу, что я давно не читал такого хорошего образца сочетания серьезного труда с увлекательным и познавательным изложением.
О чем эта отличная работа, которую я рекомендую всем интересующимся событиями Великой Отечественной войны, начиная со школьников? Она рассказывает о, возможно, самом трудном периоде тех лет, когда немецкие войска стояли в нескольких часах перехода от столицы. Разбив и окружив в начале операции «Тайфун» значительную часть войск Западного, Резервного и Брянского фронтов, немецкое командование нацелило на Москву три своих танковых группы, остановить которые было практически некому. Едва ли не самая опасная ситуация была в районе Варшавского шоссе. Заняв рано утром 5 октября Юхнов, частям вермахта оставалось совершить последний рывок в 200 км. Всё, чем здесь располагало советское командование - это батальон десантников, подразделение спецназа ВВС Западного фронта, курсанты артиллерийского и пехотного училищ из Подольска, и отдельные разрозненные части отступающей 43-й армии. Чуть позже к ним присоединится 17-я танковая бригада.
И здесь произошло настоящее чудо, в очередной раз подтвердившее максиму, что нужные люди, оказавшиеся в нужном месте, могут совершить невероятное. Сначала несколько сот десантников и спецназовцев под командованием капитана Старчака, заняв стратегически выгодные позиции на берегу р. Угры, ДЕВЯТЬ дней отбивали удары немцев исключительно стрелковым оружием. В это время у них в тылу курсанты и рабочие батальоны спешно достраивали Ильинский рубеж – участок Можайской оборонительной линии, где они и приняли эстафету у сильно поредевшего отряда Старчака – и ПЯТЬ дней держались под непрерывными ударами немцев, пока те не обошли их.
Эти две недели спасли Москву.
А. Драбкин в своей тщательно документированной работе, основанной на разнообразных материалах, включая воспоминания, архивные документы и исторические исследования, преимущественно отечественные, хотя привлечены были и некоторые немецкие данные (в конце книги дан список литературы), показывает, как развивались эти решающие события первой половины октября 41 г. Симпатично то, что автор (или авторы? В тексте постоянно встречается формулировка «мы, авторы») не идет слепо за документами, но внимательно анализирует их, предлагая свою версию событий.
Кроме обилия цитируемых документов (правда, ни одна из цитат не содержит отсылки к источнику – назовем это особенностью данной публикации), издание содержит огромное количество разнообразных иллюстраций крупного размера и хорошего качества. Из 165 стр. текста около 100 страниц занимают иллюстрации (замечу, что не все они относятся к 41 г.). Однако приходится отметить, что в этом многообразии иллюстративного ряда не нашлось места достойной карте… Фактически перед нами расширенный очерк, фотоальбом с сопроводительным текстом. Это не недостаток, а сознательно выбранный формат, который имеет право на существование и займет свою нишу среди исторической литературы, где излишне много слишком сухих и абсолютно лишенных наглядности работ.
В книге нашлось место не только описанию боевых действий, но и рассказу о подольских училищах и их командирах, что делает рассказ более человечным и убедительным. Но здесь надо отметить, что вынесенный в подзаголовок "подвиг подольских курсантов" не состоялся бы перед подвига десантников капитана Старчака, танкистов 17-й танковой бригады, рабочих батальонов и прочих известных и безымянных защитников Москвы. Кстати, автор пишет, что как раз подольских курсантов за октябрьские бои никто так и не наградил тогда...
К недостаткам этого издания отнесу отсутствие списка сокращений (он не был бы лишним) и большое количество опечаток, а также стилистических огрехов, что объясняется отсутствием у издания редактора и корректора.
Очень советую познакомится с этим добротным (и недешевым) трудом, вышедшим тиражом 1000 экз., чтобы лучше представить себе картину Московской битвы.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Автор этой книги, проф. в отставке Джон Бушнелл, имеет довольно любопытную биографию. Защитив диссертацию в 1977 г., он 40 лет, с 1980 по 2020 г. преподавал историю в Северо-западном университете (Иллинойс, США). Многократно приезжал в нашу страну, в середине 1970-х провел три года в Москве, работая переводчиком в изд-ве «Прогресс», а также в Московской патриархии (у нас тогда была, конечно, разрядка, но всё равно такое трудоустройство выглядит немножко удивительно). В 1990 г. вышла его книга о московских граффити. Эта одна из четырех монографий Бушнелла. Предыдущая была посвящена участию военнослужащих в революции 1905 г.; рассматриваемая работа, появившаяся под названием «Русские крестьянки, которые отказывались выходить замуж», вышла в 2017 г. (перевод на русский язык не точен, но более выгоден с точки зрения продаж; ну, дай-то Бог), и совсем свежее издание («Russian Peasant Bride Theft») – история т.н. умыкания (как к/брали женщин на Руси замуж). Собственно, как рассказывает сам Бушнелл во введение к своему исследованию о спасовках, он и наткнулся на необычные архивные материалы по незамужним русским женщинам, готовя книгу о брачных традициях в России. Ему попали в руки церковные документы конца 18 в. с. Купля Гороховецкого уезда Владимирской губернии, из которых следовало, что практически половина местных крестьянок в возрасте до 25 лет были не замужем. Это было очень странный и необъяснимый феномен, ведь с точки зрения тогдашних крестьян семья – это не просто освященная веками и церковью традиция («плодитесь и размножайтесь», «оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть»), отношения вне брака – блуд, это еще и единственная возможность выжить, поскольку вести хозяйство без детей, да и одному взрослому весьма трудно. Не женились только физически и душевно больные. К тому же, экономически такой отказ от брака был невыгоден общине, так как при коллективной раскладке податей и повинностей маленькие хозяйства (дворы) давали меньше, и за них приходилось доплачивать/отрабатывать остальным. Наконец, нежелание вступать в брак заставляло местных крестьян искать невест за пределами своей деревне (а в Купле все мужчины были женаты) – а это било по их карману, поскольку требовало платить «выводное» - помещичий налог на брак с неместной девушкой. Помещики, кстати, в целом были также недовольны большим количеством старых дев – трудовые единицы, а не земля, были истинным богатством крепостного хозяйства; они и работали, и подати платили.
Аналогичную ситуацию мистер Бушнелл обнаружил в селах Нижегородской и Костромской губерний. Этот факт практически прошел мимо и тогдашних властей, и более поздних исследователей. Точнее, объяснение было, но не конкретным – дело в том, что все эти женщины принадлежали к т.н. Спасовскому согласию старообрядческой церкви, лишенному своих священников и поэтому отказывавшемуся долгое время выполнять полагающиеся церковные обряды, в том числе венчания. Но столь массовых отказов от брака в других регионах не наблюдалось.
По мысли автора, гипотетическим объяснением такого поведения русских женщин было следующее: «они отвергали брак от отчаяния, что живут в мире, к которому Господь Бог совершенно безразличен» (с. 9). Дж. Бушнелл не настаивает на этом выводе, но другого у него нет (интересно, что итоговую часть своей работы он назвал «недозаключением»). Почему сопротивление браку ослабло к середине 19 в., автор, фиксируя это, также не может в полной мере объяснить.
Интересно, что, по утверждению Дж. Бушнелла, решение о невступлении в брак женщины принимали самостоятельно, без давления со стороны родителей, часто поддерживавших дочерей. Давление, и серьезное, было практически везде со стороны помещиков, требовавших или массового «брачевания» (первоначально по желанию, потом по указанию местных управляющих), или серьезных штрафов с родителей за неповиновение. Автор исследовал доступные ему документы с середины 18 по середину 19 в. на примере трех районов, изучив как ситуацию на местах, так и реакцию собственников и властей. Всего в данном труде семь глав. Часть содержит много избыточной, на мой взгляд, информации. Скажем, в гл. 6 подробно рассказывается об освоении русскими в 16-17 вв. поволжских территорий, что не имеет прямого отношения в теме книги.
Типовое оформление. В тексте приводится много таблиц, есть несколько не очень читающихся карт. Имеется именной указатель, список литературы и источников. Тираж 1000 экз. Перевод, принадлежащий Ларе Пуцелло- Бушнелл (жена? дочь?), мне показался удовлетворительным, но местами неудачным. Напр., переводчица активно употребляет формулировки «брачатся» (вместо «вступают в брак») – «все крестьяне брачились» и т. п. По всему тексту идут девки вместо девушек/молодых женщин, попы вместо священников. Встречаются простонародные формулировки «знамо дело», «загреметь в армию» и проч.
В целом у Дж. Бушнелла получилась очень специализированная и скучная книга, которую я с трудом осилил. Не знаю, кто может стать ее читателем, кроме немногих интересующихся данной проблемой.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Оригинальный текст воспоминаний Людмилы Васильевны Пожедаевой (Аниной) (1934-), впервые опубликованный в 2013 г., вызвал у некоторых рецензентов (и не только на сайте Лабиринта), не испытавших и сотой доли того, что досталось Миле в детстве, но считающим себя в праве судить ее, такую неприязнь, что читать их заметки было просто противно. А ведь им было бы полезно почитать, что могло достаться детям во время войны, и с чем они, оставшись в живых физически, жили покалеченные душевно всю оставшуюся жизнь.
Для протокола отмечу сразу, что рассматриваемое издание – это АДАПТИРОВАННАЯ, сильно сокращенная (правда, непонятно кем – это нигде не оговорено) версия, рассчитанная для детей среднего школьного возраста (возрастное ограничение 6+ кажется мне сильно спорным, минимум 12+).
Мила Анина встретила войну на даче под Ленинградом, куда вывезли их детский сад. Всех воспитанников сразу же переправили в другое место, как думали – в тыл, подальше от немцев, но те прорвались и туда. Во время обстрела Мила была ранена, потом еще раз, когда их вывозили на поезде. Раненых детей сняли с поезда – и забыли. Их подобрали наши отступающие солдаты и на руках принесли в город. Но там ее особенно не ждали.
Отца Милы, инженера-электрика, забрали в армию в самом начале войны, младшего брата, также находившегося с яслями в пригороде, эвакуировали на восток, и вернулся он к родителям лишь в 47 г. Милина мама работала электросварщицей на Кировском заводе, делала танки. Дома бывала редко, так что Мила большую часть времени проводила одна. Рисовала – на обоях, потому что бумаги не было. Были голод, холод и темнота. От голода съела у мамы все нитки – сначала белые, потом цветные и под конец черные. Затем сгрызла карандаши – всё, кроме грифеля. Выжить ей помогли не родственники, а скорее соседи, с которыми до войны семья Милы особенно не дружила – бабушка, ее внучка и чудаковатая тетя Ксения. Мать медленно доходила и ко всему была безразлична. Младшая сестра отца заглянула как-то к Миле, предложила сходить за хлебом, забрала карточки и исчезла. Потом выяснилось, что она обменяла их на боты, которые очень хотела иметь.
Весной 42 г. Мила с матерью эвакуировались из Ленинграда и поехали в Горький, к родственникам мужа. Там их встретила та самая младшая сестра, разбросала их вещи, топча ногами и крича, что они не должны были выжить и что им здесь нечего делать. Тогда они перебрались к семье матери в Сталинград, но уже летом пришлось эвакуироваться и оттуда. Мать устроилась на плавучий эвакогоспиталь, ходивший по Волге до Каспия. Мила работала здесь же помощницей санитарки, увидев то, что и не всем взрослым-то стоит знать.
Затем – новый поворот судьбы, колхоз под Ташкентом, где жилось непросто, но хоть сытно. В Ленинград удалось вернуться лишь в 44 г. Отцу Милы кто-то сообщил (возможно, его младшая сестра), что вся его семья погибла, и он завел себе на фронте новую жену. Восстанавливать прежние отношения (он вернулся к Миле с ее матерью) было не просто.
Война очень изменила всех - и родителей, и Милу. Мать в 40 лет была беззубой старухой, Мила все время болела, отец имел свои проблемы, не вполне понятные дочери. Свои записи Мила стала вести уже после войны, в начале 50-х гг., услышав от сослуживцев отца (он остался в армии), чьи пьянки-гулянки она описывает с явным отвращением, что в блокаде жилось не так уж и плохо, не то, что на фронте, что она с матерью пороха не нюхали и не вполне заслуживают той крови, что проливали за них настоящие мужчины и женщины на войне. Случайно увидев тетради Милы с воспоминаниями, ее отец, в чьей биографии были серьезные изъяны (кажется, неправильное социальное происхождение), сильно испугался и рассердился. В принципе его можно понять - Людмила писала жёстко, прямолинейно и правдиво, называя вещи своими именами. Обвинив Милу, что она их всех доведет до тюрьмы, он изорвал эти записи. Мудрая учительница Милы посоветовала переписать и спрятать их, что та и сделала, забыв о них на 40 лет.
После войны Людмила окончила филфак ЛГУ, но работал гидрологом. Много занималась общественными делами, в частности, установкой в Лыткарино памятника погибшим летом 41 г. во время бомбежки ленинградским детям.
Отличное оформление – издание формата А4, твердый переплет, офсетная бумага. Тираж 1500 экз. Текст приблизительно поровну разделен на собственно воспоминания Милы и ее стихи, неловкие по форме и пронзительные по содержанию. Много рисунков Милы, очень детских, но выразительных.
Безусловно рекомендую всем интересующимся историей Великой Отечественной войны. Лучше читать полный текст, но для общего представления подойдет и адаптированный.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Данная книга является образцом качественного издания документальных источников. Дневниковые записи Л.Маргулиса, начатые в первый день войны и доведенные, с разной степенью регулярности, до прорыва блокады весной 1943 г., обстоятельно прокомментированы А.Н. Крюковым, не просто разъяснившим те или иные не понятные современному читателю реалии, но и дополнившему рассказ Маргулиса своими собственными воспоминаниями о блокаде, и А.С. Романовым, сопровождаются дополнительными материалами, в том числе и ранее не публиковавшимися (документы Радиокомитета, письма и заметки современников и знакомых Маргулиса), а также проиллюстрированные разнообразными фотодокументами. Таким образом, 130 стр. дневников Маргулиса дополнены 160 страницами дополнительных текстов и примечаний. Кроме того, имеются вводная и заключительная статьи. В общем, именно так и надо оформлять издание любых текстов.
При этом книга сделана не как академическое, а как научно-популярное издание, и ориентирована на широкого читателя, возможно и старшеклассников.
Хотя о блокаде в последние годы выходило много различной литературы (что очень хорошо), но данная книга, став голосом из хора, как пишет один составителей, в этом самом хоре не затеряется. Дневник Маргулиса, детальным образом описывающий его жизнь в самый трудный для осажденного Ленинграда период – зиму 1941/42 г., когда умерла основная масса ленинградцев (в частности, в Большом симфоническом оркестре, где работал Маргулис, к весне 42 г. умерло 27 человек – почти треть состава), напоминает хорошую психологическую прозу. Автор фиксирует всё и вся, что видит и чувствует – «пишет, как дышит», излагая события, мысли, чувства без малейшей деланности, не беспокоясь о чужом мнении. Это не для истории, а для себя «книга для записей карандашом», как написано на первой части его дневника, и читать эти записи и тяжело, и нужно.
Всячески рекомендую это добротное по оформлению и искреннее по содержанию издание всем, кто интересуется историей Великой Отечественной войны и вообще жизнью нашей страны в 40-е гг. Не пожалеете. Скрыть

Леонид Иванович Бородин (1938-2011) — человек затейливой биографии. Причем часть этой затейливости стала результатом его собственного выбора, часть — следствием обстоятельств, от него не зависящих. О чем-то (меньшем) можно узнать из рассматриваемой здесь книги, о чем-то (увы, большем) он рассказывать на страницах данного издания не стал.
Сын расстрелянного в год его рождения учителя, основная вина которого заключалась, судя по всему, в его происхождении, вырос на Байкале, и на всю жизнь сохранил к этим местам страстную любовь. Мать и отчим были учителями, но Леня Бородин выбрал себе другой путь, поступив в школу милиции, однако удержаться там не смог, и это понятно, учитывая его будущую биографию.
Потом был истфак Иркутского госуниверситета, участие в незаконной студенческой политической организации, исключение из вуза и комсомола. Затем "окунание" в мир рабочего люда (рабочий на железной дороге, бурильщик на ГЭС, шахтер на руднике). Последнему этапу его жизни посвящена, на мой взгляд, лучшая часть этой книги, особенность которой не могу не отметить сразу. Это очень странная автобиография: она не последовательно хронологична, автор рассказывает о том, о сем, на чем-то задерживаясь, что-то (на его усмотрение, без каких-либо объяснений) пропуская. Вообще кажется, что это набор каких-то отдельных текстов, смутно связанных друг с другом не сюжетом, а личностью автора.
Узнав получше жизнь простого народа, Бородин возвращается в свою среду — окончив пединститут, работает в 1960-е гг. учителем, директором школы (сначала в Бурятии, потом в Ленинградской области). Готовится к аспирантуре в Ленинграде, одновременно становится участником настоящей, без дураков, антисоветской подпольной организации. КГБ эту организацию раскрывает (возможно, ведет с самого начала), Бородин попадает на шесть лет в лагерь. Ни о суде, ни о следствии вообще ничего не пишет, да и про лагерь немного, хотя явно было что поведать (Дубровлаг в Мордовии, Владимирская тюрьма).
После отсидки почти десять лет вел жизнь вполне типичного диссидента: на работу временами не мог устроиться совсем, жил впроголодь, писал стихи и прозу, печатался за границей, где приобрел определенную известность, но власти до поры до времени его пасли, но не трогали (были отдельные, почти забавные, случаи, о которых Бородин сам рассказывает с большим юмором). Вот эти его качества – стойкость и неозлобистость – кажутся мне очень симпатичными.
Заняв национал-патриотическую нишу, если можно так выразиться (очень тесно общался в И. Глазуновым, Шафаревичем и др.), жил в Москве, а также где придется (последний раздел книги очень поэтично повествует о его пребывании вместе с женой в качестве сторожа Байкальского зверопромхоза в 1970-е гг.). В 1982 г. за свою литературную и общественную деятельность (помогал спасать сибирские леса от бездумных порубок) получил десять лет тюрьмы и пять лет ссылки, но в 1987 г. был помилован Горбачевым, хотя не просил об этом. О своем втором сроке опять рассказал немного и выборочно.
Дальше – уже неинтересно, если честно. С 1990 по 2011 г. работал в журнале "Москва", почти всё время его главным редактором. Об этом говорит, опять же, избирательно, скажем, 100 стр. третьего раздела отданы под подробное описание событий начала 1990-х гг., почти публицистического характера, рассуждения о прошлом, будущем и настоящем России. Хорошо, но многословно написанная работа, где автор не итоги своего жизненного пути подводит, а продолжает спор, тянущийся уже несколько десятилетий, словно ему прежних книг и страниц собственного журнала не хватило… Для протокола отмечу, что произведения Бородина были неоднократно отмечены разными литературными премиями (в том числе «Большая литературная премия России» Союза писателей России (2004) за книгу воспоминаний «Без выбора»). Наверное, все эти премии были присуждены Л.И. Бородину за дело, но желания познакомится с ними после прочтения этого труда у меня не возникло.
Честно, я бы сократил эту книгу на 80%, оставив лишь чистые воспоминания, без всяких чуднЫх вещей (см. скан стр. 256-57). Не удивительно, наверное, что тираж в 5000 экз. так и не разошелся с 2003 г., хотя отдают почти бесплатно. А ведь оформлено издание отлично: офсетная бумага, твердый переплет, две вклейки с иллюстрациями хорошего качества.
На мой взгляд, личности самого автора в этой книге оказалось так мало, что знакомится со всем остальным, им предложенным, было скучно. Будь это хотя бы история диссидентского движения его глазами, та ведь и этого нет. Посему рекомендовать этот не совсем понятно о чем труд я не берусь, выбирать жемчужины из общей массы текста — занятие на любителя, а таковые, пожалуй, его уже прочитали…

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть