Ирма Кудрова известна прежде всего своими книгами, посвященными жизни и творчеству Марины Цветаевой. Но в ее собственной жизни было еще много чего, и Цветаева, как бы она не была ею увлечена и поглощена, являлась лишь частью судьбы И.В. Кудровой.
Как пишет сама Ирма Викторовна в предисловии к своим воспоминаниям, “Я прожила долгую жизнь, не чересчур богатую внешними событиями и приключениями… Но не помню времени, когда внутренняя моя жизнь надолго замирала… И мне было интересно вспоминать: восстанавливать (хотя бы по принципу мозаики) кусочки гостевания на этой планете. Мне захотелось увидеть, какую тропинку я протоптала и в каких обстоятельствах”...
Эта тропинка тянется с довоенных времен до Горбачева. Начав с первых детских воспоминаний о жизни в Ленинграде (школа, дача, первые влюбленности – их было много и потом, хотя вообще о своей личной жизни говорится довольно скупо, наверное, потому что она была не вполне удавшейся), Ирма Викторовна переходит к эвакуации в Омск (в ее памяти сохранилось довольно много деталей о ее детстве), а после уже рассказывает скорее выборочно о послевоенной жизни в Ленинграде, где ее отец до «ленинградского дела» был довольно крупным чиновником, учебе в университете, обучении в аспирантуре и работе в Пушкинском доме. За этим последовала долгая и очень интересная редакторская работа в журнале «Звезда», а потом, когда занятия Цветаевой стали основным содержанием жизни, уход на вольные хлеба.
370 стр. от общего объема книги занимают собственно воспоминания, еще 90 стр. – отдельные воспоминания об отдельных людях.
Стержневой сюжет книги – это повествование о том, как Ирма Кудрова столкнулась с Цветаевой и стала изучать ее жизнь. Именно благодаря (долгое время совершенно бескорыстным) усилиям Кудровой оказались сохранены многие воспоминания лично знавших Марину Цветаеву людей, еще живых в 1960-70-ее гг. И.В. Кудрова стала первым исследователем творчества Цветаевой, кто изучил ее жизнь после эмиграции из Советской России, а потом получил доступ к архивам спецслужб, опубликовав материалы из следственных дел С. Эфрона и Ариадны Цветаевой.
Ирме Кудровой посчастливилось встретить многих интересных людей – писателей, диссидентов и прочих представителей преимущественно ленинградской интеллектуальной элиты. К сожалению, очень часто, вспоминая о тех или иных встречах, она признается, что совершенно не помнит, о чем они общались, но было здорово…
К этим же минусам отнесу довольно много современных оценок того времени, этакого морализаторства, каковое всегда портит общее впечатление от любых воспоминаний.
Но есть очень интересные детали, не попадавшиеся мне ранее – скажем, она рассказывает, как ее друзья, вроде бы вполне либерально настроенные люди, праздновали снятие Хрущева, поставив на столе портреты Брежнева и Сталина.
И.В. Кудрова пишет и о своих визитах в «Большой дом» - здание КГБ в Ленинграде, вызванных ее знакомством с тогдашними диссидентами. К счастью для нее, только допросами дело и ограничилось.
В книге имеется именной указатель, что большая редкость для такого рода изданий. Много черно-белых фото из домашнего альбома, увы, в основном плохого качества.
На мой взгляд, это исследование И.В. Кудровой оказалось слабее ее предыдущих работ: о своей жизни написала она как-то сумбурнее, что ли. О чем-то почему-то умолчала, о чем-то (не очень интересном) рассказала гораздо подробнее. О Марине Цветаевой ее книги были сделаны лучше, по-моему. После прочтения «Прощание с морокой» остается то же впечатление, как после знакомства с «Подстрочником» Лунгиной – ждал большего…
Тем не менее, это полезное и любопытное дополнение к разнообразному корпусу мемуарной литературы о жизни советской творческой интеллигенции в конце 1950 – 1980-е гг. Однако будет оно интересно преимущественно тем, кому интересно само это время.
PS. Обращу внимание, что часть тиража вышла с другой обложкой. Почему – не знаю. Но книга – одна.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Буду краток: книжка вышла хорошая, читать ее надо.
Я вообще думаю, что рецензии должны быть лаконичными. Например: «Да».
Или «Нет».
Конечно, такой отзыв может быть ценен только из уст авторитетного человека.
Поэтому разверну свою характеристику этой книги.
Кто же ее автор, Григорий Яковлевич Аронсон (1887-1968)? Был он родом из почтенной еврейской семьи (папа бухгалтер, как-то устроившийся в столице, несмотря на черту оседлости, да еще при Александре III). Вполне традиционно для еврейских юношей тех лет, он выбрал не папину скучную, но верную стезю (хотя, стань он таким же бухгалтером, прожил бы до 80 лет?), а путь бунтаря-революционера. Посему как социал-демократ (меньшевик) довольно рано отведал тюремной баланды. Но занимался Аронсон скорее просветительством, а не свержением царя, посвятив себя просвещению еврейского населения, в чем добился успеха и известности. Жил в Минске, большевисткий переворот не принял, но думал, что можно будет и дальше бороться за общепролетарское дело, в чем жестоко ошибся — большевикам такие конкукренты были не нужны, и уже летом 18 г. Аронсон был арестован ВЧК, попал в Бутырку, но хлопотами товарищей вскоре освобожден на поруки. До 21 г. его не трогали, а накануне Кронштадского мятежа вновь забрали, и он почти год мотался между Москвой и Орлом, пройдя одиночку и голодовки.
С началом нэпа большевики его, не желавшего идти на уступки новой власти, решили выслать. В начале 22 г. Аронсон через Ригу проследовал в Берлин, оттуда в Париж, а с 1940 г. – в Нью-Йорк, где и скончался.
Много видел, о многом рассказал. В частности, в 1929 г. в Берлине вышла его книга «На заре красного террора», которую «Кучково поле» и предложило читателям. Это действительно хорошо написанная книга, повествующая о пребывании Аронсона в советских тюрьмах в 1918-22 гг. Лучше всего Аронсон пишет о том, что знает, слухов почти не передает, поэтому впечатление его книжка оставляет сильное. Конечно, жизнь социалиста, особенно меньшевика на заре советской власти была не сахар, но всё же это не сравнить с другими категорями советских заключенных. Среди большевиков у них было много товарищей, заступников, западные социалисты за них хлопотали. «Политики» сидели в отдельных корпусах, с уголовниками не смешивались, чекисты с ним обходились гораздо более вежливо и шли на разные уступки, о чем Аронсон подробно рассказывает. Это всяких там графьев и золотопогонников к стенке ставили без всяких церемоний. Так что тюремный опыт Аронсона весьма интересн, хоть и не ужасен, о чем могут поведать многие другие узники тех лет (а еще больше никогда поведать не смогут).
Были у него еще три любопытных мемуара: «Революционная юность. Воспоминания. 1903—1917» (1961), «Россия накануне революции» (1962) и «Россия в эпоху революции: Исторические этюды и мемуары» (1966). Все они вышли в Нью-Йорке. Почему их не переиздало «Кучково поле», не знаю.
С точки зрения оформления издание получилось не очень: небольшое предисловие историка Д.Зелова, ни примечаний (а они нужны), ни иллюстраций. В конце в виде приложения Аронсон дал фрагменты из знаменитой «Красной книги ВЧК», тогда запретной, а в наше время неоднократно изданной.
Рекомендую как добротный образец мемуарной прозы об одной из сторон революции и Гражданской войны.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Авторы этой книги — Михаил Юрьевич Литвинов, канд. юр. наук, и Михаил Юрьевич Крысин (интересно, по какому принципу они стали соавторами?), доцент кафедры иностранных языков Пензенского госуниверситета архитектуры и строительства, канд. ист. наук — оба уже не новички в данной теме. Они опубликовали не одну работу по истории Прибалтики в 1930-40-е гг. (в частности, у М.Ю. Крысина вышли три монографии: «Прибалтика между Гитлером и Сталиным. 1939-45» (2004), «Латышский легион СС: вчера и сегодня» (2006 г.) и «Прибалтийский фашизм. История и современность» (2007)), так что их совместное обращение к рассматриваемой теме достаточно органично. Другое дело, насколько им удалось раскрыть эту тему.
Понятно, что материала для новой работы у соавторов было уже вполне достаточно. Не берусь говорить с полной уверенностью, но часть прежних работ М.Ю. Крысина легла в основу его очередного труда.
О чем он? Данное исследование состоит из пяти неравномерных глав. Первая, объемом в 40 стр., содержит общую характеристику Латвии в 1918-41 гг.; вторая, объемом чуть менее 80 стр., рассказывает о деятельности германских спецслужб в Латвии накануне Великой Отечественной войны (1940-41 гг.). Третья, самая объемная, повествует о работе последних в оккупированной Латвии (1941-44 гг.). Четвертая, на протяжении 60 стр. описывает Курляндский котел (1944-45 гг.). Наконец, пятая, завершающая, объемом в 75 стр., говорит о латышских «лесных братьях» в период с 1945 по 1956 г. Т.е. большая часть книги — действительно о периоде Второй мировой войны, как заявлено в названии (поскольку в качестве контрагентов латышских националистов там указаны немцы).
Материал внутри книги излагается хронологически и тематически – по организациям нацистов и националистов.
Это вполне научная работа — с введением и заключением, примечаниями (на 120 стр.). Списка литературы, правда, нет. Нет и карты, что неудобно. Есть вклейка с ч/б фото разного качества и разной степени известности.
С точки зрения научного аппарата у меня есть ряд претензий. Часть объяснений в тексте (Пернонкруст, айзсарги и др.) повторяется в примечаниях. В целом по книге идет бесконечное повторение тех или иных терминов, организаций и их названий (возможно, здесь помог бы список сокращений, который отсутствует). Есть просто повторы текста – см. стр. 170 и 177.
Авторы, как мне представляется, стоят на позициях советской историографии (и даже идеологии), в частности, нисколько не подвергая сомнению старый (еще сталинский) тезис о законности и добровольности присоединения прибалтийских государств к СССР в 1940 г., лишь отмечая отдельные проблемы с этим присоединением. Эта идеологическая вторичность рассматриваемого исследования, его концептуальная заданность сказывается, естественно, и на отборе литературы и оценке фактов, разбираемых в книге Михаилов Юрьевичей.
Отмечу, что труд их основан на мощной источниковой базе, но подавляющее большинство этих источников составляют открытые русскоязычные документы. Архивных материалов, латышских и немецких данных, не так много, что несколько сужает ценность и полноту работы авторов, делая ее довольно односторонней.
В частности, значительная масса информации об антисоветских организациях в Латвии была получена в результате оперативной работы НКВД и основана на соответствующих публикациях, что накладывает известные ограничения на эти источники с точки зрения их объективности, но никаких комментариев авторы не приводят, воспринимая их без каких-либо сомнений.
Помимо этой отобранности используемых в издании материалов, даже и те, которые цитируются, не всегда сопровождаются ссылками, что затрудняет понимание происхождения цитаты.
Как безусловный плюс отмечу тот факт, что авторы приводят подробные биографических данные о различных рассматриваемых в книге персонажах.
Изложение ведется суховатым языком и будет, думается, не очень интересно широкой публике, рекомендовать которой я эту работу не буду. Данная книга рассчитана на специалистов, историков, публицистов, да еще и стоящих на идеологически близких авторам позициях. Как исследование определенной проблемы периода Второй мировой войны, рассматриваемое издание в полном объеме оригинальным не назовешь. Что касается послевоенного десятилетия, то я ждал больше фактического материала.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Иероним Иеронимович Ясинский (1850-1931) относится к числу тех когда-то многочисленных писателей-разночинцев или «писателей-демократов», каковые во второй половине 19 – первой четверти 20 в. заполняли своими творениями страницы не менее многочисленных газет и журналов, публиковали собрания сочинений, считались уважаемыми и авторитетными людьми (впрочем, только для самой «прогрессивной» публики). Писали они о «правде жизни», об «униженных и оскорбленных», провозглашали и звали «зарю будущего мира» - мира нового, справедливого. Жили они в массе своей бедно, болели, много пили, творили в спешке. Их человеческий и литературный век был не очень долог. Почти все они сегодня забыты -- и, увы, вполне заслуженно.
Почему? Из-за отсутствия полноценной политической жизни в тогдашней России творения их частенько носили публицистический характер, а сами они были скорее журналистами, а не беллетристами. Плоские образы, прямолинейные идеи, обличительный пафос, партийность (как называли раньше ангажированность) сокращали срок жизни их произведений. Сегодня многое из созданного (и популярного!) тогда воспринимается как скучное и, честно, не очень-то хорошо написанное. Редко что из трудов этих литераторов пережило их эпоху и достойно внимания широкого читателя.
В основном последнее относится к неким итоговым вещам, прежде всего – к воспоминаниям.
И.И. Ясинский и его воспоминания «Роман моей жизни» подпадает под эту категорию. Особый интерес придает его книге тот факт, что Ясинский несколько раз на протяжении своей длинной и богатой событиями жизни менял свое кредо и переходил из одного лагеря в другой.
Сын польского помещика, сосланного за участие в восстании 1831 г., он рано посвятил себя журналистике. Печатаясь изначально в киевских изданиях, он постепенно от стихов, очерков и научных заметок либерально-демократического характера перешел к рассказам и повестям. Его творчество поддерживает Салтыков-Щедрин, печатая в своем журнале. Однако Ясинскомустало тесно в этих рамках, он начинает увлекаться т.н. «чистым искусством», без всяких там «тенденций». Его печатают уже все больше в столицах – а пишет он много, в том числе и «патриотические», а потом и просто контрреволюционные романы.
В конце 1890-х гг. Ясинский становится редактором различных журналов, печатая других и продолжая печататься сам. Несмотря на возраст, отдает дань новомодному символизму.
В 1917 г., лишившись привычного образа жизни, Ясинский не теряется, а переходит на сторону победителей, выступает с лекциями, пишет, редактирует, учит молодежь – и всё в новом, пролетарском духе. В 1918 г. даже вступает в партию большевиков. Незадолго до смерти (в 1926 г.) завершает и печатает свои воспоминания, правда, в сильно сокращенном виде.
Вот такая биография – от Николая I до Сталина через Николая II, от Белинского и Гоголя через Толстого, Достоевского и Чехова до Пролеткульта.
Современники, понятно, Ясинского не любили. Он их тоже. Этому способствовало то, что прототипами героев Ясинского часто становились литераторы, которых он зло и вульгарно, без соблюдения должной литературной меры, пародировал.
Таких, как Ясинский, во время Смуты называли «перелетами». Его считали человеком бесчестным, ренегатом, лицемером, меняющим убеждения как перчатки, не верящим ни во что, и стремящимся лишь к известности и превыше всего ценящим «уменье привлечь толпу». Не отрицая литературного таланта, видели в нем прежде всего беспринципность. Вот, напр., как назывались рецензии на его мемуары, вышедшие, понятно, в эмигрантских журналах: «Роман лицемера», «Непочтенные седины» и проч.
Издательство НЛО решило выпустить не только оригинальный текст воспоминаний Ясинского, но добавить к ним разные его автобиографические и мемуарные материалы. Издание получилось качественным и дает возможность составить представление о личности и творчестве этого небезынтересного, но забытого писателя.
Если говорить о ценности «Романа о жизни» Ясинского как памятника истории, то преувеличивать его не стоит – это прежде всего произведение литературы. Автор очень обстоятельной вводной статьи о Ясинском Лео Пильд подробно описывает, как своеобразно обходился Ясинский в своих воспоминаниях с фактами, переписывая не только свои более ранние мемуарные очерки, но и трактуя происходившее в угоду обстоятельствам. Но читается итоговый труд Ясинского интересно – написано эффектно, убедительно, образно.
Любопытны воспоминания Ясинского не только историкам литературы – а ведь кого только тот не знал: Гаршин, Короленко, Тургенев, Гончаров, Надсон, Лесков, Чехов, Л. Андреев! Многое в записках Ясинского пригодится для понимания литературного мира и быта России последней четверти 19 – первой четверти 20 в.
Рассматриваемое издание состоит из двух томов. Первый том включает вводную статью Л. Пильда (объемом в 40 стр.) и собственно «Роман моей жизни» (объемом в 670 стр.). Второй том идет как дополнение к первому, предлагая три приложения: мемуарные очерки Ясинского на 130 стр., его же автобиографические материалы на 50 стр., и шесть рецензий на воспоминания Ясинского (объемов в 25 стр.). Кроме этого, второй том содержит комментарии ко всем текстам Ясинского (объемом в 210 стр.) и два указателя – именной и периодических изданий. В каждом томе есть по вклейке с иллюстрациями.
Рекомендую это отличное издание всем интересующимся историей нашей страны и литературы в самый ее лучший период, понимая, что такое массивный труд (как и его цена) может многих оттолкнуть.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Революция революцией, а спецслужбы работают всегда. Вот и в начале 20 в. – старый режим свергли, а откладывать борьбу с врагами нового общества большевики не стали, создали свою охранку, к которой бывших жандармов привлекать не стали (по крайней мере, сразу), но опыт их взяли на вооружение, тем более что многие большевики имели личный опыт преследования жандармами.
Одним их тех людей, который много сделал для охраны Империи и самого царя, был Александр Иванович Спиридович (1873-1952), генерал-майор Отдельного корпуса жандармов, отвечавший в последние годы империи за физическую охрану Николая II и его семьи. Человек, безусловно, талантливый, он стал для советской власти одним из символов царского режима, заслужив почти такое внимание в научной и художественной литературе, как основатель политического розыска в России граф А.Х. Бенкендорф.
Родом из дворянской семьи, Спиридович с детства выбрал военную стезю и стал офицером, но довольно быстро предпочел иную карьеру. Жандармы в Российской империи были более привилегированной группой – более высокое жалованье, более быстрое продвижение по службе, в целом имидж таинственной и замкнутой касты.
Оказавшись в Московском охранном отделении под руководством легендарного Зубатова, усвоил азы сыскной службы, которыми пользовался и после того, как Зубатов был отставлен. Возглавив впоследствии Киевское охранное отделение, вел активную и успешную борьбу с эсеровскими террористами, был неоднократно награжден и отмечен, а также тяжело ранен. В 1906-16 гг. был начальником Дворцовой охранной агентуры, много лично общался с последним царем и его семьей.
Автор интересных начинаний в работе царских охранников – стал инициатором создания служебного собаководства, поставил своих подчиненных на лыжи.
После революции эмигрировал и закончил свою жизнь в Нью-Йорке, оставив после себя довольно богатое литературное наследие.
С детства много читавший, он и став жандармом, много внимания уделял созданию библиотек для свои подчиненных. Помимо этого, Спиридович стал первым настоящим историком социал-демократов и социал-революционеров, выпустив еще до революции 17 г. две серьезных книги о них. В эмиграции написал любопытные и информационно насыщенные воспоминания о своей жизни.
Автор рассматриваемого издания, полковник в отставке Борис Георгиевич Колоколов (19? – 2011), еще в детстве связал свою жизнь со спецслужбами, окончив Кутаисское суворовское училище НКВД СССР. Как и Спиридович, стал писать еще на службе, но плотно занялся литературой после выхода в отставку. В 2007 г. выпустил в соавторстве с Борисом Григорьевым в издательстве «Молодая гвардия» интересную работу под названием «Повседневная жизнь российских жандармов». Немало материалов по истории и практике работы спецслужб Борис Георгиевич опубликовал в «Красной звезде». Перед смертью подготовил биографии. Гапона.
Данную книгу он целиком посвятил жизни и деятельности Спиридовича. Издание получилось основательное и весьма любопытное, основанное на разнообразных, в том числе архивных источниках. Хорошо написанная, эта работа, которую я всячески рекомендую, будет полезна всем интересующимся историей нашей страны в конце 19 – начале 20 в. в целом, и особенно тем, кто хочет побольше узнать о деятельности отечественных спецслужб.
Отмечу хорошее оформление – твердый переплет, офсетная бумага, две вклейки с фотографиями, почти нет опечаток.

Как много писателей, как мало читателей… Скрыть