Не могу не похвалить издательство Кучково поле, выпускающее том за томом воспоминаний деятелей русской революции и Гражданской войны, забытых, как и их труды. Вот и это издание стало ценным пополнением моей уже немаленькой коллекции мемуаров и дневников о событиях конца 19 – начала 20 в.
Автор рассматриваемой книги — князь Владимир Андреевич Оболенский (1869-1950) — по отцу из Рюриковичей, но проигравшего большую часть своего состояния, так что семья считалась бедной. Мать, в которую был влюблен Лев Толстой и чьей руки тот добивался, получив отказ, открыла для заработка частную женскую гимназию, где, среди прочего, училась Н.К. Крупская. Окончил естественное отделение физ-мат факультете столичного университета, где увлекся левыми идеями. Недолгое время служил в Министерстве земледелия, но потом ушел в земство. Там В. Оболенский познакомился с социал-демократами, такими как Мартов и В. Ульянов (будущий Ленин), вступил в РСДРП, участвовал в организации газеты «Искра». Но либералы были князю симпатичнее и в 1905 г. он примкнул к кадетам, был избран от них в первую Госдуму, стал позже членом ЦК. Впоследствии так и занимался общественной деятельностью, побывав даже в тюрьме, после 18 г. — уже нелегально, участвуя в борьбе с большевиками. Последние годы перед эмиграцией в 1920 г. жил в Крыму, где наблюдал все прелести революционной лаборатории, от обысков красных до беззаконий белых. Уезжать не собирался и это решение стало трагедией его жизни. За границей так же участвовал в общественном движении, много писал. Его материалы выходили даже в СССР. Над полноценными воспоминаниями работал в 30-е гг., по памяти. Впервые полностью они были изданы в Париже в 1988 г. В данном издании они печатаются по рукописи.
Тексту воспоминаний предшествует хорошая обстоятельная статья К.Л. Соловьева. Ему же принадлежат постраничные примечания, но их немного, да и выбор их не всегда понятен: то комментатор объясняет, что Гоби — это пустыня, то на несколько страниц (!) рассказывает о «Союзе освобождения» (с. 104-107). Иллюстраций нет, даже портрета Оболенского, хотя он существует. В конце второго тома имеется именной указатель.
Очень интересен рассказ о детстве князя, особенно о жизни в деревне, еще интереснее — об университете. Замечательные портреты Менделеева и Лесгафта, как и другие материалы, демонстрируют недюженный беллетристический талант автора.
Очень любопытна та часть воспоминаний, которая посвящена работе Оболенского в земстве. Долгая жизнь в провинции, общение с крестьянами и помещиками помогли князю избавиться от народнических идей, расстаться с идеалами общинного быта, характерными для просвещенных людей его времени. Однако, приняв сторону марксистов, поклоняться новому идолу — пролетариату — наш Рюрикович не стал.
Страницы воспоминаний Оболенского полны отличных портретов самых разных людей, с которыми пришлось общаться князю на протяжении его жизни, от Ленина и Милюкова до ген. Слащева и Врангеля.
Полон нетривиальной (хоть и избыточной, на мой взгляд) информации о жизни князя и его семьи в Крыму в начале века. Вообще, в этих записках содержится множество разнообразных и очень любопытных фактов и наблюдений, колоритных заметок времен Гражданской войны.
Судя по всему, князь Оболенский был очень порядочный и интеллигентный человек, без позы и не на публику работавший за идею, готовый помочь практически любому человеку, даже несимпатичному ему, что он неоднократно доказал во время Гражданской войны.
Весьма рекомендую это издание всем интересующимся историей нашей страны в конце 19 – начале 20 в.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Это и в самом деле очень необычная книжка. Если вторая часть — дневник Ольги Трапезниковой — довольно распространенный дневник молодой девушки предвоенной поры, аналог которому (по форме и содержанию) встречается вполне часто, то первая часть — дневник Бориса Штейнфаса – на мой взгляд, уникальная вещь.
Но обо всем по порядку. Жила-была в начале 20 в. одна питерская семья Штейнфасов. Судя по фамилии, немцы. Вроде бы первое упоминания о Штейнфасах относится к 15-16 вв., были они знатными людьми из Пскова. Но это не наш случай, поскольку папенька автора был настоящий пролетарий. Сколько у него, скончавшегося от чахотки в начале века, было детей, мне неведомо, но точно были сыновья и дочери. Старший сын в годы Гражданской войны служил у красных в кавалерии (его жизнь подробно описана братом), младший, Борис (1910-?), пошел по отцовским стопам и стал рабочим. Оба не оставили бы никакого следа в истории, увы, если бы не Борис, уже после войны написавший воспоминания о своей жизни. От них сохранилась только одна часть, описывающая события начала 1920 – середины 1930-х гг. Когда Штейнфас писал свои записки, для кого, сколько всего написал, у кого они хранились, кому достались, судьба автора — ничего не известно. Но взяли же где-то эти материалы составители этого сборника и авторы комментариев и вводной статьи Н.М. Куренная, д.ф.н., и Т.В. Волошина, д.и.н.?! Не хочется думать, что на помойке нашли. В небольшой вводной статье об этом ровным счетом ничего не говорится.
В отличие от них сам Штейнфас говорит и очень подробно, о быте, культурной жизни города, одежде, еде, занятиях горожан (в первую очередь молодежи), ее учебе, работе, увлечениях, досуге. Среди действующих лиц популярные артисты и спортсмены, удачливые карточные шулеры и воры, сбившиеся с пути девчонки и ловкие сводни, кадровые питерские рабочие и учащиеся фабзавуча… Особое место в воспоминаниях уделено представителям не типичных и не передовых биографий той эпохи, вроде героев труда, а как раз наоборот — преступного мира, всякой шпаны. При этом все эти персонажи взяты были из реальной жизни, многих из них Штейнфас знал лично.
Выросший на рабочей окраине, чье детство пришлось на войны, мировую и гражданскую, и революцию, Борис, хоть и окончил школу (потом ушел в ФЗУ на токаря), на всю жизнь остался малограмотным человеком. Авторы оставили без исправлений его правописание, посмотрите, это очень любопытно.
Было очень интересно почитать о жизни советских школьников начала 20-х гг., о первых пионерских отрядах, где состоял Борис. Это весьма редкий документ, написанный участником и очевидцем тех событий. Описано всё это изнутри, человеком убежденным в правоте свершающихся преобразований. Это тот слой, что был ничем до революции, и, по-хорошему говоря, ничем и остался, но имел претензии и идеи. Принадлежащий к низам общества, Б. Штейнфас стал той частью общества, в сторону которой новые власти делали постоянные реверансы. Возможность подняться наверх у него была лишь по общественной линии, но к этому не было, видимо, ни склонности, ни способностей.
Мир, описанный Б. Штейнфасом, мы знали с другой стороны — из литературы. Уголовники и шпана, с которыми дружил Борис, ставшие в тюрьмах и лагерях врагами разных контрреволюционеров, были описаны ими в своих воспоминаниях. Жизненные пути этих будущих зеков начинались, в том числе, на Колпинской стороне, где вырос Борис.
Об этом существует разнообразная литература того времени, но преимущественно художественная, в отличие от рассматриваемой книги, где всё подлинно и первично.
Ольга Трапезникова (1922-2014), племянница Б. Штейнфаса, оставила небольшой дневник за 1938-39 гг. Его содержание — это школа, общение со сверстниками, туристические походы, литературные вечера, занятия спортом, посещение кино и театра, танцы… Написано всё это гораздо более грамотно, но пустовато. Рассуждения молоденькой и не очень хорошо разбирающейся в жизни барышни любопытны, но не особенно. Тем не менее, это отличный памятник своего времени, полный тогдашних штампов и стереотипов, выражающий распространенные настроения тех лет.
Отдельные фрагменты этого сборника были опубликованы в журнале «Живая старина» (№ 4 за 2016). В полном объеме изданы впервые.
Отмечу хорошее оформление. Во второй части есть несколько фото. Комментариев, на мой взгляд, недостаточно.
Весьма и весьма рекомендую всем интересующимся «низовой» культурой нашей страны первых послереволюционных десятилетий.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Регулярно читаю воспоминания узников ГУЛАГа, в частности, в серии Memoria издательства «Возвращение». Очередным приобретением стала книга Виктора Яковлевича Рубановича (1916-).
Его жизнь и судьба и типичны, и исключительны какк для его сверстников вообще, так и для таких, как он, сидельцев.
Родившись и выросши в обычной советской семье, в 1935 г. поступил в Московский архитектурный институт. Политикой, как сам пишет, никогда не интересовался, был обычным советским студентом, ни лучше, ни хуже других. Разве только был, возможно, по молодости, наивнее и честнее прочих.
Во время одного собрания он выступил против двух неуспевающих студенток пролетарского происхождения, обвинивших своего сокурсника, не помогавшего им в учебе, в политических грехах. Рубанович, которому этот студент был, как он пишет, несимпатичен, посчитал непорядочным смешивать учебу с политикой, и сообщил об этом вслух.
Данный эпизод вскоре лег в основу дела о некоей террористической организации студентов МАИ, по которому Рубанович был осуждён Особым совещанием на пять лет ИТЛ. Сначала отбывал заключение в Воркутлаге, где строил железную дорогу. Там надорвался, превратился в «доходягу» и был переведен на лесозаготовки в Печоре, где был признан окончательно негодным к физическому труд (туберкулез) и с 1938 г. пребывал на инвалидном лагпункте Адак. Подлечившись, работал там на кирпичном заводе до 42 г.
Каким-то чудом (видно, его дело совсем уж халтурно было слеплено) оказался — во время войны, когда «политиков» вообще не выпускали! — освобождён в 1942.
Поработов недолгое время в одном из сельских раойнов Татарии, был призван в армию, где служил около года нестроевым в госпитале.
Как бывший студент-недоучка, по распоряжению советского правительства — опять же, бывший (нереабилитированный) антисоветчик, да во время войны! — вернулся в Москву заканчивать МАИ. В 47 г. был распределен в Кишинев, но здесь власти уже были более внимательны и в 48 г. выслали его (правда, не сослав на вечное поселение, не отправив как «повторника» в лагерь) в Иваново. Здесь (а потом в Костроме) В.Б. Рубинович жил и работал по специальности до амнистии в 1953 г., после чего перебрался в Горький (навсегда).
Здесь встретил в 1956 г. реабилитацию, много работал как реставратор, стал писать воспоминания.
В виде отдельных рассказов они выходили в разных сборниках в 1990-2000-х гг. Отдельной книгой выпущены в этом издании.
Книга получилась хорошая, как с точки зрения оформления, так и содержания. Твердый переплет, офсетная бумага, к сожалению, никаких фото. Есть опечатки.
Содержательно — это не самая сильная книга о том времени из прочитанного мною, но хорошая и честная. Автор, испытавший самое разное в своей жизне, в лагерях скорее приобрел, нежели потерял. В частности, встретил множество порядочных людей, причем как среди начальников и охранников, так и зеков (даже уголовников). Книга его — это во многом сборник портретов этих людей, не всегда соединенных хронологической канвой. Отсюда периодические повторы содержания.
Не назову эту работу обязательной для чтения, но всё же буду рекомендовать ее, потому что любой такой жизненный опыт и неповторим, и бесценен, а память о нем — часть нашей общей культуры, выражаясь пафосно.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Иван Федорович Наживин (1874-1940) — конечно, никакой ни «один из крупнейших писателей русской эмиграции», как сказано в аннотации. Эдак подумаешь, что он вместе с Буниным, Набоковым и Цветаевой в школьный учебник вошел, и удивишься, не найдя его там.
И.Ф. Надеждин, при всем к нему уважении, относится к творцам даже не второго, а третьего плана (не потому, что он был плох, а потому что на первом-втором плане больно сильная конкуренция тогда была). Он забыт сегодня, и забыт справедливо — творчество его не пережило и Второй мировой войны, будучи вполне заслуженно стерто временем.
А вот биография у Ивана Федоровича вышла такая заковыристая, пути-дорожки он такие прошел, что не у всякого рецидивиста-авантюриста увидишь, а увидя, изумишься.
Родившись в семье крестьянина, разбогатевшего на торговле лесом и ставшего купцом, Надеждин по папеньконому пути не пошел, подавшись в литераторы (первый рассказ опубликовал в неполные 16 лет). Путешествовал, писал о низах, издал несколько сборников рассказов, славы М. Горького не заработал, наоборот, критика его поругивала (за отсутствие яркого таланта). Увлекшись учением Толстого, известность также заработал сомнительную (один из критиков назвал очерк о толстовских писаниях Наживина «Ушибленный Толстым»).
Уехав за границу (средства позволяли), вернулся на родину только в 1916 г.
Еще в начале 20 в. разочаровавшись в народничестве, революцию 17 г. встретил враждебно. Проведя год в деревне под Владимиром, уехал в конце 18 г. на белый юг (Киев, Одесса). Сотрудничал с антибольшевистскими силами (Деникин, Врангель), с ними же покинул Россию, уехав в Болгарию, Германию, а со временем в Бельгию.
Здесь много печатался, в основном о недавно пережитом (несколько «беженских романов»), выпустил трехтомник о Распутине, изобразив в нем историю революции в России. Его книги были довольно популярны, переводились на европейские языки, вызывали хорошие отклики (и много ругани). Тогда же выпустил и свои воспоминания «Записки о революции» (1921), всё с резко антикоммунистических позиций. Позже переходит к историческим романам широкой тематики (от апостолов-евангелистов до Степана Разина). Написал в итоге много – собрание сочинений аж в 40 тт.
Свое место найти не смог — правые помнили его как «левого анархиста», левые как белого пропагандиста. Как результат, Надеждин обращает свой взор к СССР, пишет к Сталину с просьбой принять назад как «старого литературного спеца», предоставить советское гражданство. Ему даже не ответили.
Эти метания слева направо и снова налево, как правило, не симпатичны и не внушают уважения. Но как свидетель тех метаний, через которые прошла Россия в начале 20 в., Надеждин оказался очень интересен: наблюдателен, остроумен, мудр, печален. Без всяких церемоний описывает глубину нравственного падения русского мужика, которого он когда-то идеализировал. Резко пишет о безобразиях, творящихся в белом тылу. О большевиках тоже пишет, но больше о тех, кого сам видел – перекрасившихся интеллигентах, солдатах и матросах, упивавшихся вседозволенностью, крестьян, обманутых левыми речами, а на самом деле всегда бывшими монархистами.
Читать его воспоминания очень любопытно: он хорошо показал русскую деревню в начале революции, южные губернии во время Гражданской войны, тонко, с юмором, замечательно с литературной точки зрения описал множество встреченных им за время странствий (а мотался он один и с большой семьей много) персонажей — от князей и министров до простых казаков и солдат. Книга его полна характерных для того времени слухов и разговоров, особенно с интеллигентами, также, как и он, переживавшими внутреннюю драму и смену убеждений. Какие-то вещи он рассказывать не стал из-за внутренней цензуры, а жаль. Во второй половине воспоминаний у Надеждина появляется публицистика и журналистский тон, чем несколько портится общее впечателение от книги.
Предложенная современному читателю книга воспоминаний Надеждина «Записки о революции» отражает характерные особенности данной серии издательства «Кучково поле»: есть обстоятельное введение А.В. Посадского, именной указатель, но нет ни одной иллюстрации и ни одного примечания (а их нужно много).
Весьма рекомендую всем интересующимся историей русской революции как ценное добавление к общему корпусу документальных свидетельств о русской катастрофе.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Автор этой любопытной книги, Константин Ильич Соколов (1971-), с выбранной им темой хорошо знаком. Окончил истфак Тверского госуниверситета, работал журналистом, рекламщиком, теперь большой начальник в правительстве Тверской области. В 1999 г. К. Соколов защитил кандидатскую диссертацию под названием «Противостояние народа и власти в российской провинции после Октябрьской революции, 1917-1921 гг. На материалах Тверской губернии». Третья глава этой диссертации посвящена антибольшевистскому крестьянскому движению. Как автор признается, именно на собранных тогда материалах и была создана рассматриваемая книга (но без учета открытых с того времени архивов).
О чем она? Рецензент DS очень емко охарактеризовал ее, но содержание, да и оформление позволяют развернуть описание этого любопытного издания.
Немного об оформлении. Стилистически Центрполиграф взял за основу научно-популярную серию издательства Наука еще советских времен, только качественно вышло хуже – склейка держится не очень, шрифт смазывается. Действительно, на вклейке дан набор ч/б фотографий, в основном хорошего качества. Ожидать увидеть здесь портреты участников крестьянских протестов было бы странно, автор пишет о массовости внесудебных расправ и плохом состоянии (и документообороте) архивных материалов тех лет. Хорошие фотографии крестьян появятся позже, когда начнется массовая коллективизация (и столь же массовый крестьянский протест). Имена остались, и то отлично (Соколов указывает, что и с этим была путаница). Кстати, посмотреть на лица палачей тверских крестьян было любопытно…
Добавлю, что в издании о Тверской области было бы неплохо дать карту этой области.
Теперь о содержании. Чем интересен представленный в здесь материал? Тем, что в отличие от многих работ, где затрагиваются всероссийские масштабы, он ограничен одним регионом. Расположенная между двумя столицами, Тверская губерния была довольно характерна для европейской части России: земли мало, она неплодородна, население значительно, много отходников, работавших в крупных городах, немало городов с вполне продвинутым, но не очень многочисленным пролетариатом, немало дворян, купцов и духовенства. В общем, настоящий коктейль, давший много примеров жестокого противостояния в годы братоубийственной революции и гражданской войны.
К. Соколов сосредоточился на рассмотрении именно эмпирического, т.е. фактического материала, что, в общем, хорошо (конкретики часто не хватает), но, на мой взгляд, это было сделано несколько в ущерб обобщению по массе этих фактов и привело к сужению темы. Автор смог последовательно (прежде всего, хронологически) и систематически рассмотреть различные формы протестного движения тверских крестьян: от мелких стычек жителей деревень с комитетами бедноты и большевистскими ячейками до крупных восстаний, в том числе т.н. «зеленой армии» (состоявшей в основном из дезертиров). Сразу подчеркну, что реально массовых выступлений в Верхневолжье не было — ни по масштабу (количество участников, охват территории), ни по продожительности. Тверским повстанцам было далеко до тамбовцев…
При этом автор старается показать массовую психологию крестьян, характер отношений власти и народа в это время. Хорошо видна стихийность, отсутствие вождей, хаотичность и неподготовленность большинства выступлений. Как правило, крестьяне терпели, пока на них не начинали давить и зверствовать (об этом автор пишет много и с удовольствием). Тогда толпа взрывалась, била (часто смертным боем) комиссаров и коммунистов (см. скан стр. 130-31), крушила и жгла (где можно, разбирала по домам) имущество и символы советской власти, потом успокаивалась и разбегалась, когда прибывали карательные отряды и начинали мстить: арестовывать, пороть и убивать.
Автор четко пишет: идеальной ситуацией для крестьян было безвластие, точнее, та политика «вся власть на места», которую большевики проповедовали первое время после переворота (когда можно было грабить помещиков, спекулировать и ничего за это не было). Царя назад никто не хотел. Если мужиков не трогали, не трогали никого и они. Как только власть в лице комбедов, продотрядов и прочих революционных элементов начинала забирать хлеб и скот в города, а крестьянских сыновей в армию, то рождался бунт. На идеологическую высоту крестьяне редко поднимались, но формулировали всё верно: эта власть только берет и ничего не дает, нечего ее поддерживать и ей подчиняться.
К сожалению, как я писал, действительно ОГРОМНЫЙ пласт переработанных автором первичных материалов (архивные документы, СМИ тех лет, воспоминания и т.п.) показал происходившее несколько неполно и искаженно. Во-первых, преобладание местных фактов при отсутствии общей канвы лишает повествование стержня: К. Соколов постоянно говорит о противостоянии тверских крестьян тверским же властям, но политика Советской республики, происходившее в центре и на фронтах мало отражены в книге, как будто Тверь висела в воздухе. Какие законы принимались, как они реализовывались — не вполне ясно. Во-вторых, какие-то группы населения оказались совершенно не затронуты или только упоминаются: горожане в целом (хотя в своей диссертации автор в основном о протестном движении тверских рабочих и служащих и пишет), духовенство, дворянство, представители иных, кроме большевиков, политических партий. Практически нет информации о голоде 1921-22 гг., изьятию церковных ценностей 1922 г. Все эти сюжеты имеют прямое отношение к теме исследования К.Соколова, который имел полное право проигнорировать их, но должен был, на мой взгляд, как-то обговорить это (во введении, напр.). В-третьих, авторский стиль, в отличие от диссертации, излишне публицистичен, что порой звучит диссонансом.
При этом в незнании автором правил оформления научных исследований никак не упрекнешь: есть хронологическая таблица, список сокращений (неполный), обстоятельные примечания.
Если я и придираюсь, то потому, что книга эта мне понравилась, и я рекомендую ее всем интересующимся историей гражданской войны.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть